Шторм и штиль, стр. 33
3
На подъем флага не переодеваются в выходную одежду. Можно стоять в шеренге и в рабочей. Но на этот раз Юрий Баглай вызвал дежурного по кораблю и приказал, чтобы вся свободная от вахты команда надела форму номер три: не напрасно же, проснувшись спозаранку, готовились матросы, и было бы грешно не дать им возможности в последний раз покрасоваться перед боцманом в своей парадной форме. Уже переодетые, к боцману Небабе подошли Андрей Соляник, Николай Лубенец и радист Куценький.
— Разрешите обратиться, товарищ боцман! — Соляник подбросил руку к бескозырке с особым флотским шиком, то же сделали и его друзья-матросы.
— Слушаю вас… — удивленно посмотрел на них боцман.
— От имени всей команды просим вас поднять сегодня флаг.
— Но ведь есть вахтенный… — совсем растерялся Небаба.
— Так точно! — ответил Соляник. — Но вы на этом корабле остаетесь для нас вахтенным навсегда: в каких бы штормах мы ни были, всегда будем думать, что вместе с нами вы несете морскую вахту.
Небаба почувствовал, как в глазах его защипало. Он стиснул челюсти: разве может боцман плакать перед матросами? И сказал лишь одно слово:
— Спасибо…
Может быть, ничто так не волнует военного моряка, как подъем флага. Длится эта процедура всего-навсего какую-то минуту. Но ты стоишь в строю. Справа и слева ощущаешь плечи друзей, такие же сильные, как и твои, и ты чувствуешь их силу, так же, как свою. Кажется, что и сердце на всех — одно. И матросы отдают сейчас частицу этого сердца боцману Небабе…
…Замерла, затихла бухта в ожидании торжественной минуты.
И вот она наступила.
На корабле, что стоял на рейде и держал флаг командующего эскадрой, ударил первый двойной колокол, и в то же мгновение запели рынды и на остальных кораблях. Медные чистые звуки взлетели над бухтой, как на крыльях чаек, уже носившихся в голубом небе.
На всех кораблях медленно и торжественно плыли вверх флаги.
Небаба обеими руками перебирал фал, а флаг, поднимаясь все выше и выше над его головой, трепетал на утреннем ветерке. Небаба чувствовал биение своего сердца и щемящую тоску в груди. Вот поднимет он корабельный флаг, попрощается с командой — и нет больше для него корабля.
Как будто и подготовился, знал ведь, что придется прощаться, но до сих пор представлял себе это неясно, а вот сейчас разлука стала реальностью… Он окидывал взором бухту, корабли, и не было для него ничего более родного, чем все то, что лежало сейчас перед его глазами. Словно с родным домом навеки прощался.
После подъема флага прозвучала команда «вольно».
— Иван Сергеевич, — обратился Баглай к Небабе, — прошу вас стать перед строем.
И сам стал рядом и заговорил о боцмане, о его безукоризненной службе, о заслугах перед кораблем. Закончил он так:
— Мне очень жаль расставаться с вами, Иван Сергеевич, да и команда всегда будет помнить вас. Примите от нас на память подарок, чтобы не забывали вы о корабле… — Юрий вынул из кармана боцманскую дудку и повесил ее на грудь Небабы.
Солнце засияло на ее плоских боках, заструилось по длинной золотисто-медной цепочке.
«Ну вот, теперь уже все…» — с грустью подумал Небаба.
Но вдруг послышался голос Лубенца:
— Товарищ лейтенант, разрешите выйти из строя и на минутку спуститься в машинное отделение.
— Разрешаю.
Вскоре Лубенец был уже на палубе. В руках он держал макет корабля. Бронзовый корпус. Металлические мачты и рубки. Ходовой мостик. Шлюпки по бортам, закрепленные на шлюп-балках. Якорные лебедки. Даже якоря в клюзах. Все было сделано изящно и мастерски точно.
Лубенец протянул макет Небабе.
— От меня лично и от всей команды прошу вас принять этот скромный подарок. Чтобы никогда не забывали, на каком корабле плавали!
Небаба знал, что Лубенец мастерит копию их корабля, но ему и в голову не приходило, что это для него готовится такой драгоценный подарок!
В полдень Небаба сошел с корабля.
Все долго смотрели ему вслед, пока его стройная фигура не исчезла за воротами причала. И лишь тогда у кого-то вырвалось:
— Вот и нет нашего боцмана… Расходились с палубы медленно, молча. Корабль словно осиротел.
4
Долго готовился Юрий Баглай к этому разговору, хорошо понимая, что он неизбежен. Не выходили из памяти слова командира части Курганова, которые тот будто вскользь бросил о Солянике: «Мы из него хорошего боцмана сделаем — придет время, и вы поговорите с ним…»
И вот это время наступило.
Уже несколько недель Андрей Соляник исполняет обязанности боцмана. С делом справляется хорошо. Да, наверное, и привык к своему положению.
Была суббота, вторая половина дня. Те, кто получил увольнительные, сошли на берег. Соляник остался на корабле. Юрий наблюдал, как тщательно осматривал он матросов, идущих в увольнение. Подражая Небабе, даже носовые платки проверил. Кто-то из матросов попробовал было пошутить:
— И зачем тебе все это?
Но Соляник тут же рубанул под самый корень:
— Разговоры в строю! И запомнить: во время исполнения служебных обязанностей «ты» не существует!
Смешок в шеренге угас.
«Именно сейчас настал момент поговорить, — подумал Юрий. — На корабле никаких работ нет. Соляник свободен».
Он вызвал рассыльного:
— Пригласите ко мне старшину Соляника.
Баглай закурил и прошелся по каюте. В открытый иллюминатор светило солнце. Затянул иллюминатор шторой. Каюта наполнилась розовым полусветом.
В дверь постучали.
— Войдите, — сдерживая волнение, сказал Юрий. Андрей был в чисто выстиранной и наглаженной робе, красиво облегавшей его широкие крепкие плечи. Он остановился у порога в ожидании очередного распоряжения. Но Баглай показал рукой на кресло у стола.
— Садитесь. Мне с вами нужно поговорить.
Соляник сел. В его черных цыганских глазах на мгновение мелькнуло любопытство, но он умел владеть своими чувствами и не показывать того, что таилось в душе.
— Наш разговор будет для вас неожиданностью, — улыбнулся Баглай, не решаясь сразу же приступить к делу.
— Я вас слушаю, товарищ лейтенант.
Теперь Соляник уже не скрывал своего любопытства.
«И чего это я волнуюсь! — мысленно упрекнул себя Юрий. — Согласится — согласится, а нет, так нет… Пусть с ним сам Курганов разговаривает…»
И прямо спросил:
— Что бы вы сказали, если бы вам предложили стать боцманом корабля?
Глаза Соляника стали круглыми:
— Мне?!
— Именно вам.
— Но ведь я же… Я же настроился на демобилизацию!
— Вот об этом-то и речь… А не подумаете ли вы о том, чтобы перестроиться на сверхсрочную службу?
Разговор получался каким-то сухим, казенным. Юрий это почувствовал и схватился за довод, который вдруг пришел ему в голову:
— Я с вами говорю не только от своего имени, но и от имени командира части капитана второго ранга Курганова.
Лицо Соляника вспыхнуло. Бывший боцман Небаба уже разговаривал с ним об этом. Тогда он отделался шутливой болтовней да прибаутками. А с командиром корабля так не поговоришь. Да еще если и в самом деле он предлагает от имени командира части!
Решил отрубить сразу:
— Не смогу я, товарищ лейтенант, служить сверхсрочную.
— Почему не сможете?
— Ну… сами знаете… С дисциплиной у меня не в порядке. На гауптвахте сидел…
Юрий Баглай растерялся, он почувствовал себя виноватым.
— Сидел… Всякое случается… Но я ведь знаю вас и другим. Все знают на корабле. Отличный моряк. Дело в руках горит. Команда вас уважает. Верю, что и боцманом хорошим будете. А дисциплина… Мы вместе с вами будем бороться за высокую дисциплину на корабле.
Андрей Соляник некоторое время сидел молча, что-то трудно обдумывал, над переносицей у него задрожали две морщинки.
— Товарищ лейтенант, вы знаете, какая у меня профессия там?
— Знаю. Монтажник-высотник… Очень ценная профессия, ничего не скажешь.