Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 3, стр. 57
Вот и вынесли; подняли домовище опущать в могилу, муж нагинается к ней: «Ну, жена, уж тебя в могилу опущают и землей тотчас засыплют». А она шепчет: «Чьи гуси?» — «Барские». — «Ну, опущайте и засыпайте!» Домовище опустили и засыпали землею. Так уходили бабу барские гуси!
№439 [328]
Была у одного мужа жена, да только такая задорная, что все ему наперекор говорила. Бывало, он скажет: «Бритое», а уж она непременно кричит: «Стриженое!» Всякий день бранились! Надоела жена мужу; вот он и стал думать, как бы от нее отделаться. Идут они раз к реке, а вместо моста на плотине лежит перекладинка: «Постой, — думает он, — вот теперь-то я ее изведу». Как стала она переходить по перекладинке, он и говорит: «Смотри же, жена, не трясись, не то как раз утонешь!» — «Так вот же нарочно буду!» Тряслась, тряслась, да и бултых в воду. Жалко ему стало жены; вот он влез в воду, стал ее искать и идет по воде в гору [329]. «Что ты тут ищешь?» — говорят ему прохожие мужики. «А вот жена утонула, вон с энтой перекладинки упала!» — «Дурак, дурак! Ты бы шел вниз по реке, а не в гору; ее теперь, чай, снесло». — «Эх, братцы, молчите! Она все делала наперекор, так уж и теперь, верно, пошла против воды».
№440 [330]
Мужик обрил бороду и говорит: «Смотри, жена, как я чисто выбрился». — «Да разве это брито? Это так только — стрижено!» — «Врешь, каналья! Говори: брито!». — «Нет, стрижено!» — «Я тебя изобью; говори: брито». — «Нет, стрижено». Муж побил жену и нудит: «Говори: брито, не то утоплю!» — «Что хочешь делай, а стрижено!» Повел ее топить: «Говори: брито!» — «Нет, стрижено!» Ввел ее в глубину по самую шею и толкает в голову; скажи да скажи: брито! Жена и говорить не может, подняла руку из воды и двумя пальцами показывает, что стрижено.
Жена-доказчица
№441 [331]
Жил-был старик со старухою. Не умела старуха языка держать на привязи; бывало, что ни услышит от мужа — сейчас вся деревня узнает. Пока не повздорят промеж себя — еще туда-сюда, а случится старику со старухой подраться да поколотить ее — она озлится и побежит по людям да на господский двор, всю подноготную расскажет; иной раз вдвое больше наврет, чем правды скажет. По тем наговорам и тащат старика; только успевай спиной расплачиваться.
Вот однова пошел старик в лес за дровами; ступил в одном месте ногою — нога провалилась. «Что за притча! Дай-ка я стану рыть, может — на мое счастье, что и найдется». Взялся за лопату; копнул раз, другой, третий — и вырыл котел полнехонек золота. «Слава богу! Только как домой взять? От жены не укроешься, она всему свету разблаговестит; еще беды наживешь!» Подумал-подумал, зарыл котел в землю и пошел в город, купил щуку да живого зайца, щуку повесил на дерево — на самую верхушку, а зайца посадил в морду.
Приходит в избу: «Ну, жена, какое мне счастье бог послал, только тебе сказать-то нельзя; пожалуй, всем разболтаешь!» — «Скажи, старичок, — пристает баба, — право слово — никому не заикнусь; хочешь — побожусь, образ сниму да поцелую». — «Вот что, старуха: нашел я в лесу полон котел золота». — «Экой ты! Пойдем поскорее, домой унесем...» — «Смотри же, старая! Никому не сказывай, не то беду наживем». — «Небось, ты только не сказывай, а я не скажу! Ты когда пьян, всегда хвастаешь!»
Повел мужик бабу, дошел до того места, где щука на дереве висит, остановился, поднял вверх голову и смотрит: «Ну, что глазеешь? Пойдем скорее!» — «Да разве не видишь? Глянь, щука на дереве выросла!» — «Ой ли! Полезай за нею; ужотка на ужин зажарим». Старик слазил на дерево и достал щуку. Пошли дальше. Шли-шли: «Дай, старая, к реке сбегаю, в морды посмотрю». Заглянул в морду и давай жену звать: «Глянь-ка, заяц в морду попал!» — «А коли попал, бери его поскорей — к празднику на обед пригодится». Взял старик зайца и привел старуху в лес; отрыли вдвоем котел с золотом и потащили домой. Дело было к вечеру; совсем потемнело. «Старик, а старик! — говорит баба. — Никак овцы ревут?» — «Какие овцы! То нашего барина черти дерут». Шли-шли, старуха опять говорит: «Старик, а старик! Никак коровы ревут?» — «Какие коровы! То нашего барина черти дерут». Шли-шли; стали к деревне подходить, старуха старику говорит: «Никак волки ревут?» — «Какие волки! То нашего барина черти дерут».
Разбогател старик со старухою. Вздурилась старуха пуще прежнего, пошла кажный день гостей зазывать да такие пиры подымать, что муж хоть из дому беги. Совсем от рук отбилась и слушаться перестала. Старик терпел-терпел, да не вытерпел, схватил ее за косу и давай таскать по полу; досыта потешился! Как только вырвалась баба, сейчас принялась ругаться: «Постой, подлец! Узнаешь меня. Ты хочешь все золото себе забрать; нет, врешь! Я тебя упеку, в Сибири места не сыщешь! Сейчас пойду к барину!»
Побежала к барину, завыла-заплакала: «Так и так, — говорит, — нашел муж полон котел золота и с той самой поры зачал крепко вином зашибать. Я было его уговаривать, а он меня колотить; таскал-таскал за косу, еле из рук вырвалась! Прибежала к вашей милости мое горе объявить, на негодного мужа челом бить: отберите у него, подлеца, все золото, чтоб работал, а не пьянствовал!» Барин позвал несколько дворовых людей и пошел к старику. Приходит в избу и закричал на него: «Ах ты, мошенник этакий! Нашел на моей земле целый котел золота — сколько времени прошло, а мне до сих пор не доложил! Начал пьянствовать, разбойничать да жену тиранить! Подавай сейчас золото...» — «Смилуйся, барин, — отвечает старик, — я знать не знаю, ведать не ведаю: никакого золота не находил». — «Врешь ты, бесстыжие твои глаза! — напустилась на него старуха. — Пойдемте, барин, за мною; я покажу, где деньги спрятаны».
Приводит к сундуку, подняла крышку — нет ничего, пустехонек. «Ах он, плут! Пока я ходила, в иное место перепрятал». Тут барин пристал к старику вплотную: «Покажь золото!» — «Да где ж мне его взять? Извольте про все доподлинно допросить мою старуху». — «Ну, голубушка, расскажи мне толком, хорошенько: где и в какое время найден котел с золотом?» — «Да вот, барин, — начала старуха, — шли мы лесом — еще в те? поры щуку на дереве поймали...» — «Опомнись, дура, — говорит старик, — ведь ты заговариваешься!» — «Нет, подлец, я не заговариваюсь, а правду сказываю, еще тут же мы зайца из морды вынули...» — «Ну, пошла! Чай, теперь сам, барин, слышишь! Ну как можно, чтобы звери в реке водились, а рыба в лесу на дереве плодилась?» — «Так по-твоему того не было? А помнишь, как мы назад шли, — я сказала: «Никак овцы ревут?» А ты отвечал: «То не овцы ревут, то нашего барина черти дерут!» — «Врешь, старая! С ума спятила». — «Я опять сказала: «Никак коровы ревут?» А ты: «Какие коровы! То нашего барина черти дерут». А как стали подъезжать к деревне, мне почудилось, что волки ревут; а ты сказал: «Какие волки! То нашего барина черти дерут...» Барин слушал-слушал, осерчал и ну толкать в шею старуху. После того старуха недолго жила, а старик взял за себя молодую жену, накупил товаров и стал жить-поживать да в городе торговать.
328
Записано в Малоархангельском уезде Орловской губ. П. И. Якушкиным. Из рукописного собрания П. В. Киреевского.
AT 1365 A (Упрямая жена: падает в реку, муж ищет ее труп вверх по течению). Кроме многочисленных европейских вариантов, в AT учтен текст, записанный в Индии. Русских вариантов — 18, украинских — 4, белорусских — 1. Формирование сюжета прослеживается с V в. (сб. «Типитака»). Старейшая европейская версия в «Speculum exemplorum» Жака де Витри (XIII в.). Анекдот вошел также в «Speculum magnum exemplorum» (первое голландское издание 1481 г.), переведенный в XVI в. на польский, а в XVII в. на русский языки («Wielka zwierciadlo» — «Великое зерцало»). Сюжет известен и по европейским новеллам, шванкам, фабльо, фацециям эпохи средних веков и Возрождения (см., например, Rotunda, индекс T 255. 2; Pauli № 142), а также по восточным анекдотам о Насреддине. К сюжетному типу 1365 A относится басня Лафонтена «Утопленница» и стихотворение Адама Мицкевича «Zona uparta» (1840), которое, очевидно, является переложением белорусского или польского народного анекдота.
329
Вверх, против течения.
330
Записано в Черноярском уезде Астраханской губ. волостным писарем О. Л. Волконидиным. Рукописный источник в комм. к III т. сказок Афанасьева изд. 1940 г. не указан. Рукопись — в архиве ВГО (р. II, оп. 1, № 93, лл. 10 об.; 1857).
AT 1365 B (Кошен-стрижен: жена наперекор мужу утверждает, что луг не кошен, а стрижен, и, когда брошенная в реку тонет, показывает, — стрижен). В AT учтены многочисленные варианты только на европейских языках, записанные в Европе и Америке. Русских вариантов — 2, украинских — 3, белорусских — 5. История сюжета прослеживается с V в. (сб. «Типитака»). Старейшая европейская литературная версия — «Муж и жена-спорщица», средневекового латинского сборника «Расширенный Ромул» (см. Басни Эзопа. Пер., статья и комм. М. Л. Гаспарова. М.: Наука, 1968, с. 212). Анекдот встречается в сборниках французских фабльо и в других повествовательных сборниках XII—XVII вв. (Мари де Франс, Жака де Витри, Паули, Монтаня и др.). На его сюжет написана притча А. П. Сумарокова «Спорщица» (изд. 1762 г.) и стихотворение Адама Мицкевича «Golono-stryzona» (1840), последнее имеет, вероятно, белорусскую или польскую фольклорную основу.
В записи О. Л. Волконидина анекдотическая сказка передается таким образом:
«Некто из мущин, обривши бороду, позвал жену и говорит: «Смотри-ка, жена, как я чисто обрился». Ж., посмотревши, отвечала: «Да разве это брито? Это так только стрыжено». М.: «Врешь, каналья, говори: брито». Ж.: «Нет стрижено». М.: «Я тебя изобью — говори брито». Ж.: «Нет стрижена». М., побивши ее, опять начал принуждать: «Говори: брито, а то утоплю!» Ж.: «Что хочешь делай — а стрижена!». М. повел ее топить и, введши в воду, закричал: «Говори: брита!» Ж.: «Нет стрижена!». М. ввел ее в глубину и, погрузив в воду, толкает в голову: — «Скажи: брито!» Ж. уже не может и говорить в воде, выказала руку и двумя пальцами утверждает, что стрижена; тогда М., выбившись из сил, освободил жену. Избави боже всякого от этаких жен!»
331
Место записи неизвестно.
AT 1381 (Жена-доказчица). Кроме довольно многочисленных вариантов на европейских языках, в AT учтены турецкие и индийские варианты. Русских вариантов — 24, украинских — 23, белорусских — 9. Сюжет восточного происхождения (см. Chauvin, VIII, № 184, p. 168) отразился, в средневековых французских фабльо (см. Bedier, p. 196, 466). Первая русская публикация (литературная обработка народной сказки) — Погудка.., III, № 7, с. 23—34. В данном и следующих вариантах, как и во многих других восточнославянских сборниках, отражаются черты быта эпохи крепостного права. Мотив «Барина черти дерут», играющий существенную роль в развязке сюжета, встречается в целом ряде восточнославянских сказок о жене-доказчице. Цензор Вакар усмотрел в сказке недозволенные изображения жестокости помещика.
К словам: «щуку повесил на дерево» (с. 172) Афанасьев в сноске привел вариант: «щуку в тенета положил».
332
Записано в Уфимском уезде.
AT 1381. Обычно старик сам находит клад, а не вместе со старухой. Своеобразно разработан заключительный эпизод расправы барина над старухой, упорно утверждающей, что «черт с нашего барина шкуру драл».