Испытание, стр. 73

Вдруг откуда-то снизу раздался отчаянный крик:

– Помогите!..

Не давая себе отчета в том, что он делает, Юра сорвался с места и скатился по крутому берегу прямо ко льду. Если бы не помешала доска на пути, он так бы и въехал на лед. Юра схватил доску и потащил ее к барахтавшемуся в полынье человеку.

– Не ходи, утонешь! – крикнул этот человек.

– Рыжик!.. Рыжик!.. – надрываясь, звал с берега Гребенюк.

Юра сильно толкнул доску вперед и почувствовал, что человек, который был в полынье, ухватился за ее конец. Другой конец доски возле Юры резко подался вверх. Мальчик навалился на него всем телом. В этот момент раздался взрыв, льдина качнулась и стала опускаться под воду. Очутившись в воде, Юра что есть силы закричал:

– Тону! Спасите!..

Что было дальше, Юра уже не помнил. Он пришел в себя только тогда, когда санитары стали раздевать его.

– А где тот, кто тонул? Спасли? – спросил Юра.

– Я здесь, малыш! – отозвался из-за печурки знакомый голос.

Юре хотелось взглянуть на этого человека, но санитар с большими темными усами круто повернул Юру спиной к печке и стал быстро растирать спиртом его спину, потом грудь.

Не дав усатому закончить растирание, другой санитар тут же набросил на Юру нагретую у чугунки рубаху, мгновенно просунул замерзшие маленькие руки в длиннющие рукава, и Юра сразу же почувствовал, как его окутывает приятное тепло.

– Водочки бы ему! – сказал санитар, натягивая на Юру брюки такого же размера, как рубаха.

– Кнута ему, а не водки, – услышал Юра голос деда Гребенюка и увидел, что тот у топки греет для него полушубок.

Не успел Гребенюк укутать мальчика полушубком, как кто-то крепко обхватил Юру за плечи. Это был высокий человек, уже одетый по-боевому, со знаками различия командира батальона на петлицах. И Юра по голосу узнал, что это тот самый комбат, которому он носил обед и которого просил послать его, Юру, на передовую.

– Спасибо, мальчик! Вовек не забуду! – Он крепко прижал Юру к своей груди и попросил стоявшего рядом врача: – Запишите его имя и доложите командиру полка. Он спас меня. Как тебя зовут?

– Юра.

– А фамилия?

Юра замялся и чуть слышно протянул:

– Рыжиков.

Комбат еще раз по-родному обнял Юру, поцеловал и скрылся за спинами переодевавшихся бойцов, тоже искупавшихся в ледяной купели.

– Чего рот-то разинул, иди! – Гребенюк надел на Юру шапку и толкнул его в спину. – А если б утоп? Тогда что? К саням тебя, что ли, привязывать, едят тебя мухи?! Завтра же доложу старшине, пусть тебя в тыл отчисляет…

Гребенюк повел Юру к развалинам дома. В это время снова вспыхнули ракеты, и Юра, оглянувшись в пролом стены, увидел, что наши уже штурмуют дома на другом берегу.

– Дедушка, смотри, они уже на том берегу! – радостно закричал он, но тут же заметил, что здесь возле развалин притаилось много бойцов. – А эти чего здесь остались? Струсили?.. – спросил он.

– Что ты, сынок, да разве можно? Это тяжкое преступление.

– Почему же они не наступают?

– Значит, так надыть. В военном-то деле, как в колхозе, все рассчитано, все разложено и про запас оставлено. На том берегу – это значит передовые части. Они выбили фрицев из той деревушки – как ее, Никулино, что ли. Теперь они будут ее держать, а под их прикрытием и вся дивизия переправится. Ну, а нам с тобой, как говорит старшина, надыть батальон обеспечивать боеприпасами, а там, глядишь, время придет и Луку Лукича с харчами везти…

Гребенюк уложил Юру в розвальни на кошели с сеном и накрыл попонами.

– Дедушка, – Юрин голос под попоной звучал глухо. – А как, если они у того берега провалятся? Ведь пока до них добегут – замерзнут в воде!..

– Что и говорить, все может быть! – вздохнул Гребенюк. – А что же сделаешь, сынок? Война!

Впереди скрипнули полозья, Гребенюк хлопнул по кошелю, сказал:

– Слышь, подводы тронулись! Ну, поехали! – и громко причмокнул.

Буланый дернул и, фыркая, потрусил мелкой рысью. За ним пошла Сонька.

Под попонами Юре стало душно, и он приподнял их немного и вдохнул в щелочку свежий морозный воздух. Он вспоминал все, что видел в этом страшном бою, и думал: «Я буду таким же, как и они! Не побоюсь, хоть в огонь, хоть в воду!»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Полки дивизии Железнова, преследуя гитлеровцев, быстро шли к Рузе. Их передовые батальоны, не отрываясь от противника, стремились с ходу форсировать реку. Но враг оказался хитрее: прикрывшись арьергардами, он отвел основные силы на западный берег, занял там оборону и взорвал на реке лед, оставив для своих прикрывающих отрядов лишь узкие ледовые переходы. Когда наши атакующие батальоны бросились на лед вслед за отходящими отрядами противника, гитлеровское командование, не жалея своих солдат, взорвало и эти последние переходы. Освещая реку ракетами, фашисты накрыли ее ураганным огнем. Река застонала, извергая столбы воды и льда. Форсирование Рузы с ходу сорвалось.

Тогда Железнов решил подвести свои полки как можно ближе к берегу; всем, чем только можно: досками, бревнами, жердями, – укрепить поломанный лед, закрыть образовавшиеся полыньи и сегодняшней же ночью, перед рассветом, после короткой артподготовки попытаться форсировать реку.

Материальное обеспечение полков было поручено Хватову и Доброву. Принимались оперативные меры для того, чтобы в кратчайший срок доставить на берег все необходимое: боеприпасы и средства, способствующие форсированию; одежду, в которую можно будет быстро переодеть промокших в воде бойцов; палатки или шалаши для переодевания, и даже водку и спирт – надежнейшее согревающее средство.

НП комдива расположился на самом берегу реки за штабелем бревен. Штабель представлял собой хорошую защиту не только от пуль, но и от снарядов. Однако он был неудобен для наблюдения – закрывал свой берег и почти всю реку. Железнов прошел вдоль стены запорошенных снегом бревен, посмотрел в стереотрубу, недовольно покачал головой и дошел до конца штабеля. Там он осмотрелся и при первой вспышке ракеты, пригнувшись, бросился к ближайшему бугорку. За ним побежал и адъютант. Бугорок был более удобен: река и свой берег были как на ладони.

– Организуйте здесь энпе! – приказал Яков Иванович.

Саперы вырыли в снегу окоп, обложили его бревнами, засыпали их снегом, соединили неглубоким ходом сообщения окоп со штабелем, и в результате получился неплохой наблюдательный пункт.

До начала артиллерийской подготовки оставалось около десяти минут. Прижавшись спиной к торцам бревен, Железнов по телефону выслушал доклады командиров о готовности их частей к бою. Потом выждал время и сказал Куликову:

– Давай, Иван Захарович!

Нахлобучив каску и взяв пехотную лопатку, он сошел в окоп и, приложив к глазам бинокль, стал смотреть в сторону противника. Алый свет озарил реку – противоположный, занятый врагами берег полыхал сплошной стеной огня. Над самой рекой сверкали трассирующие пули. Не прошло и двух минут, как все кругом потускнело в облаках надвигавшегося с того берега дыма.

Железнов подумал, не начать ли форсирование раньше, чем это определено планом. Он послал адъютанта за Куликовым, чтобы посоветоваться с ним.

Облака дыма становились все гуще. Вспышки разрывов казались в них тусклыми пятнами.

Вдруг кто-то спрыгнул в окоп к Железнову, стукнул комдива по спине и сказал:

– Слушай, друг! Ступай-ка со своим телефоном к… за елку! Тебе все равно где лежать, а нам огонь вести надо! – Он громко свистнул, махнул рукой, словно кто-то в этой тьме мог его увидеть, и хрипло гаркнул: – Кремнев! Давай сюда!..

– Не могу, – ответил Железнов этому расторопному бойцу, скрывая усмешку. – Мне приказано здесь сидеть и наблюдать.

– Артиллерийский наблюдатель, что ли?

– Артиллерийский.

– Ну что ж, наблюдай! Ты нам не помешаешь, только притулись туда, в уголок. – Николай Кочетов (это он хозяйничал в окопе Железнова, только не узнал его в темноте) перенес телефон влево, в самый конец окопа, потом взял из рук Железнова блеснувшую в темноте лопатку, раза три ковырнул ею снег и поставил телефон в углубление. – Небось замерз, артиллерия? – засмеялся он, возвращая лопатку. – Мертвая, друг, у тебя работа. Да ты прыгай, прыгай, а то совсем смерзнешь! Или еще лучше приседай. До атаки тебе еще долго сидеть!.. Н-да-а… Эх, если бы я командовал, то… – звучно вздохнул Николай.