Федька Сыч теряет кличку, стр. 27
– Мы-то ничего, а ты вот что? – презрительно оглядела Димку Светка. – Ну, чего стоишь? Бери духовку.
Димка уныло и послушно взял свою ношу, направился к двери, но Светка схватила его за рукав.
– Не туда, а вот сюда, – и подвела оторопевшего «Дай, а?» к дальнему верстаку. – Вставай, маркиз несчастный, и ремонтируй сам. И пусть твоя мама запомнит, что ваши вещи мы ремонтировать не будем, что такой здоровый балбес, как ты, и сам отлично сможет все сделать.
– Но я же не умею! – заныл Димка.
– Научим. – Обернулась к Тимке и уже другим тоном: – Тимоша, покажи ему, – сказала, а сама стрельнула глазами по окнам, по озадаченным лицам Яшкиной ватаги.
Ребята одобрительно загудели. Что ж, правильно делает Светка. Молодец. И вообще надо разобраться и подумать, кому ремонтировать, а кому нет. Димка растерянно стоял у верстака и выжидательно глядел на Тимку. Тот медленно, вразвалку, как будущий моряк, подошел, осмотрел духовку.
– Отвинчивай эту гайку. Вот тебе пассатижи.
Димка быстро исполнил приказ.
– А теперь вытаскивай внутреннюю коробку.
Но это оказалось нелегким делом, и Димке пришлось немало повозиться. Наконец он вытащил эту самую «коробку» – она была обвита спиралью.
– Ну вот, теперь ищи повреждение, – командовал Тимка.
Когда Удодов исправил спираль, вставил коробку обратно, Тимка включил духовку в электросеть. Через минуту из нее пошел горячий воздух.
– Все. Духовка готова. А ты говорил – не умею. Захочешь – сделаешь.
Лицо Димки вдруг расплылось широкой улыбкой, а в душе он воскликнул: «Вот так я!» Он и не ожидал, что так обрадуется своему успеху. «Побегу, маме скажу, что сам отремонтировал». И помчался с духовкой домой. А минут через пять вернулся. Яшка крикнул:
– Ты куда, Димка? Идем теперь играть.
Но Димка лишь рукой махнул и вскочил в мастерскую.
– Ребята, я хочу в «Веселый керогаз» вступить!
– Ого, – засмеялся Тимка. – Что так быстро решил? На один день, что ли?
– Не, навсегда!
– Надо со Светкой говорить, – усмехнулся Тимка и позвал: – Светка! Иди, тут в «Веселый керогаз» вступать пришли.
– Кто? – спросила Светка. – Ты, Удодов?
– Я. Навсегда!
ветка сдвинула брови.
– Попрошайничать будешь?
– Нет! – проглотил слюну Димка.
– Отлынивать от работы?
– Ну что ты!
– За общее дело болеть будешь?
– Буду, Светка.
Вошел Андрюшка, хмурый, озабоченный. Недавняя встреча с Сычом очень его расстроила. Услышал, как Светка допрашивает Димку, усмехнулся:
– Автобиографию еще принеси. И три фотокарточки девять на двенадцать…
Светка проворно обернулась.
– Нечего скалить зубы и шуточки отпускать. Не смешно и глупо. А я вот что придумала: в «Веселый керогаз» мы принимать без разбору не станем, а то набегут сюда всякие, как Яшка, и только мешать будут. Каждый, кто захочет к нам, пусть пройдет испытание. Если за две недели проявит себя в работе и дружбе – примем, а нет – пусть еще ходит…
– В юнгах! – добавил Андрюшка и захохотал.
– А что? Это мысль! – подхватил Тимка. – Мне нравится.
– А для членов «Веселого керогаза», – продолжала разгорячась Светка, – нужно придумать какой-нибудь значок…
Теперь заговорили все, заспорили: какой значок? В конце концов решили сами сделать значки, а какими они будут, пусть подумают Тимка и Андрюшка. Все это время Димка Удодов только переводил глаза с одного на другого и хлопал длинными рыжеватыми ресницами. Он испугался, что о нем ребята совершенно забудут и, чего доброго, еще не примут в свою компанию.
– А я-то как? – протяжно проговорил он. Тимка оглянулся.
– Ты? Вот ты для опыта и походишь в юнгах.
– А если будешь дурака валять, – добавила Светка, – то из этих юнг вытурим, как миленького!
Это был настоящий позор. Так обращаться с одним из сподвижников великого атамана Яшки Коржнева! Яшка чуть не выл от злости и бессилия, глядя, как разговаривают и обращаются с Димкой. А тот будто ничего не замечает – лезет в «Веселый керогаз».
– Дурак, – закричал Яшка. – Слюнтяй. Тряпка…
Но Димка словно не слышал. Яшка орал до тех пор, пока керогазовцы не выскочили и не разогнали его «дружину». Причем, кое-кто из Яшкиных приятелей получил несколько увесистых тумаков и пинков.
Неожиданно из-за поворота показался груженый грузовик.
В кузове сидел Фаддеич. Радостные ребята побежали навстречу машине.
ГЛАВА 20
Шли дни. Вот уже почти две недели Сыч живет у Зубовых, а привыкнуть к ним не может. Со стариком он ладит, а вот с теткой Авдотьей и особенно с Генкой мир никак не берет. С Зайцем уже раза три поругался и успел подраться. Заяц совсем обнаглел. Стал командовать Сычом, всю трудную работу по дому, которую поручали ему, перекладывал на Сыча, а чуть что, бежал к матери жаловаться. А тетка Авдотья втихомолку то ухо Сычу крутнет, то подзатыльник влепит. При старике не трогает, только глазами сверлит, а как Зубов отвернется, она и норовит ударить. Поэтому Сычу дома не особенно хочется быть, то к Жмырю уйдет, то на реку. Два раза к Андрюшке в «Веселый керогаз» заходил. Там весело. Сыча так и тянет туда, но стесняется. Какой Сыч приятель для ребят? Всего трех и знает – Андрюшку, Тимку да Светку. А остальные, так и кажется, косятся на него, шепчутся о чем-то.
Худо, очень худо стало жить Сычу. Мысли разные тревожные приходят. Раньше почти не думал ни о чем. Теперь думает. О себе, о жизни, о дяде Боре. Только письма от него все нет и нет. Даже обидно: сам просился приехать, а теперь и ответа не шлет. «А вдруг, – тревожно думает Сыч, – наше с Андрюшкой письмо потерялось? И дядя Боря решит, что он совсем не нужен Федьке?» Нет, нет, Сыч сейчас же напишет дяде Боре: пусть едет немедленно.
Спал Сыч по старой привычке на сеновале. Там хранил он все свои вещи: новую рубашку, штаны и кожаный бумажник, в котором лежали три рубля, письмо и фотокарточка дяди Бори. Сыч быстро забрался по шаткой лесенке на сеновал, чтобы взять письмо – он никак не мог запомнить адреса. Поднял ворох сена, достал бумажник. Все было на месте: и тройка, и письмо, и фотография. А вот конверта не было. Куда он делся? Сыч хорошо помнил, что письмо лежало в конверте. Он торопливо обшарил все отделения бумажника, разворошил сено, проверил все карманы, какие только были, а конверта не нашел. «Как же я теперь? – беспомощно окинул взглядом сеновал. – Как напишу дяде Боре?»
Горе было так велико, что Сыч не ответил Зайцу, который звал его есть.
– Наверное, опять ушел к своим дружкам в новый город, – донеслось до Сыча.
– Что у него за дружки? – послышался голос старика Зубова.
– А, пацаны из новых домов. Мастерскую какую-то устроили, кастрюли починяют. Вот он туда и ходит. – И Заяц засмеялся. Старик помолчал, потом сказал Генке:
– Ты его не забижай зазря. Мальчишка он нужный нам. – После долгой паузы спросил: – Хведор больше не писал своему дяде?
– Как же он напишет, если я конверт спер? Он адреса не знает, я спрашивал. А чего ты, тятька, вспомнил?
– Вчерась Матрена письмо получила от Хведорова дядьки. Пишет: собираюсь, дескать, ехать. Но Матрена говорит, что теперь не приедет он. Я, говорит, отписала так, что ему не для чего и ехать сюда… Оно и к лучшему. Пусть Матрена поживет хозяйкой, а то по квартирам все…
Сыч был потрясен. Значит, его никто не любит и не жалеет. Даже старик Зубов. «Он нужный нам…» Вот из-за чего старик приютил Сыча… А Заяц? Вот подлец!.. И все из-за рябой Матрены!
Сыч лежал на сеновале, затаив дыхание, прислушиваясь, что делается во дворе. Там стало тихо. Сыч выглянул в окошечко – никого. Он торопливо спустился по лестнице, прошмыгнул через двор и выскочил на улицу. Что теперь делать – Сыч не знал. Но видеть сейчас Зубовых он не мог.