Дракон и сокровище, стр. 56

Симон взглянул на полученную им награду и ласково улыбнулся Элинор.

— Значит, вы вспоминаете обо мне, о принцесса? — едва слышно проговорил он. — Спасибо за этот замечательный подарок! Я буду свято хранить его! — И он спрятал перья у себя на груди.

Зрители ближних и дальних трибун с восторгом наблюдали, как принцесса, одетая в белоснежное платье, приветствовала рыцаря в белой тунике. На миг их темноволосые головы приблизились одна к другой. Принцесса одарила победителя турнира — чем? Золотыми монетами? Драгоценностями? Всем оставалось лишь гадать об этом.

Симона нисколько не удивило, что Элинор уклонилась от участия в шумном празднестве, последовавшем за турниром. Он знал, что застанет ее одну в маленьком саду, и, едва стемнело, покинул пиршественный зал и направился туда.

Симон неслышно перескочил через ограду и, издалека завидев белое платье Элинор, светлым пятном выделявшееся на фоне темной зелени плакучих ив, подкрался к ней и заключил ее в объятия.

— Нет! — испуганно вскрикнула Элинор.

— Да, моя принцесса! Я знаю, что мы с вами предназначены друг для друга. К тому же мне известно, что и вы об этом знаете. Разве можно противиться судьбе, Кэт?

— Перестаньте преследовать меня, граф Лестер! Ваши ухаживания могут вызвать невероятный скандал при дворе, навек опорочить мое имя!

— Пусть сплетники болтают что хотят. Ведь им нечем больше заняться! Что они могут вам сделать?

Симон прервал ее дальнейшие возражения, закрыв ей рот поцелуем. У Элинор подкосились ноги, кровь застучала в висках, и она, сама не понимая, как это произошло, обхватила Симона за шею, страстно отвечая на его поцелуй.

— Я хочу стать вашим тайным возлюбленным, о моя Кэт! — прошептал Симон, отстраняясь от нее и пронизывая ее страстным взором черных глаз. — Я хотел бы ласкать и нежить вас всю мою жизнь!

— Боже, и как только у вас язык поворачивается предлагать мне такое! — возмущенно воскликнула Элинор. — Оставьте меня немедленно, иначе я закричу, и сюда сбегутся слуги!

— Разве вы не отпустили их на праздник? — с лукавой усмешкой спросил Симон.

— Я… вы… вы — чудовище! — выкрикнула она. В голосе ее звенела такая неукротимая ненависть, что Симон счел за благо отступить в сторону, давая ей возможность пройти по тропинке.

— Похоже, сегодня я одержал победы во всех битвах, кроме одной — самой главной, — пробормотал он со вздохом.

После бессонной ночи, проведенной в размышлениях и молитвах, Элинор решила немедленно покинуть Виндзор. Она быстро отбросила мысль о том, чтобы укрыться от домогательств де Монтфорта в Одигеме. Там, всего в двадцати милях от королевской резиденции, она чувствовала бы себя еще более беззащитной перед его упорным преследованием, чем здесь, в башне Короля Джона. После многочасовых раздумий она остановила свой выбор на Чипстоуве. Де Монтфорт не сможет найти ее в далеком Уэльсе, а чтобы сбить его со следа, она скажет всем, что отправляется в Одигем, и заедет туда на один день.

Рано утром Элинор простилась с Генрихом, сообщив ему о своем решении перебраться на некоторое время в свои собственные владения. Король был раздосадован тем, что она, подобно королеве, не разделяет его радости в связи с приездом младших братьев, но не стал удерживать ее. Он решил, что следует дать ей возможность окончательно прийти в себя после целого года сомнамбулического отчаяния, из которого ничто не могло ее вывести.

— Делай как знаешь, дорогая, — кисло пробормотал он. — Надеюсь, ты отправишься туда с надежной охраной?

— Я возьму с собой сэра Рикарда де Бурга и отряд из двенадцати воинов.

— Думаю, этого будет достаточно. Что ж, счастливого пути! Возвращайся поскорее!

К середине дня служанки собрали весь необходимый для путешествия багаж. Все они оставались в Виндзоре. Сопровождать Элинор должна была одна лишь Бетти, которую перед самым отправлением графиня Пембрук посвятила в свои планы. Она не призналась преданной камеристке лишь в том, какая причина побуждает ее так поспешно покидать Виндзор. Бетти, как и король, решила, что принцессой движет лишь острая неприязнь к де Лусиньянам.

Прибытие госпожи произвело настоящий переполох среди челяди Одигема. Отдав необходимые распоряжения управляющему, Элинор вошла в большой зал, где ее почтительно приветствовали остальные слуги. Она с удивлением вгляделась в знакомое лицо под копной ярко-рыжих волос и, всплеснув руками, воскликнула:

— Бренда! Ты ли это? Какими судьбами?

Камеристка выбежала навстречу Элинор и присела перед ней в глубоком реверансе. Лицо ее было бледно, глаза лихорадочно блестели.

— Миледи… не гневайтесь на меня! Я… я вам все объясню! Мне пришлось бежать, потому что меня едва не убили…

Элинор не поверила ни одному слову Бренды. Наверняка девчонка удрала с каким-нибудь бродячим фокусником или менестрелем!

— Я долго скиталась по деревням, прося подаяния, а потом решила вернуться сюда. Ведь Одигем принадлежит вам и Маршалы не посмеют отнять его у вас.

— Я позабочусь и о том, чтобы им не досталось ничего из причитающегося мне имущества покойного графа Пембрука! — с жаром произнесла Элинор.

— О, вам это наверняка удастся, миледи! — подхватила Бренда и смиренно добавила: — Мы все будем молиться об этом. Вы… не желаете ли вы принять ванну с дороги?

— Охотно. Ступай приготовь ее для меня!

Бренда опрометью умчалась в самовольно захваченную ею комнату для гостей, чтобы, прежде чем приступить к выполнению приказа Элинор, забрать оттуда свои вещи.

Приняв ванну и наскоро поужинав, Элинор вызвала к себе управляющего.

— Я люблю Одигем и в будущем, вероятно, стану жить здесь подолгу. Но неотложные дела вынуждают меня завтра утром покинуть замок. — Управляющий выразил приличествующее случаю сожаление по поводу столь краткого визита своей госпожи. — Я вернусь сюда

через месяц, — добавила она. — Надеюсь, к моему возвращению хозяйство будет налажено столь же исправно, как было и при графе Пембруке. Возможно, я останусь в Одигеме и на рождественские праздники.

Управляющий с поклоном удалился, и Элинор велела Бетти позвать к ней Рикарда де Бурга.

— Завтра утром, сэр Рикард, мы отправимся в Чипстоув. Скажите своим людям, чтобы к рассвету они были готовы.

— Я обо всем позабочусь, миледи, но…

— Но вы не ожидали, что наше путешествие окажется столь дальним.

— Если вы, миледи, решили отправиться в Уэльс из-за домогательств ничтожества Питера Савойского, то скажите лишь слово, и я расправлюсь с негодяем, как он того заслуживает.

— Дело вовсе не в нем, Рикард. Мне надоела придворная суета, и я хочу некоторое время пожить в моем любимом Уэльсе, где все дышит первозданным покоем, где я могу быть самой собой…

— Я понимаю вас, миледи. Когда вы обоснуетесь в Чипстоуве, вы позволите мне навестить моего дядю Губерта?

— Разумеется, сэр Рикард! Признаться, погрузившись в свои заботы, я позабыла и думать о бедном изгнаннике! Но учтите, о том, куда мы держим путь, не должен знать никто! Пусть все в Одигеме думают, что я возвращаюсь в Виндзор.

— Не беспокойтесь, миледи! Я не пророню об этом ни звука! Никто из здешней челяди ничего не узнает.

Однако сэр Рикард не стал бы с такой уверенностью утверждать это, если бы мог видеть, как рыжекудрая Бренда, подслушивавшая у двери, выпрямилась и неслышно прокралась по коридору к винтовой лестнице.

В течение трех бесконечно долгих дней и ночей Симон повсюду искал Элинор, но та словно в воду канула. Он наведывался в башню, в знакомый сад, он бродил по переходам Виндзорского дворца, недоумевая, где она может скрываться. Обучая воинов гарнизона владению луком, мечом и копьем, он то и дело бросал тоскливые взгляды на окна королевских покоев, надеясь увидеть там темноволосую голову «малютки Кэт», как он про себя называл принцессу. Однако на его обнаженный торс с вытатуированными на предплечьях драконами взирали лишь его величество и королева Элинор. Красавицу все больше пленял этот статный великан, который был на голову выше всех окружающих мужчин. Он с таким неподражаемым искусством управлялся с тяжелым двуручным мечом, что из груди королевы не раз вырывался вздох восхищения.