Острова в океане, стр. 82
Подошел Ара.
— Том, кого ты назначишь отвезти его на берег и похоронить?
— Кто сегодня меньше всех работал?
— Все много работали. Я возьму с собой Хиля, и мы вдвоем все сделаем. Зароем его в песок над линией прилива.
— Лучше повыше.
— Я пришлю Вилли, и ты ему скажи, какую надпись сделать на доске. У меня в кладовой есть подходящая доска от ящика.
— Присылай Вилли.
— Зашить тело в брезент?
— Нет. Только заверните в его собственное одеяло. Присылай Вилли.
— Что нужно? — спросил Вилли.
— Сделай на доске надпись: «Неизвестный немецкий матрос» и поставь дату.
— Хорошо, Том. Мне съехать на берег для похорон?
— Нет, Ара и Хиль поедут. Сделай надпись и отдохни, выпей чего-нибудь.
— Как только Питерс поймает Гуантанамо, я пришлю тебе сказать. А ты сам не хочешь сойти вниз?
— Нет. Я и тут отдыхаю.
— И каково это — бодрствовать на мостике такого большого корабля, с сознанием своей ответственности и всякой прочей дерьмовой хреновины?
— Примерно так же, как делать надпись на той доске.
Пришла радиограмма из Гуантанамо. Расшифрованная, она гласила:
ПРОДОЛЖАЙТЕ ТЩАТЕЛЬНЫЕ ПОИСКИ ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ.
Это нам, сказал про себя Томас Хадсон. Он лег и тут же заснул, и Генри укрыл его легким одеялом.
IX
За час до рассвета Томас Хадсон уже был внизу и смотрел на барометр. Оказалось, что барометр упал на четыре десятых, и он разбудил помощника и показал ему.
Помощник посмотрел и кивнул.
— Ты же видел вчера грозовые тучи над Романо, — сказал он. — А теперь они переходят на юг.
— Завари мне, пожалуйста, чаю, — попросил Томас Хадсон.
— У меня есть холодный в бутылке на льду.
Томас Хадсон пошел на корму, отыскал ведро и тряпку и вымыл палубу. Ее уже успели помыть, но он вымыл еще раз и прополоскал тряпку. Потом взял бутылку с холодным чаем, поднялся на мостик и стал ждать, когда рассветет.
Еще до света его помощник выбрал кормовой якорь, потом они с Арой выбрали бортовой якорь и наконец втроем с Хилем втащили шлюпку на борт. Потом помощник откачал трюмную воду и проверил моторы.
Помощник высунул голову наверх и сказал:
— Теперь можно в любое время.
— Почему столько набралось воды?
— Да там у меня сальник один разболтался. Я уже подтянул его немного. Но пусть лучше набирает воды, чем чтобы моторы перегревались.
— Хорошо. Пошли ко мне Ару и Генри. Будем уходить.
Они выбрали якорь, и Томас Хадсон повернулся к Аре:
— Покажи мне еще раз то дерево.
Ара показал. Оно виднелось чуть повыше линии прилива в бухте, которую они покидали, и Томас Хадсон карандашом поставил на карте маленький крестик.
— Питерсу больше не удалось поймать Гуантанамо?
— Нет. У него опять перегорело.
— Ну что ж, мы идем по пятам за ними, и впереди их тоже кто-то ждет, и у нас есть приказ.
— Ты думаешь, Том, ветер в самом деле переменится?
— По барометру выходит, что так. Увидим, когда он опять посвежеет.
— Около четырех часов ветра почти совсем не было.
— Донимают тебя мошки?
— Только днем.
— Сойди вниз и опрыскай там все. Какого черта нам возить их с собой?
День был прекрасный, и, глядя назад, на бухту, где они стояли на якоре, глядя на берег и чахлые деревья Кайо Круса, так хорошо им обоим знакомого, Ара и Томас Хадсон видели высокие, громоздившиеся над сушей облака. Кайо Романо так возвышался над морем, словно это был уже материк, а над ним еще выше в небе стояли облака, суля то ли южный ветер, то ли штиль, то ли прибрежные шквалы.
— Ара, что бы ты надумал, если б был немцем? — спросил Томас Хадсон. — Что бы ты сделал, если б видел все это и понимал, что очень скоро заштилеет?
— Попытался бы пробраться в глубь какого-нибудь острова, — сказал Ара. — Вот что я бы сделал.
— Но для этого нужен проводник.
— Я достал бы проводника, — сказал Ара.
— Где бы ты его взял?
— У рыбаков на Антоне или где-нибудь поглубже на Романо. Или на Коко. Там, наверно, рыбаки сейчас солят рыбу. На Антоне, может, даже нашелся бы вельбот.
— Попробуем сперва Антон, — сказал Томас Хадсон. — Приятно проснуться утром и стать к штурвалу, когда солнце светит тебе в спину.
— Если бы солнце всегда светило в спину, когда стоишь у штурвала, да еще погода была, как сегодня, океан был бы совсем уютным местечком.
День был прямо летний, и шквала ничто не предвещало. День весь был как доброе обещание, и море лежало вокруг светлое и гладкое. Они ясно видели дно, пока не перешли на большие глубины, и как раз там, где и следовало, показалась Минерва и волны, разбивающиеся у ее коралловых рифов. То была зыбь, оставшаяся после пассатов, непрерывно дувших два месяца. Но и эти волны разбивались мягко и ласково, с какой-то послушной регулярностью.
Как будто океан говорит: все мы теперь друзья, и никогда больше не будет у нас ни ссор, ни схваток, думал Томас Хадсон. Почему он такой коварный? Река может предать тебя и быть жестокой, но часто она и добра и благожелательна. Какой-нибудь ручей может стать твоим другом на всю жизнь, если только ты не причинишь ему зла. Но океан непременно должен обмануть, прежде чем он расправится с тобой.
Томас Хадсон снова поглядел, как вздымалась и опадала водная гладь, показывая все островки Минервы так аккуратно и в таком привлекательном виде, как будто океан старался их продать в качестве завидных участков под застройку.
— Не принесешь ли мне сандвич? — попросил Ару Томас Хадсон. — Из солонины с луком или яичницы с ветчиной и с луком. После завтрака составь вахту из четырех человек и приведи их сюда, и пусть проверят все бинокли. Я сперва выйду в открытое море, а потом уже повернем на Антон.
— Хорошо, Том.
Что бы я делал без этого Ары, подумал Томас Хадсон. Ты чудесно выспался, сказал он себе, и чувствуешь себя как нельзя лучше. У нас есть приказ, и мы сидим у них на хвосте и тесним их к другим, которые их поджидают. Ты выполняешь приказ и посмотри, какое прекрасное утро дано тебе для слежки за ними. Только как-то чересчур уж все хорошо.
Они прошли по проливу, настороженно следя за всем вокруг, но ничего не увидели, кроме приветливо колышущегося утреннего моря и длинной зеленой полосы Романо за грядой мелких островков.
— С таким ветром они далеко не уйдут, — сказал Генри.
— Никуда они не уйдут, — сказал Томас Хадсон.
— А мы высадимся на Антоне?
— Конечно. И все прочешем.
— Мне нравится Антон, — сказал Генри. — Хорошее место, есть где отстаиваться при тихом море так, чтобы никто не тронул.
— Подальше от берега можно и попасться, — сказал Ара.
В небе показался небольшой самолет; он шел низко и направлялся к ним. Белый, и маленький, и ярко освещенный солнцем.
— Самолет, — сказал Томас Хадсон. — Скажи там, чтобы подняли большой флаг.
Самолет летел все в том же направлении, пока не прошел совсем низко над судном. Тогда он сделал над ним два круга, затем повернул и ушел на восток.
— Это ему даром бы не сошло, если б это были не мы, а те, кого он искал, — сказал Генри. — Его бы сбили.
— Он бы успел сообщить координаты на Кайо Франсес.
— Пожалуй, — сказал Ара.
Двое других басков ничего не сказали. Они стояли спина к спине и просматривали каждый свой квадрант.
Немного погодя тот баск, которого на катере называли Джордж, потому что его звали Эухенио, а Питерсу не всегда удавалось это выговорить, обратись к Томасу Хадсону, сказал:
— Самолет возвращается в восточном направлении между дальними островами и Романо.
— Домой полетел завтракать, — сказал Ара.
— Он про нас доложит, — сказал Томас Хадсон. — И глядишь, этак через месяц все уже будут знать, где мы находились сегодня утром.
— Если только не спутает координаты у себя на карте, — сказал Ара. — Том, смотри, это уже Паредон Гранде. Примерно в двадцати градусах по левому борту.