Испытание, стр. 42

– Конечно, в порядке, – ответил Хватов.

Маруся быстро поправила постели, встряхнула на столе салфетку, убрала все лишнее в тумбочки и, еще раз окинув взглядом комнату, строго сказала: – Смотрите здесь не курите! – Потом уже от дверей повернулась и добавила: – А подарков привезли целую машину!..

Часа два спустя Маруся снова отворила дверь в палату Железнова и Хватова и впустила группу военных. Один из них, тот, что шел впереди, был в защитного цвета гимнастерке, но без знаков различия.

– Поздравляю с праздником! – сказал он (это и был член Военного совета) и пожал Железнову и Хватову руки. – Ну, как вы здесь живете? Не обижают вас?

– Что вы, какие тут обиды! – сказал Железнов.

– Обижаться можем только на фашистов, что нам здоровье попортили! – пошутил Хватов.

Член Военного совета сел, положил руку на стол, посмотрел в глаза Железнову.

– Мы ведь приехали к вам в гости по торжественному случаю, – сказал он и перевел взгляд на начальника отдела кадров Алексашина, который стоял поодаль.

Тот подошел к нему и положил на стол красную коробочку.

Член Военного совета поднялся и вынул из коробочки орден.

– Дорогой Яков Иванович, – сказал он. – Когда вы вместе с полковником Лелюковым строили на Днепре переправы, дрались за Соловьево и Радчино, Военный совет фронта внимательно наблюдал за действиями вашего отряда. Мы понимали, что от вашего руководства и от стойкости ваших людей зависела судьба переправы двух армий, а значит, и фронта. Вы эту задачу выполнили с честью. За этот подвиг правительство присвоило полковнику Лелюкову звание Героя Советского Союза, а вас наградило орденом Ленина. – Он протянул Железнову орден. – Вручая вам орден, поздравляю вас с высокой наградой и желаю быстрого выздоровления, доброго здоровья и скорейшего возвращения в строй!..

К Железнову сразу потянулось несколько рук.

– У меня для вас еще одно радостное сообщение, – сказал полковник Алексашин. – Он достал из кармана гимнастерки конверт и протянул Железнову:

– От вашей дочери!..

Яков Иванович впился глазами в знакомый неровный почерк.

– Простите меня, ради бога! Я до сих пор не имел никаких сведений о своей семье… – Он надорвал конверт и вынул письмо.

Дверь снова открылась. Красноармейцы внесли в палату два фанерных ящика.

– Это подарок Военного совета в честь праздника и вашего награждения, – сказал член Военного совета. – Какие у вас ко мне или начальнику отдела кадров просьбы?

– Единственная, – ответил Хватов. – Просим вашего приказания отправить нас немедленно на фронт. Мы совершенно здоровы.

– В госпитале я не командую! – Член Военного совета посмотрел на начальника госпиталя, как бы спрашивая: «Что вы ответите?» Начальник госпиталя отрицательно покачал головой. – Вот видите, нельзя!.. Так что придется подождать!..

Как только дверь за гостями закрылась, Яков Иванович развернул письмо и стал читать:

«Дорогой папочка, я счастлива! Сейчас мне принесли письмо, начальник отдела кадров фронта пишет, что ты жив, здоров и что через него можно тебе написать…»

Яков Иванович вдруг бросился к двери, опрокинул стоящий на пути стул.

– Ты куда? – удивился Хватов.

– Хочу догнать полковника и поблагодарить его! Представь себе, это он сообщил Верушке, что я жив и здоров. И чтобы она не волновалась, дал ей не мой адрес в госпитале, а свой…

– Да ты дочитай прежде письмо, чудак-человек, а благодарность твоя не опоздает! – Хватов обнял Железнова и усадил в кресло.

– Какая молодец! Ведь она – летчица! Понимаешь ты, Фома Сергеевич, летчица! – не отрываясь от письма, воскликнул Яков Иванович.

Но вдруг лицо его заметно погрустнело.

– Ты что это вдруг скис? – спросил Хватов.

– Как же быть с женой? Если я напишу ей, что Вера летчица, они с матерью с ума сойдут! Нина до смерти самолетов боится!.. – Письмо в руке Якова Ивановича дрогнуло.

За окном вдруг загрохотали разрывы бомб, раздались залпы зенитной артиллерии. Пятиэтажное здание госпиталя несколько раз тряхнуло, как при землетрясении.

Хватов открыл дверь, позвал Марусю и сунул ей в руку самый большой апельсин и плитку шоколада:

– Это вам от двух раненых! – сказал он. – Скажите, пожалуйста, Петру Николаевичу, чтобы, как освободится, зашел к нам.

Через некоторое время в палату вошел Петр Николаевич.

– Вы меня звали? – спросил он и, увидев празднично накрытый стол, на котором было все, что получили в подарок от Военного совета Железнов и Хватов, развел руками: – Да у вас тут пир горой!

– Просим, Петр Николаевич! – Хватов усадил его за стол и протянул стакан вина: – За победу!..

– За победу можно, но только один глоток! – Петр Николаевич чокнулся с Железновым и Хватовым, отпил немного вина и поставил стакан на стол. – Я, друзья мои, уверен, что мы победу завершим в Берлине!.. Вы спросите, откуда у меня такая уверенность. За четыре с половиной месяца войны я сделал около четырехсот сложных операций. И почти каждый раненый, если только он был в сознании, перед операцией спрашивал меня: «Товарищ доктор, а я смогу снова вернуться на фронт?..» Вы слышите?! Он, может быть, уже при смерти, а думает о том, чтобы возвратиться в строй. Вот, друзья мои, это и создало во мне такую уверенность в нашей победе!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Вскоре Якову Ивановичу все же удалось настоять на своем, и его выписали из госпиталя. Провожая его, Хватов загрустил.

– Ну что ж, дружище! – сказал он, невесело глядя на Железнова. – Надеюсь, и я скоро буду на фронте! Если сможешь, замолви за меня словечко начальнику политуправления: довольно, мол, Хватову в госпитале валяться!..

Железнова назначили начальником штаба только что переформированной стрелковой дивизии генерала Щербачева. Эта дивизия начала свой боевой путь в первые дни войны у самой границы. Пополнялась она за счет московского ополчения, большинство ополченцев уже побывали в боях. В дивизию влилось много коммунистов и комсомольцев.

– Одно плохо, – сказал командующий Железнову перед тем, как направить его в дивизию, – артиллерии маловато. Тяжеленько будет. Но если умело использовать, можно удержаться на рубежах и остановить наступление фашистов.

Командующий подошел к длинному столу, на котором лежала карта оперативной обстановки фронта. Водя по ней карандашом, он ознакомил Якова Ивановича с обстановкой на центральном участке фронта.

– Гитлеровское командование отдало приказ во что бы то ни стало взять Москву к двадцать пятому ноября. Сейчас идут бои за Истринское водохранилище и за город. – Командующий постучал карандашом по карте там, где было написано «Истра», и повел карандаш вниз. – Здесь идут бои за Котово, Сурмино, Дятьково. Приказано – ни шагу назад!.. – Его слова прервал грохот близких артиллерийских разрывов. Командующий подошел к окну, в котором дребезжали стекла, и тихо проговорил: – Близковато… Видно, нащупали… Отступать некуда! За нами Москва! – Чтобы удобнее было рассмотреть тот участок фронта, где будет сражаться дивизия генерала Щербачева, командующий подтянул к себе карту так, что большая ее часть свесилась со стола и оказалась на полу. – По этой дороге, – он повел карандаш от Рузы на Звенигород, – гитлеровцы подтягивают резервы и намереваются ударить в стык наших армий через Звенигород на Москву. Задача вашей дивизии – закрыть это направление и не пропустить врага. За это генерал Щербачев, вы и комиссар отвечаете своими головами. – И командующий внимательно посмотрел на Железнова.

– Я понимаю, какая это ответственность! – сказал Железнов.

– В работе опирайтесь на партийную организацию. Говорить так меня заставляет то, что некоторые командиры этого не делают и терпят неудачи.

Ища в папке проект приказа о назначении Железнова, командующий перелистал несколько бумаг и положил их справа от себя, как раз перед Железновым. Яков Иванович невольно прочел несколько строк, адресованных Военному совету 16-й армии: