Мое бурное прошлое, стр. 55

– Принесешь мне сока?

– Не вопрос. Попробую ее умаслить, а то мы с тобой потом дерьма не оберемся.

Крис закрыл дверь. Я слышала, как он слетел вниз по лестнице, неся мамочке дурные вести. Не завидую ему. Мама начинала бесноваться, когда кто-то из нас заболевал, поскольку считала, что болезни – это ее монополия. Если нас с Крисом подкашивала какая-нибудь гадость, мама тут же изображала некие симптомы, доведенные до абсурда, словно желая доказать, что она страдает куда сильнее. Когда Крис слег с аппендицитом, мама вся извелась. Ее так доставало то, что физические страдания Криса были куда тяжелее ее собственных, что она пригвоздила себя к постели выдуманным отравлением, и мне пришлось разрываться между ними.

Мне все же удалось заснуть – правда, ненадолго: мозг продолжал судорожно припоминать, что я не успела сделать для презентации Лайама. Тревога мешалась со страхом, одолевавшим меня в ожидании маминой реакции. Когда дверь снова открылась, я подпрыгнула как ужаленная, мигом покрывшись потом. Да, ей придется всерьез заняться моими простынями.

– Крису кажется, будто у тебя температура, – начала мама прямо с порога.

– Мне… нехорошо, – промямлила я, надеясь, что это прозвучит не слишком провокационно.

– Похоже, это ты от меня подцепила. Мне которую неделю нездоровится.

Я не нашлась что ответить.

– Но я, конечно, не могла себе позволить свалиться. Ты ведь знаешь, у меня столько дел. Крис сказал, ты просила сок.

Мама подошла к кровати и поставила стакан на тумбочку. Немедленно отскочив к двери, она посоветовала:

– Я бы на твоем месте выпила горячий пунш с лимоном, медом и каплей виски. Он чудесно помогает от простуды.

Хотя голова раскалывалась, я все равно отметила, что мама низвела мои страдания в разряд легкого недомогания.

– Я не смогу его приготовить, мам, – процедила я сквозь зубы. – Я даже по лестнице не смогу сойти.

Пауза. Хлопнула дверь. Десять минут я ждала, что она принесет мне пунш, – разумеется, напрасно. Зато я выпила восхитительно прохладный и освежающий сок. Позже снова зашел Крис. Я слышала, как он зовет меня, но ответить не было сил. Желудок крутило от голода, но от одной мысли о еде выворачивало наизнанку.

Богиня возмездия решила занести надо мной меч именно здесь, в доме матери. Но нет худа без добра. Я наверняка теряла килограммы.

Глава девятнадцатая

Я проспала целую вечность. Проснувшись, обнаружила на тумбочке пакет сока и пачку парацетамола – Крис позаботился. По крайней мере, я решила, что это был именно он. Совершая частые рейды в туалет, я ни разу не столкнулась с мамой. В общем-то, меня это даже устраивало – я осталась с гриппом один на один. Время тянулось как вязкая жвачка, и я понятия не имела, что сейчас на дворе – день или ночь. На повестке дня у меня была одна задача – не дать голове разлететься на осколки. Спина болела так, будто мама прошлась по ней железным прутом, пока я спала.

Разбудил меня снова Крис – уцененная версия принца из «Спящей красавицы». Сморщив нос, он приблизился к моей кровати с дымящейся кружкой в руке.

– Фу, духотища. Воняет как на свиноферме. Ничего, если я открою окно? Впущу свежего воздуха?

– Что в кружке? – Я села в кровати, чувствуя себя чуть лучше, чем полудохлая крыса.

– «Колдрекс». Стащил у Сисси.

– Ты – самый лучший брат в мире.

Подув на «Колдрекс», я поднесла кружку ко рту.

– Ты как? – Он сел на кровать. – Выглядишь дерьмово.

– Спасибо на добром слове.

– А, вижу, снова хамишь! Это хороший знак.

– Правда? – с надеждой спросила я. – М-м, «Колдрекс» творит чудеса! – Я выпила все до капли. – Который час?

– Время обедать. Меня обуяла паника:

– Сегодня ведь воскресенье? Умоляю, Крис, скажи, что сегодня воскресенье!

Он страшно удивился:

– Естественно, а ты как думала?

– Испугалась, что проспала до понедельника.

– Не-а. Да ты радуйся, что долго дрыхла. Тебе сейчас полезно.

– Отключилась на двадцать четыре часа.

– Отлично. – Он помолчал. – Мама заходила?

– Ни разу. Крис скривился:

– Наверное, не выдержала твоего мерзкого вида. Смотри, у тебя волосы слиплись и складки от подушки по всей роже.

– Не придумывай для нее оправданий, – огрызнулась я: «Колдрекс» явно влил в меня силы. Похоже, и впрямь ничто не окружает тебя такой заботой, как горячая чашка приторной дряни. – Она на меня совсем наплевала. Это ведь ты принес сок?

Он кивнул.

– Вот видишь. Она лишь зашла ко мне и проорала с порога, что мне не повредил бы горячий пунш.

Крис заерзал:

– Ну, неплохое предложение… верно?

– Брось, Крис. Да я бы даже в кухню не спустилась, не то что приготовить что-нибудь. Просто она – ужасная мать.

Я не могла поверить своим ушам и даже открыла рот, словно желая проглотить слова обратно, но ничего не вышло. Мое откровение угрожающе зависло в воздухе, но я вдруг почувствовала прилив сил, будто кто-то всадил в меня мощную дозу стимуляторов. А еще в меня вселился страх. Я только что нарушила страшное табу, и назад пути не было.

Крис молчал.

– Приму ванну, – сказала я, – и поеду домой. Проводишь меня до такси?

Он молча кивнул.

– И еще я хочу есть. – Меня почти лихорадило от возбуждения. – Ты не мог бы сделать мне крохотный тостик?

Прилива сил хватило лишь на то, чтобы доковылять до такси. Гордость заставила меня выдернуть себя из ванны и влезть в мятую одежку, не прося помощи (хотя это оказалось сложнее, чем сражаться в рукопашную с мамонтами). Гриппозная физическая слабость забывается сразу, как только ты поправляешься. Будучи здоровой, ты никогда не поверишь, что могла целых пять минут натягивать брюки, присаживаясь два раза от переутомления, с пылающим лицом и таким головокружением, что, казалось, вот-вот потеряешь сознание.

Когда я спускалась по лестнице, мама выглянула из кухни; одной рукой она тяжело опиралась о косяк, а другую закинула на плечо Криса. На меня она смотрела с крайней надменностью, будто мое недомогание являлось вершиной лицедейства. С ее точки зрения, я бессовестно потакала собственным прихотям – как если бы я обессиленно повисла на руках Криса, разодетая в воздушную белоснежную ночнушку, трогательно покашливая в кружевной платочек.

– Вижу, тебе лучше, – сказала она. Это было скорее утверждение, нежели вопрос.

– Не слишком, – огрызнулась я. – Но я предпочитаю валяться больной в собственной постели.

На ней были ярко-желтые резиновые перчатки и кухонный передник. В холле стоял запах хлорки. За ее плечом виднелась кухня в последней стадии генеральной уборки: стулья закинуты на стол, а пол угрожающе сверкает, напоминая каток. Не понимаю, почему для хозяек нет большей лести, чем признание, что с их пола можно спокойно есть. Мамины полы за долгие годы настолько пропитались всеми элементами таблицы Менделеева, что как только пища попадала на пол, она сразу же становилась ядовитей цианида.

Оказавшись перед лицом нелегкого выбора – свалиться в постель, демонстрируя тяжкие страдания, или выдраить весь дом, желая показать, что она не потворствует мелким болячкам, – мама выбрала второе. И не прогадала. Я была настолько больна, что едва ли заметила бы ее представление, а какой смысл играть, когда в зале нет ни души?

Никогда еще мне не удавалось с такой ясностью прочесть ее мысли. Внезапно до меня дошел истинный смысл фразы «увидеть вещи со стороны». Мгновение назад мама стояла чуть ли не вплотную ко мне, и вдруг она начала уплывать по коридору, словно подхваченная струей освежителя воздуха, пока не превратилась в маленькую комичную фигурку в резиновых перчатках и огромном фартуке. От нее по-прежнему потоками исходила враждебность, но теперь мне было наплевать. С расстояния, которое выросло между нами, ее враждебность казалась смехотворной и нелепой.

– Я провожу Джу до тачки, мам, – подхалимским голосом проговорил Крис, уловивший своими локаторами напряжение.