Шторм и штиль, стр. 22

Закончился вечер художественной самодеятельности. Юрий увидел, как Андрей Соляник провожает Лялю до ворот. Они постояли немного, поговорили, и матрос вернулся на корабль.

И тогда Юрий — позже он долго не мог объяснить себе, что на него нашло, — пользуясь правом свободного выхода с территории воинской части, поспешил за ворота, чтобы догнать девушку.

— Ляля, задержитесь, пожалуйста, на минутку! Она остановилась, дождалась, пока Юрий приблизился, и спросила:

— Вы тоже домой?

— Да… Разрешите, я провожу вас.

Даже в темноте он увидел, как брови ее дрогнули, а широко открытые глаза удивленно посмотрели на него.

— А зачем меня провожать? Я и сама дорогу знаю. Юрий растерялся:

— Но ведь… скоро полночь…

— Ну и что же? Мне каждый камешек знаком. И это провожанье не нужно ни вам, ни мне. Спокойной ночи.

Она быстро пошла прочь.

У Баглая было такое чувство, словно ему дали пощечину. Оглянулся: «Хоть бы не видел никто!» Но, как на грех, из ворот выходил замполит Вербенко.

— Вы что тут делаете, товарищ лейтенант?

Юрий Баглай готов был провалиться сквозь землю. Чуть слышно пробормотал:

— На корабль иду, товарищ капитан третьего ранга.

Вербенко посмотрел вслед удаляющейся девичьей фигуре и перевел, внимательный взгляд на Баглая:

— Понимаю… Вы молоды и красивы. Андрей Соляник — тоже. Не вмешивайтесь в чужое счастье.

И в этот вечер Юрий не пошел к Поле.

14

По утрам в кубрике Андрей Соляник обычно точит балясы, необидно насмехается над всеми, кто попадется под руку:

— Спишь на ходу… И кто это тебя в матросы взял, такого растяпу! Твоя Маруська на тебя и смотреть не захочет.

Матрос пробует огрызнуться:

— А какое тебе дело до меня и моей Маруськи?

Но Солянику только этого и надо, ему лишь бы за ниточку зацепиться в этой шутливой перебранке.

— Так я ж хочу, чтобы из тебя человек вышел! Приедешь в отпуск, а там все глаза вытаращат: «Неужели море такого увальня воспитало?»

Сам Андрей Соляник — расторопный матрос. За что ни возьмется, все горит в его руках, недаром же он в боцманской команде служит! Но его не всегда хватало на хорошие дела, случалось, и проштрафится. Набедокурит, а потом весело рассказывает, да так, будто о какой-то комедии речь идет. С той поры как служит Соляник на флоте, боцман Небаба безуспешно воюет с его кудрями, густыми волнами ниспадающими из-под бескозырки на лоб. Однажды Небаба посоветовал матросам:

— Вы его остригите, когда он спать будет. Никого не накажу, а, может, еще и благодарность вынесу.

Но Андрей Соляник показал матросам огромный, с гирю, кулачище и с угрозой в голосе спросил:

— А это видели?

Конечно, все были уверены, что если бы даже его и остригли, в драку Соляник не полез бы, да никто не взялся осуществить совет боцмана — матроса уважали за умелые руки, неутомимость в работе и отвагу в походах. Не забывали и о том, что он среди всей команды — единственный монтажник-верхолаз в прошлом, а такой профессии любой позавидует. И рассказывал он о своей работе увлеченно, фантазируя на ходу:

— Эх, ребята, закончу службу, возвращусь в Кривой Рог, построю пятидесятиэтажный небоскреб, заберусь на самую крышу и крикну: «Эге-гей, хлопцы-черноморцы! Видите ли вы меня? Слышите ли?» А вы мне в ответ: «Видим, слышим! На такой высоте тебя весь мир видит!» А потом я в гости к вам приеду. Командир корабля сразу же скомандует: «Боцман! Построить всю команду на правом шкафуте! На знаменитого монтажника-верхолаза, бывшего матроса нашего корабля, равня-а-ись!» Я прохожу мимо строя, а вы все стоите и глазами меня поедаете. «Здравствуйте, товарищи матросы боевого корабля!» — крикну я…

— И проснешься, — под общий смех подбрасывает кто-то острое словцо.

Однако боцман Небаба хотел, чтобы дальнейшая судьба Соляника сложилась по-иному. И однажды, в свободное время, когда оба они были в прекрасном настроении, заговорил с ним о сверхсрочной службе:

— Ты хоть и горячая голова, а моряк настоящий, моряком родился — одним словом, кровь морская в твоих жилах течет. А если еще научишься жить по полной морской форме, то будет тебе на флоте и уважение и слава… Тут глянь, какой простор, чувствуешь, как легко дышится? А романтика! Будто на свет заново рождаешься, когда в море выходишь.

Но Соляник был непробиваем, как самая крепкая броня.

— Меня, боцман, хитрыми словами не проймешь. Моя романтика вон там, под синим небом. Оттуда и мир далеко виден… А кроме того, на этой вышине не надо по струнке ходить и волосы подстригать, как устав требует, не надо бояться, как бы с берега не опоздать. А там? Больше построй, выше поднимись — вот тебе и слава… Я еще героем труда стану, обо мне во всех газетах писать будут, и с портретов буду тебе улыбаться. Так что, не агитируй, боцман, как говорят, напрасный труд…

Но в это утро Андрей Соляник был молчалив и хмур.

Вчера вечером, проводив Лялю до ворот и вернувшись на корабль, он с палубы видел, как лейтенант Баглай догнал девушку, как остановились они и разговаривали.

Правда, недолго.

Но о чем-то же они говорили…

Измученный ревностью, он ворочался с боку на бок на своей подвесной койке и почти всю ночь не спал.

Ребята удивились, что Соляника не слышно. Куценький спросил:

— А чего это, братцы, наш Соляник сегодня в дрейф лег? Даже скучно как-то.

— Наверное, вчера Лялечка сглазила, — подхватил шутку Лубенец.

Но Андрея все это будто и не касалось. Он молчал.

Над люком свесилась голова рассыльного, пронзительно свистнула дудка: «На зарядку!»

Соляник одним из первых вышел на палубу, чтобы не слышать неуместных шуток. В глаза ударило солнце. Оно плыло низко над горизонтом, но было уже теплое и ласковое. Чистым голубым шелком висело над головой небо. Над бухтой, то касаясь грудью волн и выхватывая рыбешек, то взмывая вверх, носились и кричали неугомонные белокрылые чайки.

Андрей Соляник засмотрелся на них. «Ляля тоже, наверное, уже встала и собирается на работу», — подумал он. Вчерашнее не выходило из головы. Прощаясь, они условились встретиться в следующую субботу. Ох, как долго дожидаться ее, этой субботы! Целую неделю!

А командир корабля, Юрий Баглай, может хоть сегодня увидеть Лялю… Но вот и он сам. Вышел из каюты, остановился на палубе, смотрит на ручные часы. И сердито бросает боцману:

— Долго стягиваются на зарядку, товарищ мичман! «Это он, наверное, меня имеет в виду», — подумал Соляник, последним сходя на пирс.

Но именно теперь Андрею не хочется попадаться командиру или боцману под горячую руку. Чего доброго, и без берега оставить могут. А Солянику без берега никак нельзя. Ему надо встретиться с Лялей, узнать, о чем говорил с ней лейтенант Баглай. Ведь к нему самому не подойдешь, не спросишь…

И все же в этот день Солянику очень не повезло.

Началось с того, что после подъема флага командир корабля сошел на берег и, придирчиво осмотрев правый и левый борт корабля, крикнул рассыльному:

— Позовите сюда боцмана!

Небаба с момента побудки понял, что у Баглая почему-то плохое настроение, и поэтому держался с ним по-служебному официально, ловя каждое его движение, каждое слово.

— Слушаю вас, товарищ лейтенант.

— Кажется мне, — не глядя на боцмана, глуховатым голосом сказал Баглай, — что вот эти царапины на бортах становятся для вас привычными…

Никаких царапин Небаба не заметил, но и возразить ничего не мог. Где это видано, чтобы на боевом корабле младший возражал старшему! Да боцман и сам такого не стерпел бы по отношению к себе.

— Сегодня же поставлю матросов, чтобы покрасили. Все будет в порядке.

— Не «сегодня», а сделайте это сейчас же, — нетерпеливо и резко приказал Баглай.

— Есть, сделать сейчас! — Небаба подбросил руку к мичманке

— И еще одно… На шканцах и полубаке грязно!

У боцмана даже язык зачесался — так хотелось ему заметить, что там совсем не грязно, а если и остались какие-то следы после вчерашних гостей, так была же утренняя приборка, палубу вымыли, окатили, она уже и высохнуть успела. Но и на этот раз он только козырнул: