Соблазненная, стр. 53

У Тони не было сил читать дальше эротическую повесть, но она не устояла перед тем, чтобы заглянуть в «Кама сутру». Это была роковая ошибка! Картинки и наставления расплывались перед глазами. Они зачаровывали своей порочной эротикой и в то же время были сокровенно прекрасны. На первой странице она прочла следующее наставление: «Прежде чем в любовных ласках прильнуть своим телом к нему, ты должна овладеть его душой».

Повернувшись на спину, Тони уставилась в потолок. Овладеть его душой… овладеть его душой… прильнуть своим телом к нему…

Антония была в полной растерянности. Комната опрокинулась, и казалось, все уплывает из-под ее власти. Она больше не могла управлять своими чувствами, не могла бороться с ложью, в которой она жила. Ей безумно хотелось остановить время, потом повернуть его вспять, с тем чтобы не было всего, что она натворила, чтобы все стало как раньше… раньше.

Тони заставила себя дышать ровнее, успокоиться. На мгновение она упустила ход мыслей, они ускользали будто нити сквозь пальцы. Мысленно она собрала их одну за одной, крепко зажав в руке. Она справится. Ни перед чем не дрогнет.

Первое, в чем она разберется, это в своих чувствах к Адаму Сэвиджу. Она увлечена, заинтригована, но страшится своих чувств. Нет, неправда. Если бы по-настоящему страшилась, то отгоняла бы от себя греховные мысли, да и увлечение — слишком слабое, бледное чувство по сравнению с тем, что она испытывала. В то же время она знала, что это не любовь. Она не думала о нем с нежностью. Ни тебе нежных вздохов, ни несбыточных мечтаний.

Это опасный, безнравственный и, скорее всего, недобрый и развратный человек. Тони сомневалась, возможно ли накопить такое богатство, как у него, не прибегая к обману и воровству. Несмотря на все это, а возможно, благодаря этому ей постоянно хотелось быть с ним. Он действовал на нее, как луна действует на морские приливы. Она давала себе слово держаться от него подальше, а потом против воли разыскивала его, чтобы смотреть на него, слушать его, быть с ним. Неважно когда, будь то утро, день, ночь, ею вдруг овладевало это страстное желание.

Она выкристаллизовала свои мысли и чувства в одно слово — жажда. Она жаждала его. Жаждала прикоснуться к нему и ощутить его прикосновение. Жаждала целовать его и жаждала его поцелуев. Жаждала впитывать все его знания, все его умение, весь его житейский опыт. Жаждала прильнуть своим телом к нему в любовной ласке.

Господи, до чего же она запуталась. Положение было невыносимым, но нужно признать, что виновата она сама. Со вздохом подумав, что все могло быть иначе, она повернулась на бок и свернулась калачиком, чтобы унять боль.

Глава 20

Адам Сэвидж, осматривая выставленные на продажу торговые суда и отсеивая одно за другим, остановился на клипере, который, на его взгляд, должен был сочетать скорость с вместительными трюмами. Он был запущен, вероятно, его безостановочно гоняли, выжимая прибыль, а теперь, когда он изрядно поизносился, хозяин был намерен получить за него все до последнего гроша.

В трюме все еще оставался предательский запах опиума. По этой причине Сэвидж твердо решил дать только половину запрашиваемой цены. Сегодня предстояло переправить в Эденвуд купленных у принца Уэльского скакунов, поэтому он решил убить двух зайцев. Он пойдет в Грэйвсенд на корабле и, прежде чем купить, посмотрит, хорош ли он на воде.

Получив от Сэвиджа записку, уведомлявшую, что он отправляется в Эденвуд, Тони облегченно вздохнула. До чего же хорошо все складывается! Именно на сегодня она согласилась принять участие в больших гонках до Ричмонда.

Она ради шутки согласилась участвовать в гонке фаэтонов. В конце концов, победителя ждал денежный приз, к тому же в тот момент ей было море по колено, и ее не удержало даже то, что у нее не было ни фаэтона, ни лошадей. У опекуна всегда находилось все, чего ей не хватало, да и сам он поощрял ее править каретой.

Тони понимала, что нехорошо гонять лошадей без его разрешения, но, убеждала она себя, Сэвидж придет в восхищение от ее предприимчивости и смелости. Бесспорно, требовалась воля, чтобы решиться на такое, но одно лишь желание увидеть в его светло-голубых глазах не презрение, а восхищение толкало ее на любой риск.

Она крепко зажмурилась и сжала кулаки. Стремление показать себя укрепляло ее решимость.

В гонках участвовали пары. Шерри взял в экипаж Аморет, в паре с Чарльзом Фоксом ехала Лиззи Ар-мистед, и, конечно, партнершей принца Уэльского была Джорджиана. Она не была любовницей принца. В данный момент это место было свободно, потому что оставалось за Марией Фитцгерберт, у которой на Марбл-хилл в Ричмонде был прекрасный дом. Она прикинулась скромницей и удалилась из Лондона в расчете на то, чтобы Георг побегал за ней. Конечно, так оно и получилось. Поговаривали, что он ездил в Ричмонд каждый день, так что у принца было явное преимущество — он хорошо знал дорогу. Однако Тони было также известно, что все участники гонки были тяжелее ее.

Она черкнула записку Долли, приглашая ее совершить веселую поездку в Ричмонд, подписалась как лорд Антони Лэмб и отправила в театр «Олимпиан» в полной уверенности, что артисточка не упустит возможности потереться в компании Карлтон-хауза. Покончив с этим, она через Грин-парк поспешила на Стейбл-Ярд-роуд, где Сэвидж держал своих лошадей и экипажи.

Тони заколебалась, увидев сверкающий новенький фаэтон с высокими козлами. Полировка без единой царапины. Конюх, почтительно сняв шапку, сообщил лорду Лэмбу, что кузов отлакирован в восемнадцать слоев.

Легкие рысаки, которых Сэвидж приобрел для нового экипажа, отличались от крепких коней, которыми Тони правила, когда они мчались в тяжелой карете по большаку, но Тони подавила сомнения, уговаривая себя, что-кто, как не она, всю жизнь имел дело с лошадьми и что главное — «умение держаться». Она была в этом убеждена и знала, что Адам Сэвидж того же мнения.

Никогда еще ей так не хотелось стать победительницей. Не только ради того, чтобы доказать мужское превосходство своего брата, но и потому, что ей самой нужны были призовые деньги. Сэвиджа приводила в восхищение способность делать деньги. Ей не терпелось доказать ему, что не он один обладает такой способностью.

Конюх запряг лошадей цугом и вывел упряжку на Стейбл-Ярд-роуд. В свете солнца фаэтон отливал глубоким темно-красным цветом, а масть лоснящихся чистокровных рысаков в точности соответствовала цвету экипажа. Конюший кивнул головой в сторону торчащего в гнезде длинного бича:

— Кони ретивые, сэр. Не трогайте их, пока не выедете за город.

Тони понимала, что ей лишь бы управиться с поводьями а кнут так и останется торчать в гнезде. Душа в пятках, Тони вскарабкалась на высокие козлы. Проехать по улицам Лондона могло оказаться хитрым делом; выбраться бы быстрее на сельский тракт — там бояться нечего.

К ее удивлению, ничего не случилось, когда она правила по улице. У всех хватило рассудка, убраться с ее пути, даже лениво разгуливающие франты, взявшие в привычку еле двигаться, ускоряли шаг, увертываясь от нее.

Тони удалось благополучно завернуть за первый угол, а когда, завернув за следующий, она выехала в Грин-парк, то увидела, что он почти до отказа запружен фаэтонами и шумной толпой.

Между экипажами сновали форейторы, помогая делами и советами всем участникам. Тони приуныла, увидев, что в упряжке принца Уэльского три лошади, но снова приободрилась, поняв, что они с Джорджианой берут к себе королевского форейтора.

Толпы зрителей собрались, чтобы поглазеть на потехи высшего общества. Пара букмекеров принимала ставки. Полковник Дэн Маниннон принимал частные пари, а лорд Онслоу был держателем приза в одну тысячу гиней.

Прогуливавшиеся мимо Саутгемптон и Эдвард Бовери, оба из свиты принца, удивленно взглянув на упряжку Тони, побежали искать Дэна Макиннона, чтобы поменять ставки. Горячие кони Сэвиджа не стояли на месте, встряхивали головами и закусывали удила, но, к счастью, двое сообразительных форейторов, ухватившись за сбрую, постарались успокоить их.