Заморозь мне «Маргариту», стр. 40

Я видела раньше, как разводили сцены, и знала, что сейчас последует. На последней фразе Гермия срывается на визг и, скрючив пальцы, точно когти, прыгает на Елену, Лизандр оттаскивает ее в сторону, подбрасывает вверх и держит на руках. Гермия вырывается и снова бросается на Елену. Деметрий, пытаясь спасти Гермию, перебрасывает ее Лизандру через голову Елены и падает, сбитый с ног мощным ударом Гермии. Лизандр победоносно хватает Елену и держит ее над головой, как трофей. Сцена была отработана идеально (хореографию ставил Тьерри), время выверено до долей секунды, оба актера-мужчины очень сильны физически. Пол, игравший Лизандра, постоянно занимался спортом, так что мог подбрасывать шестидесятикилограммовую Хэзел будто тряпичную куклу.

До меня донеслось энергичное шарканье, потом вместо следующей реплики – сдавленный всхлип Хэзел.

– Хэзел, что случилось? – спросил Деметрий – Фишер.

– Глаз, – простонала Хэзел. – По-моему, она попала в него ногтем…

– Ты сама не вовремя шагнула! – визгливо запротестовала Фиалка. – Я не виновата!

Я дошла до конца коридора, свернула за угол и поравнялась со столом зампомрежа. За ним, как всегда, сидела Луиза. Откинув голову, она наблюдала за происходящим на своем жутковатом инопланетном мониторе. Рядом вечно раздраженный Стив орал:

– Что, черт возьми, происходит?

Будто Луиза несет личную ответственность за все катастрофы в «Кроссе».

– Фиалка не вовремя прыгнула на Хэзел, – спокойно ответила Луиза. – По-моему, ничего страшного.

– Черт подери, Луиза! – злобно выкрикнул Стив, точно сама Луиза царапнула Хэзел глаз, и пошлепал прочь, бренча висящими на поясе инструментами. Его задница была похожа на мешок с гнилой картошкой.

Не обратив на него внимания, Луиза улыбнулась. Я нырнула в кулису, чтобы взглянуть на сцену. Вокруг заплаканной Хэзел толпились озабоченные медики-любители. Всеми покинутая Фиалка дулась на правом краю авансцены.

– Ты сможешь работать? – спросила наконец Мелани, после того как одна из ассистенток худрука принесла какую-то мазь.

– Естественно, сможет, – пробурчала Фиалка – достаточно громко, чтобы все расслышали.

– Что ты сказала? – набросился на нее Деметрий-Фишер. – Не понимаешь, что ли, – у нее царапина в миллиметре от глаза?

– Я нечаянно! – запротестовала Фиалка. – Я ни в чем не виновата! Если бы ты сам раньше ее оттащил, этого бы не произошло!

– О, бога ради…

– Правильно, хватит! – властно потребовала Мелани и хлопнула в ладони. – Я хочу повторить эту сцену. И на этот раз все должны быть на своих местах. Мы только что увидели, к чему может привести ошибка.

– Если вы говорите обо мне… – начала Фиалка, но под выразительным взглядом Мелани моментально заткнулась. – Я не хотела тебя обидеть, Хэзел, – сердито добавила она. – Как ты?

Фишер сухо хихикнул, давая понять, что сказано слишком мало и слишком поздно. Пол стоял, сунув руки в карманы, и выразительно молчал. Хэзел аккуратно сложила платок, положила в карман и тихим, строгим голосом вполне натурально произнесла:

– Я знаю, что ты не хотела, Фиалка. Постараемся быть осторожнее в этой сцене.

– Отлично, давайте начнем со «Славно…», – распорядилась Мелани. – Все по местам.

– Освободите, пожалуйста, сцену! – крикнул Мэттью, торопясь за Мелани, которая направилась к своему стулу в центральном проходе.

Ассистентки помрежа исчезли за кулисой, возбужденно переговариваясь: «Ты видела, что случилось?» – «Нет, а ты?» – «Она вцепилась ей в лицо когтями. Ты бы видела эту царапину!» А Хэзел мгновенно вошла в роль Елены и страдальческим голосом говорила:

Меня, как всегда, поразило умение актеров мгновенно перевоплощаться. Фишер, который до репетиций казался мне обычной смазливой юной бездарностью, играл очень умно, что вообще-то не должно было меня удивлять. После первого же разговора с ним становилось ясно: У этого парня есть кое-что еще, помимо симпатичной морды. Судя по всему, он немало поработал с текстом, и его Деметрий, поначалу юнец совратительный, жестокий и злобный, к концу пьесы, после всего, что случилось в ночном лесу, становится вполне сносным типом. В сцене, которую они репетировали сейчас, Деметрий, Хэзел и Фиалка так умело заводили друг друга, что драка выглядела по-настоящему страшной. Обычно подобные потасовки в спектаклях преподносятся как комические номера.

Единственным слабым звеном оставался Пол, который всегда играл самого себя, тупо подавая реплики и не проявляя никакого интереса к развитию характера. Как мужчина он был великолепен: высок и широк в плечах, с рыжей шевелюрой и великолепной молочно-белой, чуть веснушчатой кожей. Однако Пол был из тех актеров, которых держат скорее для импозантности, чем для дела. Если бы у него был разумный агент, он бы отправил его на телевидение, и Пол играл бы в сериале доктора или полицейского и получал бы мешки писем от восторженных фанаток.

Я досмотрела сцену до конца. На этот раз все движения были выполнены точно, хотя им не хватало той спонтанности, от которой захватывало дух. Все излишне осторожничали, кроме Хэзел, которая бросалась в воздух с прежней энергией, словно ничего не случилось, – а может, с ее точки зрения, ничего и не случилось. Хэзел не интересовало ничего, кроме роли; царапина не имела отношения к спектаклю и была мгновенно забыта. Свойство, достойное восхищения.

Я смотрела на Хэзел, и меня невольно задевало то страдание, с каким она произносит свои реплики. Я вдруг поняла, что думаю о Ширли Лоуэлл. Хэзел была способна мучиться и переживать за вымышленную Елену, но при этом равнодушно отмахнулась от известия, что девушка, которую она знала, покончила с собой. Как Хэзел относится к смерти Ширли теперь, когда стало известно, что девушку убили? Может, прямо спросить у нее? Скорее всего, Хэзел ответит что-нибудь невнятное своим тихим голосочком и сменит тему, но все-таки попытаться стоит.

Как позже выяснилось, это было не лучшее решение.

Глава шестнадцатая

Актеры убежали со сцены, слегка приволакивая ноги, – так они делали всякий раз, когда заканчивалась работа над их сценой и требовалось быстро освободить пространство для других. Можно подумать, их специально обучают этому в театральных школах. Но, оказавшись за кулисами, все резко тормозили. Со сцены доносились голоса Оберона и Пэка. Последней появилась Фиалка. Замерев в позе загнанного животного, она с тревогой осмотрелась и капризным голоском вскрикнула:

– Софи! Софи?

Та уже спешила к ней:

– Фиалка! Я все слышала. Как ты себя чувствуешь?

Фиалка бросилась в объятия Софи с видом кинодивы времен немого кинематографа.

– После репетиции мне надо идти на допрос, – хныкала она, – и писать заявление. Мне страшно. Не могу сосредоточиться, а у нас еще не получилась сцена, и все просто набросились на меня…

Сидевшая за столом Луиза вежливо, но твердо шикнула на Фиалку. Софи встретилась с помощницей худрука взглядом.

– Извини, Луиза, – прошептала она. – Пойдем, Фиалка, а то мы путаемся под ногами. Давай встанем у другого выхода, у нас есть время поболтать.

Она увела Фиалку. Стив свирепо посмотрел им вслед:

– Как будто не понимает, что театр – не место для истерик.

Луиза щелкнула переключателем на пульте, взглянула на расписание и тихо проговорила в микрофон:

– Деметрий к правому выходу, Деметрий к правому выходу, пожалуйста.

«Сон в летнюю ночь» двигался вперед без особых сбоев, как хорошо отлаженный механизм. У меня появилось ощущение, будто я – в рубке боевого корабля; реальные события – где-то далеко, прибегают и убегают с сообщениями возбужденные люди, но здесь, в центре мироздания, царит спокойствие – стол в озерце желтого света и невозмутимый штурман Луиза. Казалось, уйди отсюда – и сразу очутишься на периферии событий.