Иметь и не иметь, стр. 10

Я сварил внизу кофе и потом поднялся наверх и взял у него штурвал.

– Внизу есть кофе, – сказал я ему.

– От кофе мне легче не станет, братишка. – и, знаете, пришлось пожалеть его. Он и в самом деле выглядел неважно.

Около девяти часов прямо перед собой мы увидели маяк Сэнд-Ки. Еще задолго до того нам стали попадаться танкеры, идущие в залив.

– Часа через два приедем, – сказал я ему. – Я тебе заплачу по четыре доллара в день, как если бы Джонсон не надул нас.

– Сколько ты заработал этой ночью? – спросил он меня.

– Всего только шестьсот, – ответил я ему. Не знаю, поверил он мне или нет.

– А я тут не имею доли?

– Вот это твоя доля, – сказал я ему. – Столько, сколько я сказал, а если ты когда-нибудь вздумаешь чесать язык насчет прошлой ночи, я об этом узнаю и разделаюсь с тобой.

– Ты знаешь, что я не болтун, Гарри.

– Ты пьянчуга. Но как бы ты ни был пьян, попробуй только болтать – не обрадуешься.

– Я надежный человек, – сказал он. – Зачем ты со мной так говоришь?

– Попадется что-нибудь крепкое, так твоей надежности ненадолго хватит, – ответил я ему. Но я больше не беспокоился из-за него, потому что кто ж ему поверит? Мистер Синг жаловаться не пойдет. Китайцы тоже не станут. Мальчику, который был с ними на лодке, это, знаете, тоже ни к чему. Он побоится путаться в это дело. Эдди проболтается рано или поздно, но кто поверит пьянчуге?

И потом, кто может что-нибудь доказать? Понятное дело, было б куда больше разговоров, если б после всего увидели имя Эдди в судовом журнале. Здорово повезло мне все-таки. Я бы мог сказать, что он упал в воду, но разговоров было бы много. Да и Эдди тоже здорово повезло. Вообще здорово повезло.

Тут мы подошли к краю Гольфстрима, и вода из синей сделалась зеленоватой и прозрачной, и впереди уже видны были сваи на западных и восточных Сухих Скалах, и радиомачты Ки-Уэст, и отель «Ла-Конча», торчавший среди низеньких домов, и облако дыма там, где сжигают мусор. Маяк Сэнд-Ки был теперь совсем близко, и видно было лодочную пристань и маленький док у подножия маяка, и я знал, что нам осталось не больше сорока минут пути, и было приятно возвращаться домой и знать, что на лето я остаюсь не с пустым карманом.

– Так как насчет того, чтобы выпить, Эдди? – сказал я ему.

– Ох, Гарри, – сказал он. – Я всегда знал, что ты мне друг.

* * *

Вечером я сидел в столовой, курил сигару, пил виски, разбавленное водой, и слушал по радио Грэйси Аллен. Девочки ушли в театр, и сидеть так было приятно, и клонило ко сну. Кто-то постучал в наружную дверь. Мария, моя жена, встала со своего места и пошла отворить. Она вернулась и сказала:

– Там этот пьянчуга, Эдди Маршал. Он говорит, ему нужно повидать тебя.

– Скажи ему, пусть убирается вон, пока я сам его не вышвырнул, – сказал я ей.

Она вернулась и села, и в окно, у которого я сидел, положив ноги на подоконник, мне видно было, как Эдди прошел по улице под дуговым фонарем вместе с другим пьянчугой, которого он подобрал где-то; оба качались на ходу, и тени их под дуговым фонарем качались еще сильнее.

– Несчастные пьянчуги, – сказала Мария. – Мне таких всегда жалко.

– Этот – счастливый пьянчуга.

– Счастливых пьянчуг не бывает, – сказала Мария. – Ты сам это знаешь, Гарри.

– Да, – сказал я. – Пожалуй, что не бывает.

Часть вторая

«ГАРРИ МОРГАН» (Осень)

Глава шестая

Они пересекли пролив ночью, и дул сильный норд-ост. Когда рассвело, он увидел нефтеналивное судно, идущее из залива, и в лучах холодного утреннего солнца оно было таким высоким и белым, что ему показалось, будто это многоэтажный дом, поднимающийся прямо из моря, и он сказал негру:

– Что за черт, где мы?

Негр приподнялся, чтобы взглянуть.

– Ничего такого нет по эту сторону Майами.

– Ты отлично знаешь, что мы вовсе не шли на Майами, – ответил он негру.

– Я и говорю, таких домов нет на Флоридских островах.

– Мы все время держали на Сэнд-Ки.

– Так он уже должен быть виден. Или хотя бы Американская отмель.

Потом, немного спустя, он разглядел, что это не дом, а танкер, и не прошло и часу, как он увидел Сэнд-Ки, легкий, узкий, прямой и темный, поднимающийся из моря там, где ему и следует быть.

– Когда правишь, нужно, чтобы была уверенность, – сказал он негру.

– У меня была уверенность, – сказал негр. – Но после того, что вышло из этого рейса, у меня никакой уверенности нет.

– Как твоя нога?

– Все время болит.

– Это ничего, – сказал тот, что правил. – Будешь перевязывать ее и держать в чистоте, так она заживет сама собой.

Он теперь правил на запад, чтобы переждать день в зарослях манглий на Вуман-Ки, где их никто не увидит и куда навстречу им должна прийти лодка.

– Все у тебя пройдет.

– Не знаю, – сказал негр. – Болит очень сильно.

– Когда мы доберемся до места, я сделаю все, что нужно, – сказал он ему. – Ты не опасно ранен. Нечего тебе расстраиваться.

– Я ранен, – сказал негр. – Я никогда еще не был ранен. Как я ни ранен, все равно это опасно.

– Ты просто испугался.

– Нет, сэр. Я ранен. И мне очень больно. Меня всю ночь трясло.

Негр продолжал ворчать и наконец, не утерпев, снял повязку, чтобы посмотреть на рану.

– Оставь в покое, – сказал ему тот, что правил. Негр лежал в кокпите на полу, а вокруг были повсюду навалены похожие на окорока мешки с ящиками вина. Он расчистил себе среди них место, чтобы лечь. При каждом его движении в мешках звенело разбитое стекло и разносился запах спиртного. Вокруг все было залито вином. Тот, что правил, теперь держал прямо на Вуман-Ки. Теперь он все ясно видел.

– Болит, – сказал негр. – Болит все сильнее и сильнее.

– Мне тебя очень жаль, Уэсли, – сказал тот, что правил. – Но я не могу отойти от штурвала.

– Для вас что человек, что собака, все равно, – сказал негр. Он начинал злиться. Но тому все еще было жаль его.

– Я сделаю так, что тебе станет легче, Уэсли, – сказал он. – Полежи пока спокойно.

– Вам все равно, что бы с человеком ни случилось, – сказал негр. – В вас ничего человеческого нет.

– Я сделаю все, что нужно, – сказал тот, что правил. – Ты только лежи спокойно.

– Ничего вы мне не сделаете, – сказал негр. Тот, что правил, – его звали Гарри Морган, – ничего не ответил потому, что ему нравился этот негр, а тут только и можно было, что ударить его, а ударить его он не мог. Негр продолжал болтать.

– Почему мы не остановились, когда те начали стрелять?

Гарри не отвечал.

– Разве человеческая жизнь не дороже груза спиртного?

Гарри сосредоточенно смотрел на штурвал.

– Нам нужно было сразу остановиться, и пусть бы они забрали груз.

– Нет, – сказал Гарри. – Они бы забрали и груз и лодку, а мы бы сели в тюрьму.

– Я тюрьмы не боюсь, – сказал негр. – А вот ранили меня зачем?

Теперь он уже раздражал Гарри, и Гарри устал слушать его болтовню.

– Черт подери, кто из нас тяжелее ранен? – спросил он, – Ты или я?

– Вы ранены тяжелее, – сказал негр. – Но я еще никогда не был ранен. Я не собирался быть раненным. Я не нанимался быть раненным. Я не хочу быть раненным.

– Успокойся, Уэсли, – ответил ему Гарри. – Тебе только хуже станет, если ты будешь столько болтать.

Они уже приближались к острову. Они шли в кольце отмелей, и вода так сверкала на солнце, что слепила глаза. Негр не то слегка помешался от боли, не то на него просто стих нашел; во всяком случае, он не переставал болтать.

– Зачем теперь возить спиртное? – говорил он. – Сухой закон отменен. Кому нужна вся эта контрабанда? Почему не возят вино пароходом?

Гарри, сидя у штурвала, не отрываясь смотрел вперед.

– Почему люди не могут жить прилично и честно и зарабатывать приличным и честным трудом?

Гарри видел блестящую рябь у берега, хотя самый берег ему мешало видеть солнце, и он вовремя направил лодку в пролив. Он круто повернул штурвал одной рукой, и берег раздался в обе стороны, и он медленно подвел лодку к зарослям манглий. Он дал задний ход и выключил оба мотора.