Повесть о красном орленке, стр. 24

Все это произошло так быстро, что Артемка не успел как следует испугаться. Забыв об опасности, он привстал над кустами, крикнул приглушенно:

— Деда, деда, сюда!

Лагожа вздрогнул, увидев Артемку, остановился.

— Возьми это,— прохрипел,— и беги!

Артемка схватил сверток, сунул за пазуху.

— На тот берег айда! Там овраг есть!..

Но Лагожа лишь рукой махнул:  дескать, все равно не уйти.

— Беги! Беги, Темушка!

А сам повернулся и пошел обратно, навстречу дружинникам.

Артемка только потом понял, почему Лагожа сделал это. Из-за него, Артемки. Побоялся, что дружинники увидят и схватят его. А сейчас, глядя на удаляющуюся спину деда, он жалостно звал:

— Куда? Зачем? Деда!..

Лагожа уже не слыхал Артемки: с криком и бранью набросились на него человек пять, скрутили руки, принялись бить.

— Попалась, старая лиса! — раздался ликующий голос Потала.— Петлял, следы заметал и — попался! От меня не уйдешь! — И тут же совсем другим тоном, подобострастным: — С удачей вас, Кузьма Елистратьич!

«Ну, погоди, Ботало проклятое! — зло шептал Артемка, размазывая слезы по грязным щекам.— Погоди, Кузьма Елистратьич!»

Лагожу увели. Вскоре все стихло. А Артемка сидел и сидел на прежнем месте, переживая новое горе. Не заметил, как смерклось. Выплыл серпик молодой, будто умытой, луны. Где-то весело заквакали лягушки, а по кустам прошелестел прохладный ветерок.

Подполз Артемка к берегу, умылся, вытерся подкладом картуза. Нет, сейчас он так просто не уйдет из села. Отомстит за деда. Подумал: «Жаль, патронов нет, а то бы показал!» Но тут же решительно: «Ладно, и без них обойдемся!»

Огляделся Артемка и настороженно пошел по берегу к центру села, к мосту. Добрался быстро. Прислушался: тихо, спокойно. Торопливо принялся шарить руками по земле, отыскивая камни-голыши. Набрал штук десять, крупных, гладких. Рассовал по карманам, выбрался из-под моста на дорогу и пошагал через площадь к дому Филимоновых. Шел не прячась, не оглядываясь, с какой-то необъяснимой уверенностью, что его никто не увидит, не остановит, не схватит. И чем ближе подходил к Филимоновым, тем спокойней был. Появилась даже какая-то удалая беспечность и веселость.

Вот и дом. Четыре больших окна бросали световые дорожки на улицу. По занавескам ползали огромные тени: то головы, то руки, то спины. «Все собрались. Жрать готовятся...— И усмехнулся: — Сейчас вот подавитесь».

Остановился Артемка прямо против окон, деловито выбрал четыре самых крупных, тяжелых голыша, размахнулся и с силой запустил первый. Треснула, разорвалась тишина. С жалобным звоном рассыпалось стекло. В двух окнах сразу погас свет: наверное, в лампу угодил. В доме поднялась суматоха, ругань, крики. Раздался Мотькин плач:

— Тятька, тятька, боюсь!

Артемка злорадно засмеялся, а сам бил по всем окнам расчетливо и быстро. Потом, уже из озорства, пронзительно свистнул и помчался по улице к окраине.

Это была его улица. Каждая ямка, каждый камешек, каждая щель в заборе — все здесь знакомо. Он бежал стремительно и легко, едва касаясь ногами земли. Был уже далеко, почти у своей усадьбы, когда Филимоновы опомнились: грохнули один за другим выстрелы, раздались крики. Артемка смеялся: «Стреляйте, орите, хоть тресните». Впереди услышал испуганный голос:

— Опять стреляют!

Сразу узнал — Настенька. И тут же увидел двух девчонок, сидевших на бревнышках возле Черниченковой избы.

— Здорово, девчонки!

Настенька,  узнав Артемку, вскрикнула  взволнованно:

— Темка?! Откуда ты? Не за тобой ли гонятся?

В темноте в самом деле тяжело бухало несколько ног. Артемка заторопился:

— Побегу, пожалуй...

— Неужто домой? — испугалась Настенька.

— Ну, глупая!.. На вот, возьми на память.— И сунул Настеньке оставшийся в кармане круглый голышек.

Вот и Густое. Теперь Артемка вольная птица. Теперь ему ничего не страшно: в лесу и в степи никто его не увидит, не поймает. Здесь он хозяин, здесь каждый кустик и холмик за него — укроют, не выдадут.

...В деревушку, где стоял отряд, Артемка пришел в назначенный срок.

— Молодец! — сказал Неборак.

Эта скупая похвала была дороже любой награды.

Вечером Неборак дал команду двигаться в Шарчино. Пока Артемка отсутствовал, их отряд здорово пополнился. Двадцать шесть партизан стало в нем. Местные мужики наконец решились взяться за оружие. Вступил в отряд и желтоусый мужик. Сейчас он ехал верхом на своем единственном коньке, которого хотел отобрать Бубнов.

Артемка подремывал на тряской, скрипучей телеге, думал, где они найдут Колядо, как встретят их партизаны... А еще больше мечтал свидеться с веселым черноглазым Костей Печерским.

9

Колядо осматривал винокуровских коней, которых только что пригнали партизаны, отбив их у белогвардейцев. В этом деле участвовала лишь небольшая группа партизан во главе с Костей Печерским. Партизаны полностью разгромили отряд колчаковцев, а сами не понесли никаких потерь. Колядо, молодой, невысокий, но статный, шагал между коней широко и легко. Останавливался возле особенно поглянувшихся. Говорил громко, с легким хохлацким акцентом, восхищался бурно, не стесняясь:

— О це конек! Ой, мама моя! Да на такого и царю-императору сесть не стыдно. А цей! Не конь — лебедь белая! А побачьте того, со звездочкой на лбу.— И вдруг обернулся, позвал громко: — Костик! Где Костик?

Подошел Костя, вопросительно глянул на Колядо:

— В чем дело?

— В том, шо молодцы вы усе! Спасибо, хлопцы, за коней. Теперь можно и кавалерию при отряде заводить. Самых лихих в седла посадим — нехай гоняют беляков по степу. Верно?

— Верно! — раздались веселые возгласы.

— Берегите коней,— между тем говорил Колядо.— Они — наша быстрота. А быстрота — наша сила. Быстрота, внезапность, смелость — вот оружие, которого боятся враги, як огня. Народ назвал нас красными орлами, так давайте и будем орлами...

Отряд Колядо, дерзкий и неуловимый, наводил страх не только на сельские власти, но и на карательные отряды. Он появлялся там, где его никто не ждал, громил колчаковцев, судил предателей. Одно упоминание о Колядо бросало в дрожь сельских богатеев.

Зато для бедняков партизаны были желанными гостями. Они выставляли на столы все, что имелось в захудалых кладовых. Но не только продуктами снабжали они партизан — отдавали брички, лошадей, сено, а зачастую и сами шли с Колядо в бой.

Однажды — это было ранней весной — отряд Колядо, тогда еще небольшой, плохо вооруженный, нарвался на казачий эскадрон. Четыре дня гонялись казаки за партизанами, и если бы не крестьяне, которые снабжали Колядо свежими лошадьми, лег бы порубанным отряд.

Ушел тогда Колядо от беляков. Ушел, но не испугался вражеской силы. Наоборот, еще жестче стал громить врага.

Как-то раз пришли в отряд двое пожилых мужиков, усталых, обтрепанных.

— Нам бы самого,— хрипло выдавил один, высокий, с длинной бородой.— Федю Коляду... Дело спешное...

Костя внимательно осмотрел мужиков, их осунувшиеся лица, молча повел к командиру.

Увидели мужики Колядо, согнули натруженные спины в низком поклоне:

— Помоги, родимый... От народа кланяемся и просим...

Колядо,    смущенный    таким    обращением,    грубовато сказал:

— Я не куркуль. Мне поклоны не нужны. А помочь рады, коли сможем. Якое дело у вас?

— Оборони от колчаков,— заговорил все тот же, с длинной бородой.— Начисто обирают... Скотину увели, почитай, всю, теперь телеги, упряжь забрали...

— Коней отнимать зачали,— произнес второй.— Околеем с голода... Нету сил наших боле. Чем жить? Чем хлебушко добывать? Чем кормить рты голодные?.. Помоги.

Посуровело лицо у Колядо. Глаза холодные и острые, как ножи. Молчит. Что он скажет обездоленным людям? Как поможет им, если сейчас вся Сибирь стонет тяжким стоном от колчаковских поборов. А крестьяне бередят, бередят сердце, будто скребницей водят по нему.