Сокол и цветок, стр. 48

– Милая, милая, до рассвета остался всего лишь час. Позволь мне любить тебя.– И, чувствуя сопротивление девушки, прошептал:– Тебе не нужно отдавать все до свадьбы, но, черт возьми, подари мне хоть что-нибудь!

Нетерпеливый рот прижался к ее шее, потом чучь пониже, там, где беспорядочно билось сердце.

– Нет, де Берг, не делай этого, – выкрикнула она.

– Джезмин, ты попросила меня о чем-то, и я согласился, теперь настала очередь выполнить мою просьбу.

– Ты не просишь, – прошипела она.– Никогда не просишь. Приказываешь, командуешь, берешь, только не просишь.

– Прошу, Джезмин, просил только сейчас, но унижаться и ползать на коленях не намерен. Я мужчина! – Фолкон широко развел руки.– Чего ты хочешь от меня?

– А ты готов все исполнить?

– Клянусь, – пообещал де Берг.– Так что же ты желаешь?

– Ничего, – довольно расхохоталась Джезмин. Фолкон предложил все на свете, но она отказалась.

Он едва сдержался, чтобы не ударить ее. Эта девчонка постоянно доводила его до грани насилия, жестоко испытывая терпение. Грубо схватив Джезмин, он впился губами в ее рот, ощущая боль в распухшей челюсти и желая почему-то причинить боль и ей. Жесткими, безжалостными руками он ощупывал все потайные местечки ее хрупкого тела, заглушая крики Джезмин откровенно чувственными поцелуями. Потом так же резко отпустив ее, сказал со смертельно холодной решимостью:

– Ну что ж, ты обвинила меня в том, что беру, не спрашивая... так тому и быть.

Спокойно взявшись за край выреза сорочки, он одним движением разорвал тонкую ткань сверху донизу.

– Боже, что ты наделал? Опять все порвал! Ты, должно быть, окончательно обезумел! – взвизгнула Джезмин, отбросив ногой лохмотья и инстинктивно скрестив руки на обнаженной груди.

– Я должен тебе одну сорочку и одну хорошую порку твоим же хлыстом, – процедил Фолкон, хватая кнут с тарурета.

Джезмин повернулась и бросилась бежать. Но гнев Фолкона мгновенно сменился вожделением при виде длинных стройных ножек и соблазнительных округлостей голых ягодиц. Джезмин вжалась в дальний угол, глядя на Фолкона полными страха глазами, ожидая, что тот немедленно набросится на нее с кнутом, но единственным его намерением было преподать девушке урок любви.

Фолкон снова приподнял ее так, чтобы удобнее было целовать, но кольчуга впилась в упругие груди, и Джезмин вскрикнула от боли. Фолкон рывком скинул кольчугу; послышался резкий зловещий лязг металла. Прежде чем вновь схватить девушку, Фолкон развязал тесемку штанов, так что грозное орудие вырвалось наружу. Не смея взглянуть на него, Джезмин подняла умоляющие глаза, но увидела лишь искаженное похотью лицо. Прижав ее к стене, Фолкон чуть согнул колени, чтобы вовремя поддержать Джезмин, когда он одним мощным толчком войдет в нее. Дрожь предвкушения пронизывала его с головы до пят.

У Джезмин не было иного оружия, кроме острого языка, крепких зубов и длинных ногтей... да еще ума и сообразительности. Она решила вначале применить первое:

– Меня тошнит от тебя! Грубый, бесчувственный дикарь! Собственная похоть свела тебя с ума! Ни до кого нет дела, кроме как до себя! Твой оруженосец при смерти, а у тебя в голове одно: лишь бы трахнуться!

Грязное слово, брошенное прелестной девушкой, вернуло Фолкона на землю. Джезмин сказала правду! Впервые со времен юности ему было так стыдно. Он рывком поставил Джезмин на ноги, поднял с пола кольчугу и вышел из комнаты. Джезмин врезалась в стену, ушибла бедро и, сжав кулаки, громко воскликнула:

– Клянусь Богом, де Берг, прежде чем я покончу с тобой, заставлю ползать на коленях и умолять, заставлю извиняться за каждое нанесенное мне оскорбление!

Подойдя к шатру, Фолкон услыхал неразборчивое бормотанье Жервеза и понял, что тот бредит. Он поднял полог и вошел как раз в тот момент, когда Эстелла вливала в рот раненого очередную порцию горького отвара. Острые глаза старухи мгновенно заметили покрытое синяками лицо, гневный взгляд, мгновенно ставший тревожным, – Фолкон явно беспокоился за оруженосца.

– Хорошо, что ты вернулся, – сказала она, – лихорадка скоро уляжется, и он будет насквозь мокрый от пота. Можешь помочь мне переодеть его и сменить простыни.

– Я ценю все, что ты сделала, госпожа Уинвуд, – кивнул Фолкон.

– Подрался из-за Джезмин? – без обиняков спросила она.

– Думал, что из-за нее, но ошибся.– Он пожал плечами.– Я всю жизнь сражался... выбора нет – бороться и выжить или бороться и умереть.

– Правда, что в твоих жилах течет кровь королей?

– Верно. Мы, де Берги, потомки Робера де Мортена, брата Вильгельма Завоевателя.

– Тем хуже для тебя. Плохо также, что трон ан глийских королей не перешел к человеку, подобному тебе, а вместо этого судьба наградила нас мерзавцем, дерьмом, достойным гнить среди отбросов, а не править людьми.– Старуха вздохнула.– Ах, что же, единственное, на что можно твердо рассчитывать в жизни, – это перемены.

– Будем надеяться, – не повышая голоса ответил Фолкон, – что все перемены будут к лучшему.

Эстелла удивленно взглянула на Фолкона, но тут же вспомнила, что он не наделен даром предвидения, как она сама.

– Нет, де Берг, все будет хуже, гораздо хуже, прежде чем начнет улучшаться.

Больше двух часов они ухаживали за Жервезом, обтирали его, меняли белье. Наконец он перестал обливаться потом и заснул более спокойным сном. Эстелла собрала мази и эликсиры и объявила:

– Пойду отдохну немного. Вернусь днем и наложу повязку с мазью руты.

– Эстелла, – тихо позвал Фолкон.

– Что? – спросила она, остановившись у порога.

– Когда я вернусь из Шотландии, женюсь на Джезмин и увезу ее подальше от королевского двора.

«Бедняга, – подумала Эстелла, – он и понятия не имеет, как страстно влюблен, и воображает, что может командовать и принимать решения».

– Доброй ночи, – пожелала она вслух перед тем, как уйти.

Глава 20

На следующее утро король Джон решил продолжать путешествие к границе с целью подписать мирный договор с королем Александром. Изабелла и двор должны были пользоваться гостеприимством Ноттингема до возвращения монарха. Поскольку Честер тоже оставался в замке, король перед отъездом решил поговорить с ним.

– Ранулф, насчет того небольшого дельца, которое мы обсуждали... по-моему, Изабелла уже смогла кое-что придумать. У нее неплохая голова, и к тому же она обожает секреты. Всегда планирует все, до последней мелочи. Посоветуйтесь хорошенько, и думаю, все мы в конце концов получим то, чего страстно желаем, – заявил он, подмигивая.

– Если уберешь эту чертову старую ведьму. Она – главное препятствие, – ответил Честер.

Джон предпочел оскорбиться.

– Поосторожнее, Ранулф. Госпоже Уинвуд цены нет. Я в жизни не смог бы предпринять столь утомительное путешествие без нее. Никто не может превзойти ее в искусстве врачевания. Мой лекарь по сравнению с ней – просто мясник.

Эстелла, однако, пришла в бешенство, узнав, что должна сопровождать короля. Она не выносила езды верхом и долго протестовала, жалуясь на то, что слишком стара и не выдержит пути в три тысячи миль, не говоря уже о том, что придется возвращаться. Но король и слышать ничего не хотел.

– Эстелла, не мели чепухи, ты крепче любого из нас!

У старухи не осталось иного выбора, кроме как начать укладывать травы и зелья и надеяться, что Фолкон де Берг не будет слишком подгонять караван. Сначала Фолкон расстроился, потому что Жервез не успел выздороветь, но по размышлении понял, что неплохо оставить в замке своего человека.

– Жервез, есть все основания считать, что стрела предназначалась для меня, – признался он оруженосцу.– Подозреваю, что Честер желает моей смерти. Не спускай с него глаз. Не доверяй ему – он слишком умен, чтобы довольствоваться одной неудачей. Поскольку король велел Эстелле ехать, я попрошу Джезмин ухаживать за тобой и перевязывать рану.

Оруженосец смущенно вспыхнул, и Фолкон понял, что девушка успела покорить еще одно сердце. Неужели победам маленькой ведьмы не будет конца?!