Шторм и штиль, стр. 32
2
Юрий поднялся рано. Тщательно побрился. Не дожидаясь вестового, надраил медные пуговицы на темно-синем кителе, выгладил брюки, до блеска начистил ботинки.
Одевался тщательно, придирчиво рассматривая себя в зеркале, вправленном в белую стену каюты. Наконец решил, что выглядит он хорошо, даже празднично. Но тут же поймал себя на том, что на душе — далеко не празднично. Сел в кресло, вытянул ноги, чтобы не измять остро заутюженные складки на брюках, закурил и задумался. В самом деле, какая радость, если сегодня боцман Небаба навсегда оставляет корабль! Недолго с ним проплавал, всего лишь год, но сжился, сроднился так, что от одной мысли о разлуке сердце щемит.
Все случалось: иногда он был недоволен боцманом, и боцман не всегда одобрял действия командира корабля, но взаимная симпатия постепенно крепла, и настало время, когда они оба почувствовали, что дополняют друг друга в нелегкой корабельной службе. Так и служить бы… Но жизнь на месте не стоит. Не мог Юрий расстаться с Небабой легко и просто: «Будьте здоровы» и «Желаю успеха». Решил устроить торжественные проводы, как и надлежит морякам, которые вместе глотали соленую воду и подставляли грудь штормовым ветрам. Пусть добрым словом вспоминает Небаба корабль, команду и его, Юрия Баглая.
Взглянул на круглые морские часы, висевшие над столом. До побудки оставалось еще десять минут. Стараясь не стукнуть дверями и тихо ступая, он поднялся на верхнюю палубу. В глаза брызнуло по-осеннему чистое солнце. Воскресный день обещал быть погожим. После проводов команде не надо будет сразу же приниматься за работу, проводить учения на боевых постах. Матросы на досуге смогут поговорить о своем бывшем боцмане (теперь уже бывшем, даже не верится!), отдохнуть в городе. Большую приборку сделали вчера, и теперь корабль блестел чистой палубой, старательно вымытыми бортами, сверкал медью поручней и кнехтов.
К Баглаю, гулко стуча ботинками, подбежал дежурный по кораблю и отнюдь не приглушенным, как это следовало бы, голосом, начал докладывать:
— Товарищ лейтенант! За время моего дежурства…
Но Юрии остановил его:
— Отставить! Почему вы поднимаете на палубе такой грохот и кричите на всю бухту в то время, когда команда еще спит?
— Есть, отставить… — сказал дежурный, опустил руку, которую держал у виска, и чуть заметно, загадочно улыбнулся.
— Чего это вы улыбаетесь? — удивился Баглай.
Дежурный смущенно переступил с ноги на ногу.
— Произошло нарушение распорядка, товарищ лейтенант.
Баглай поднял брови.
— Какое нарушение?! Дежурный вытянулся.
— Не ждали, что вы раньше встанете…
— Ну и что же? — с тревогой в голосе спросил Баглай. Мелькнула мысль: снова на корабле ЧП, да еще в то время, когда надо торжественно провожать боцмана. Поэтому он, повысив голос, приказал: — Докладывайте по всей форме, что случилось.
— Команда не спит, товарищ лейтенант. Все уже встали. Готовятся боцмана провожать.
На мгновение Юрий Баглай даже растерялся: ЧП это или не ЧП? Но что же они там делают, в кубрике? Ведь все должны спать, пока не поднимет их дудка рассыльного!
То, что он увидел в кубрике, поразило его. Матросы будто и спать не ложились. Один гладил брюки, второй надраивал пуговицы на бушлате, третий подшивал белый подворотничок, четвертый чистил щеткой выходные ботинки, пятый заправлял новую ленту в бескозырку… Одним словом, все были заняты делом.
Лишь Андрей Соляник, у которого, наверное, все уже было приготовлено, добровольно взял на себя обязанности дежурного по кубрику и, увидев командира корабля, гаркнул так, что вздрогнули стены:
— Смир-р-но!
И все сразу же вскочили со своих мест и замерли по стойке «смирно» — лицом к Баглаю, руки по швам, грудь вперед. Выглядели они довольно комично: кто стоял в трусах и тельняшке, кто — в серой парусиновой робе и в одном ботинке, не успев обуть второй…
Баглай строго спросил:
— Что тут у вас происходит? — Он взглянул на ручные часы. — Ведь время побудки еще не наступило!
— Так точно, товарищ лейтенант, — охотно подтвердил Соляник — Только нам сегодня не спится.
— Почему не спится?
Матрос улыбнулся антрацитовыми глазами, в которых заблестели знакомые Баглаю смешинки, и ответил:
— По той же причине, что и вам, товарищ лейтенант. Ведь сегодня он последний день с нами…
И в это мгновение рассыльный громко просвистал в дудку и выкрикнул обычную команду:
— Подъем! Приготовиться к зарядке!
Но никто в кубрике и не пошевелился. Все смотрели на своего командира. Что он скажет? Действительно, произошло нарушение распорядка. Но ведь такой день! Неужели командир корабля не поймет их?
Наверно, именно эти мысли и прочитал в глазах матросов Баглай, и потому спокойным, ровным голосом сказал:
— Выполняйте дудку, — и первым вышел из кубрика. К своему величайшему удивлению, командир увидел боцмана Небабу, который по узкому шаткому трапу, переброшенному с кормы на берег, поднимался на корабль. Был он, как и Юрий Баглай, аккуратно и по-праздничному одет, старательно выбрит. Видно, тоже поднялся на рассвете.
— Иван Сергеевич! — воскликнул Юрий, называя Небабу не мичманом и не боцманом, а по имени и отчеству. — Чего это вы так рано? Ведь условились к подъему флага.
Боцман вчера после ужина ушел домой с тем, чтобы прийти на корабль в восемь. Казалось, теперь можно было бы и поспать подольше, отдохнуть после ежедневных морских забот. Разве мало лет отдал он флоту?
Небаба смущенно улыбнулся:
— Если разрешите, товарищ лейтенант, я сегодня до обеда побуду боцманом. Последний раз…
— Буду рад, товарищ мичман.
На пирсе махали руками, наклонялись и приседали, делая зарядку, матросы, а боцман Небаба ходил по кораблю и заглядывал во все уголки. Он знал, что везде найдет полный порядок, ведь сам вчера руководил большой приборкой, но, наверное, ему хотелось в последний раз потрогать руками, приласкать глазами все то, что за много лет будто стало личным достоянием.
А матросы, расходясь с зарядки, перешептывались:
— Боцман с кораблем прощается. Не надо ему мешать.
Но едва успели они умыться, как услышали его властный голос:
— По приборкам разойтись!
Все сразу же разбежались по своим заведованиям, кубрикам и боевым постам, и, хотя хорошо знали, что после вчерашней тщательной большой приборки сегодняшняя малая — только для поддержания чистоты, все принялись за работу с таким рвением, будто соскучились по ней.
А боцман Небаба появлялся на верхней палубе, в жилых и служебных помещениях, на ходовом мостике, на камбузе, возле пушек и шлюпок и покрикивал:
— Веселей, веселей, морячки! Палубу скатать и пролопатить! Медяшку почистить! Сигнальные флажки проветрить и сложить, как следует! Чехлы на шлюпках натянуть потуже!
И ходил, ходил по кораблю, как полновластный хозяин. Ох, какой же неугомонный этот боцман! И как же он мил каждому матросу! Разве можно на него обижаться? Все видели, что он очень опечален, да и у ребят глаза были грустные.
Не станет Небабы, а кто же будет вместо него? Пришлют какого-нибудь салагу, начнет он свои порядки заводить. Конечно, корабельного устава будет придерживаться и тот, новый, может, он и хорошим человеком окажется, но другого Небабу не найдешь!
— Шевелись, шевелись! — покрикивал боцман. И матросы не жалели ни рук, ни силы.