Повесть о красном орленке, стр. 56

Взрыва Гришаня не слышал.

20

Седьмой полк «Красных орлов» после короткого, но тяжелого боя в Буканском отходил к Бутыркам, где по распоряжению Колядо уже готовились позиции для нового боя.

Измотанный партизанами белогвардейский особый полк остановился в Буканском ждать подкрепления.

Партизаны двигались приборовой дорогой. Слева, как стена, бор, справа, куда ни глянь, — степь и степь, по-зимнему безжизненная, серая, унылая.

Только далеко-далеко в стороне и позади сновали партизанские разъезды, то приближаясь, то пропадая из виду. Дул резкий холодный ветер, кружились редкие снежинки, падая на дорогу, на смерзшуюся в каменные кочки грязь. Лица и руки людей, словно крапива, жег мороз, а ветер продувал одежду насквозь. Многие были одеты еще по-летнему и коченели на ветру.

Артемка то и дело отворачивал посиневшее лицо от ветра и все норовил пустить Воронка вслед за Костиным конем. Костя оглянулся, засмеялся:

— Э, так не пойдет, Космач. Нечестно. Пристраивайся рядом. Скучно без тебя.

Артемка подъехал, еле разжал губы:

— Ну ветер! Что твой огонь: так и жжет.— И вдруг, заметив интенданта, дядьку Опанаса, ткнул Костю в бок: — Вон кому, видать, хорошо. Усы, вишь, какие? Теплые.

Костя взглянул, хохотнул. Крикнул Цибуле:

— А что, дядя, с усами теплее на ветру?

Цибуля разгладил заиндевевшие пышные усы, заулыбался, и лучики стариковских морщинок сбежались к глазам.

— Губе тепло. Слюна не стынэ. Бачишь? — и сплюнул.

Вокруг засмеялись.

И снова лишь тарахтят по стылым кочкам колеса, поскрипывают подводы, фыркают кони... Покачивается в седле Костя, задумался, глаза непривычно погрустневшие.

— О чем думаешь? — спрашивает Артемка.

— По дому соскучился, Космач... По работе своей...

Чудно Артемке: у Кости есть дом! Почему-то ни разу в голову не приходило это. Казалось, что Костя сам по себе на земле живет. Артемке становится вдруг неловко, что ничего не знает о Косте, о своем добром друге. Спросил тихо:

— А мама есть у тебя?

— Есть. И батя есть, и две сестренки. Богатый я, Космач. Только не видел их долго. Два года. Соскучился... Как ушел в семнадцатом с красногвардейцами, так до сих пор...

— Далеко они?

— На Урале. Город Златоуст. Слыхал? Там теперь уже Советская власть.— И потом мечтательно: — Эх, туда бы сейчас, посмотреть, что и как! К своим бы на минутку заскочить. Батя постарел, наверное, а сестренки уже большие... Или бы на завод, да встать к своему станочку! Ты не видел, Космач, как железо режут? Не видел. А посмотрел бы разок — навсегда влюбился бы... Ты знаешь что? Как покончим с Колчаком, приезжай ко мне в гости. Все покажу тебе, расскажу — ахнешь! Приедешь?

— Приеду, Костя. Обязательно. Я теперь тебя ни в жизнь не забуду.

Костя хлопнул Артемку по плечу.

— Ну-ну, Космач. Мы еще повоюем вместе. А... платочек-то не потерял? — спросил неожиданно.

— Какой платочек?.. А!.. Нет... У меня он...

— Не теряй, Космач. Я вот потерял, и тяжело теперь...

И замолчал. Надолго.

Примолк и Артемка. Задумался о своем. О Настеньке. Скорей бы домой, скорей бы в Тюменцево. Скорей бы строить коммуну. Вместе со всеми. С Настенькой, Пронькой, Спирькой...

Поднял Артемка глаза — степь, широкая, тусклая, холодная. Впереди зачернело село.  «Бутырки,— отметил про себя Артемка.— Сейчас отогреемся, чаю попьем». И весело глянул на Костю:

— Хочешь чайку с сахаром? У меня целых три куска есть!

— Он еще спрашивает! Я бы сейчас раскаленное железо проглотил...

Но чайку попить не пришлось. Как только полк остановился, Колядо вызвал разведчиков к себе, в помещение сельского Совета.

Он ходил взад-вперед по комнате. На нем ладно сидела трофейная черная мерлушковая бурка, такая же папаха. На сапогах тонко позвякивали шпоры.

Когда Артемка и Костя вошли, Колядо курил, говорил командирам батальонов:

— Из штаба сообщили, шо тридцатого октября Красная Армия выбила белогвардейцев из Тобольска и Петропавловска, а сейчас идет на Омск.

— Значит, снова наступление? Артемка весело глянул на Костю:

— Видал, а? Вот бьют! Вот гонят беляков!

— Сейчас надо всеми силами, яки у нас есть, помогать Красной Армии развивать наступление — оттягивать на себя еще больше белых войск и бить их.

— Так!

— Верно, Федор!

— Вот мы и будем помогать... Костик, разведку во все концы. До самого Буканского. Следи, штоб ни одна жива душа мимо глаз не проскочила. Побывайте в Гуселетове. Туда, в случае чего, будем отходить.

Спустя часа два вернулась первая группа разведчиков. Иван Бушуев размашисто вошел к Колядо.

— Федор Ефимович, беляки вышли из Буканского. Идут на Бутырки. Отряд человек триста.

— Триста?! — удивленно поднял брови Колядо.— Шо так мало? На нас они такими отрядами не ходят...— Нахмурился, задумался, заходил по комнате.— Тут шо-то не то. Не иначе яку-то пакость задумали... Будем ждать остальных разведчиков, а пока... Давай-ка, Неборак, готовься встречать отряд из Буканского.

Костя, Артемка и еще трое хлопцев-разведчиков скакали по петлистой дороге на Гуселетово. День, похоже, разгуливался: небо, целую неделю серое, сегодня вдруг прорвалось кое-где яркой голубизной, и сквозь эти прорехи, как струи, сыпанулись на мерзлую седую землю солнечные лучи. На дороге, в степи и в бесконечной полосе зеленого бора по левую сторону от дороги было безлюдно и тихо.

Разведчики ехали скучась, зорко вглядываясь то в степь, то в бор. Молчали. Верст через десять дорога раздвоилась: одна уходила по степи вдоль кромки бора на Гуселетово, другая круто сворачивала в лес на Островное. Разведчики остановились в раздумье: по какой ехать? Один сказал:

— Чего думать-то? Айда вперед. Беляки лесные дороги не любят.

Костя, привстав на стременах, долго и внимательно осматривал степь, наконец опустился на седло.

— Тут, пожалуй, все в порядке. Поедем по лесной.

— Может, разделимся? — предложил Артемка. Но Костя мотнул головой:

— Нельзя. Мало людей. При случае не отстреляешься.

Тронули коней шагом. Две стены леса сжали дорогу. Глухо, печально шумели сосны, вокруг стоял неприятный полумрак. Костя легко скинул с плеча винтовку, положил поперек седла. Остальные разведчики сделали то же самое.

Затревожило на сердце у Артемки. Он то и дело вздрагивал от неожиданного треска сучка, от шелеста крыльев испуганной птицы или скрипа расщепленной молнией сосны. Костя уловил в Артемкиных глазах тревогу, улыбнулся, подмигнув черным добрым глазом.

— Держись, Космач, в лесу всегда так.

Вот человек — Костя! Без слов все понимал, все угадывал. И всегда у него находилась для Артемки дружеская поддержка. Что там ни говори, а с Костей Артемке никогда не страшно хоть на какое дело идти: верил он в его смелость, силу и удачу. Знал — Костя из любой беды выберется и товарищей выведет.

Улыбнулся Артемка Косте:

— А я, Костя, держусь... Не думай...

Лес по обочинам стал редеть, и вскоре впереди показалась обширная поляна, протянувшаяся версты на три. Артемка пришпорил Воронка, первым вынесся на простор и вдруг рванул поводья: навстречу на поляну втягивалась бесконечная колонна белогвардейцев, а впереди нее скакал вражеский разъезд.

— Костя, белые!

Костя одним взглядом охватил поляну и змеящуюся по дороге колонну солдат и верховых, которые уже заметили партизан и поскакали к ним, на ходу срывая с плеч винтовки.

— Вот как,— сказал Костя тихо и хладнокровно, будто не им грозила опасность.— Обойти хотят наш полк с тыла.— И уже к разведчикам: — А ну, хлопцы, аллюр три креста!

Разведчики круто развернули коней, но не успели набрать скорость, как загрохотали выстрелы. Двое, что скакали позади, упали с коней как скошенные.

Артемка что было силы дал шпоры Воронку. Конь всхрапнул, на секунду вздыбился и пошел внамет. Позади снова гулко ударили выстрелы. Артемка оглянулся: за ним скакал один лишь Костя и тот вдруг стал медленно-медленно сползать с коня.