По ком звонит колокол, стр. 43

— Конечно, это правда, — ласково сказала Пилар. — Только не говори об этом людям, потому что они никогда не поверят тебе. Скажи, Ingles, в тебе нет цыганской крови?

Роберт Джордан помог ей подняться.

— Нет, — сказал он. — Насколько я знаю.

— В Марии тоже нет, насколько она знает, — сказала Пилар. — Pues es muy raro. Это очень странно.

— Но это было, Пилар, — сказала Мария.

— Como que no, hija? — сказала Пилар. — Почему же не быть, дочка? Когда я была молодая, у меня так плыла земля, что даже страшно было, вдруг она вся уйдет из-под меня. Каждую ночь это бывало.

— Лжешь ты, — сказала Мария.

— Да, — сказала Пилар. — Лгу. Это бывает только три раза в жизни. Она у тебя в самом деле плыла?

— Да, — сказала девушка. — Это правда.

— А у тебя, Ingles? — Пилар посмотрела на Роберта Джордана. — Только не лги!

— Да, — сказал он. — Это правда.

— Ладно, — сказал Пилар. — Ладно. Это хорошо.

— Что это ты такое говорила про три раза? — спросила Мария. — Что это такое значит?

— Три раза, — сказала Пилар. — Один у тебя уже был.

— Только три раза?

— А у многих людей ни разу, — сказала ей Пилар. — Ты точно помнишь, что она плыла?

— Удержаться трудно было, — сказала Мария.

— Значит, верно, плыла, — сказала Пилар. — Ну, раз так, вставай и идем в лагерь.

— Что это за вздор про три раза? — спросил Роберт Джордан у женщины, когда они шли через сосновый лес.

— Вздор? — Она искоса глянула на него. — Это совсем не вздор, мой маленький англичанин.

— Что же это, колдовство, вроде гаданья по руке?

— Это так и есть, все gitanos [44] это по себе знают.

— Но мы не gitanos.

— Да. Но тебе повезло. Бывает иногда, что везет не только цыганам.

— Значит, ты это всерьез сказала про три раза?

Она как-то странно посмотрела на него.

— Оставь меня в покое, Ingles, — сказала она. — Не приставай ко мне. Ты еще слишком молод, чтобы я с тобой разговаривала.

— Но, Пилар… — сказала Мария.

— Молчи, — ответила ей Пилар. — Один раз у тебя уже было, еще тебе осталось два.

— А у тебя сколько было? — спросил ее Роберт Джордан.

— Два, — сказала Пилар и подняла два пальца. — Два. И третьего уже не будет.

— Почему? — спросила ее Мария.

— Да замолчи ты, — сказала Пилар. — Молчи. Ох, уж эти мне молокососы!

— Почему не будет третьего? — спросил Роберт Джордан.

— И ты тоже молчи, понятно? — сказала Пилар. — Молчи.

Ладно, сказал себе Роберт Джордан. Меня на это не возьмешь. Я знаю немало цыган, и все они с причудами. Да, впрочем, и мы тоже. Разница только в том, что мы честно зарабатываем свой хлеб. Никто не знает, от какого племени мы происходим, и что мы унаследовали от него, и какие тайны скрывались в дремучих лесах, где жили наши прародители. Мы знаем только, что мы ничего не знаем. Мы ничего не знаем о том, что с нами случается по ночам. Впрочем, когда это случается днем, это очень хорошо. Что случилось — случилось, но вот этой женщине не только непременно нужно было заставить девушку сказать, хотя та этого не хотела, — ей нужно взять это себе и сделать своим. Ей нужно примешать к этому какую-то цыганскую чертовщину. Может быть, ей и нелегко пришлось там, на горе, но только что, на опушке, она одержала верх. Если б то, что она сделала, было сделано со зла, ее стоило бы застрелить. Но это было не со зла. Это было только желание сохранить свою хватку жизни. Сохранить ее через Марию.

Когда с этой войной будет покончено, ты можешь взяться за изучение женской психологии, сказал он себе. Начнешь хотя бы с Пилар. Правду сказать, у нее сегодня был трудный день. До сих пор она ни разу еще не пускала в ход цыганских фокусов. Вот разве только гаданье по руке. Да, верно, гаданье по руке. И я не думаю, что она просто дурачила меня с этим гаданьем. Она действительно не хочет говорить, что она прочла у меня на руке. Она в это поверила и молчит. Но это еще ничего не доказывает.

— Послушай, Пилар, — сказал он женщине.

Пилар взглянула на него и улыбнулась.

— Чего тебе? — спросила она.

— Брось ты эту таинственность, — сказал Роберт Джордан. — Не люблю я этого.

— Да? — сказала Пилар.

— Я не верю в людоедов, прорицателей, гадалок и во всякие цыганские бредни.

— Вот как? — сказала Пилар.

— Да. И девушку ты, пожалуйста, оставь в покое.

— Хорошо. Я оставлю ее в покое.

— И таинственность свою тоже оставь, — сказал Роберт Джордан. — У нас достаточно серьезной работы, и нечего осложнять все разными глупостями. Поменьше тайн, побольше дела.

— Понятно, — сказала Пилар и кивнула головой в знак согласия. — Но скажи мне, Ingles, — она улыбнулась ему, — плыла земля?

— Да, черт тебя возьми! Плыла!

Пилар засмеялась, и, смеясь, смотрела на Роберта Джордана.

— Ох, Ingles, Ingles, — сказала она сквозь смех. — Очень ты смешной. Придется тебе крепко потрудиться, чтобы вернулась вся твоя важность.

Ну тебя к черту, подумал Роберт Джордан. Но промолчал. Пока они разговаривали, солнце заволокло тучами, и, оглянувшись назад, он увидел, что небо над горами серое и тяжелое.

— Так и есть, — сказала ему Пилар, посмотрев на небо. — Будет снег.

— Теперь? Чуть не в июне?

— Что ж тут такого? Горы не ведут счет месяцам. Да и луна сейчас еще майская.

— Снега не может быть, — сказал он. — Невозможно, чтобы пошел снег.

— А все-таки он пойдет, Ingles, — сказала она.

Роберт Джордан поглядел на серую толщу неба, и у него на глазах солнце, едва просвечивавшее сквозь тучи, скрылось совсем, и все кругом стало серое, тяжелое и плотное; даже вершины гор отрезала серая туча.

— Да, — сказал он. — Кажется, ты права.

14

Когда они добрались до лагеря, снег уже шел, наискось пересекая просветы между соснами. Сначала он падал медленно, большими редкими хлопьями, кружившимися среди стволов, потом, когда налетел холодный ветер с гор, повалил густо и беспорядочно, и Роберт Джордан, стоя у входа в пещеру, смотрел на это с безмолвным бешенством.

— Много снега выпадет, — сказал Пабло.

Голос у него был хриплый, глаза мутные и налитые кровью.

— Цыган вернулся? — спросил его Роберт Джордан.

— Нет, — сказал Пабло. — Ни цыган, ни старик.

— Проводишь меня к верхнему посту у дороги?

— Нет, — сказал Пабло. — Я в это мешаться не стану.

— Не надо, найду сам.

— В такую метель можно и заблудиться, — сказал Пабло. — Я бы на твоем месте не ходил.

— Нужно только спуститься вниз по склону, а потом идти вдоль дороги.

— Найти, может быть, ты и найдешь. Но твои постовые наверняка вернутся, раз такой снег, и ты разминешься с ними.

— Старик без меня не вернется.

— Вернется. В такой снег он не будет там сидеть.

Пабло посмотрел на снежные хлопья, которые ветер гнал мимо входа в пещеру, и сказал:

— Ты недоволен, что пошел снег, Ingles?

Роберт Джордан выругался, а Пабло посмотрел на него своими мутными глазами и засмеялся.

— Лопнуло теперь твое наступление, Ingles, — сказал он. — Входи в пещеру, твои люди сейчас явятся.

Мария раздувала огонь в очаге, а Пилар возилась у кухонного стола. Очаг дымил, но девушка поворошила в нем палкой, помахала сложенной в несколько раз газетой, и пламя загудело, вспыхнуло и яркими языками потянулось вверх, к отверстию в своде пещеры.

— Чертов снег, — сказал Роберт Джордан. — Ты думаешь, много выпадет?

— Много, — весело сказал Пабло. Потом он крикнул Пилар: — Ты тоже недовольна, что снег, женщина? Ты ведь теперь командир, так ты тоже должна быть недовольна.

— A mi que? [45] — сказала Пилар через плечо. — Снег так снег.

— Выпей вина, Ingles, — сказал Пабло. — Я целый день пил вино, дожидаясь, когда пойдет снег.

— Дай мне кружку, — сказал Роберт Джордан.