"Две жизни" (ч.II, т.1-2), стр. 99

Единственной мыслью Дженни в конце её первого дня супружеской жизни была мысль о мести изменившей ей матери и окончательно теперь ненавидимой ею сестре.

Больше ни о чём не думала Дженни. Только бы уничтожить силу лорда Бенедикта, не позволявшую ей добраться до Алисы.

Что же касается того милосердного, кому она сама призналась, что ненавидеть его не может, — о нём она сейчас напрочь забыла.

Она унесла с собой из конторы ужасающий страх перед грозным лордом Бенедиктом и не менее жгучую к нему ненависть.

Глава 17

На следующий день жизнь в доме лорда Бенедикта пошла обычным чередом, если не считать тяжёлой болезни пасторши, за которой ухаживали Алиса с Дорией и которую лечил Ананда под руководством своего дяди князя Сенжера. Леди Катарина никого не узнавала, и в её расстроенном мозгу всё время мелькала тень пастора, побеждавшего в борьбе Браццано, о чём пасторша говорила в бреду.

Лорд Бенедикт зашёл к Алисе, нежно обнял её, потрясённую сценами в судебной конторе, и объяснил, что бред её матери отнюдь не отражает истины. И что через несколько дней мать её будет здорова.

— Тебе же, Алиса, надо очень и очень подумать обо всём, что за последнее время тебе пришлось пережить, увидеть и наблюдать. Ты знаешь свой великий урок, знаешь, что предназначено тебе выполнить в это воплощение. Но я тебе уже говорил, что «может» не значит «будет». Только бесстрашные сердца могут выполнить предназначенное. Бестрепетность ученика, его бесстрашие — это только его верность Учителю. Если всей своей верностью он идёт за Учителем, он не спрашивает объяснений, он идёт так, как видит и ведёт его Учитель.

Сейчас так сплелись судьбы и кармы большого кольца людей, что ты имеешь возможность видеть меня каждую минуту, можешь прибежать ко мне и взять меня за руку. Но не всю жизнь ты будешь подле меня. Обдумай, хватит ли у тебя сил пройти весь путь в разлуке со мной так, как будто бы я всегда рядом и во всех делах жизни ты держишь меня за руку. — Не продолжайте, мой друг, мой отец, мой наставник, — опускаясь на колени и приникая к руке Флорентийца, сказала Алиса. — Нет иной жизни для меня, чем жизнь в вечной верности вам, в единении с вашим трудом и путями. Я не ищу ни наград, ни похвал, я знаю, как трудно человеку на земле, с его закрепощённостью в страстях и личных привязанностях. Я пойду всюду так, как поведёт меня и пойдёт по земле через меня ваша любовь. Я буду стараться в полном самообладании, с тактом, приносить каждой достойной душе вашу помощь и мир. Я знаю, как скромно моё место во Вселенной. Я полна смирения и радости и хочу быть усердной в тех скромных трудах и задачах, что вы мне поручаете.

— Встань, дитя, и выслушай меня. Сейчас я поеду к родителям Лизы, чтобы уговорить их не делать выставки из свадьбы дочери, а просто и тихо обвенчать её с капитаном. И вторая моя задача — убедить стариков возвратиться на родину, предоставив детям одним уехать с нами в Америку.

Наль не переносит качки, а в своём положении будет переносить её много хуже. Лиза, хоть и привыкшая к морю, поднимется на пароход, неся в себе плод будущего ребёнка, и на этот раз тоже будет страдать. Дория неотлучно будет при твоей матери, которую мы оставим здесь на попечение Ананды и Сенжера. И Наль, и Лиза свалятся на одни твои слабые руки. Ибо леди Цецилия тоже будет плоха в пути, но у неё есть Генри.

В этот момент ты одна, самостоятельно, можешь решить: хочешь ли ты ухаживать за двумя тяжело страдающими женщинами? Хочешь ли и дальше помогать Лизе, беременность которой будет чрезвычайно тяжела не только ей, но и всем окружающим. Лиза будет очень раздражительна и не всегда к тебе справедлива, но… перед тем, кого она вынесет в жизнь, ты, дитя, виновата.

Когда-то давным-давно тебя любил и надеялся стать твоим мужем этот будущий человек, а ты осмеяла его и отвергла. Он отомстил, предав тебя, и ты пошла на казнь. Теперь тебе предоставляется возможность добротой и милосердием помочь ему заслужить твоё прощение. Но мало простить человека за его грех перед тобой. Надо помочь ещё создать семью, куда он придёт. Надо наперёд развязать карму, чтобы он пришёл свободным и чтобы именно твоё сердце — творчеством доброты — сделало радостным его земной приют.

— Какое счастье! Какое счастье быть полезной Наль и Лизе, да ещё искупить свой грех в труде для них. О, если бы папа ещё жил, как бы он радовался в эту минуту, — вся сияя, отвечала Алиса.

— Дитя моё, как бы ты ни была тверда в решении этих вопросов в эту минуту, подумай ещё раз, прежде чем ответишь мне. Пока ты будешь ухаживать за своими подругами, пока у обеих женщин не родятся их первенцы и далее, первое время, вся внешняя жизнь, наука, искусство, театры, — всё будет закрыто для тебя. Ты будешь главной осью всех домашних серых забот. Но матери будут страдать для собственных детей, а ты…

— А я без страданий буду наслаждаться счастьем жить, нянча сразу двоих детей. Зачем нам больше говорить об этом, мой Учитель. Я иду. Вы подле нас в эту минуту. Какое счастье может быть выше жизни подле вас! Лишь бы жить в той чистоте, которая не мешала бы вам изливать ваше милосердие через наши грубые тела. Там, где не можете действовать вы, потому что атмосфера слишком низка для вас, пусть там верность наша поможет вам действовать через нас так, как вы считаете нужным. Я знаю, что Лиза вспыльчива и неустойчива, раздражительна и требовательна. Но я знаю и то, что там, где живёт истинный талант, живёт и громадная трудоспособность. Она будет владеть собой, потому что научится восходить на вершину вдохновения. Я думаю, неорганизованное, неустойчивое существо не может носить в себе истинный талант. Или же оно должно рано умереть. Ведь гений разорит всякого, кто не может воспитать в себе полное самообладание и войти в гармонию со своим даром. Если Лизе суждено жить в высоком искусстве, она научится владеть собой. Я же буду счастлива быть ей пробным камнем любви в её труде над собой. Зная вас, это так легко.

— Спасибо, друг Алиса, поистине редко бывает счастлив ведущий тем, что имеет подле себя такое сокровище — живую чашу мира и любви. Будь благословенна. Иди, любимая и любящая, и храни в мире всех тех, кто тебе повстречается. Никогда и ничего не бойся. Ты живёшь, чтобы радостью защищать тех, кто встретился тебе.

Флорентиец обнял Алису, отпустил её и уехал к родителям Лизы, где назначил свидание Джемсу.

Не успел он войти в гостиную графов Е., как сразу обнаружил полный разлад между "отцами и детьми". И графиня сразу же начала жаловаться. Она утверждала, что дети, несомненно, рассказали деду в письме, что их ждет помпезное бракосочетание сразу в двух церквах, которое затевают родители, считая, что брак только тогда станет действительным, когда будут соблюдены формальности обеих религий. А граф полагал к тому же, что Лизе необходимо завязать свои знакомства, опираясь на высокие связи деда и отца. И приступить к этому удобнее всего за брачным пиром.

В своём письме дед, так редко вмешивавшийся в семейные дела сына, категорически потребовал, чтобы свадьба его внучки была как можно тише и скромнее. И чтобы родители возвращались в Гурзуф, предоставив новобрачным самостоятельно путешествовать и пожить так, как они сами найдут для себя нужным.

— Ну, представьте себе, лорд Бенедикт, как я могу отпустить свою несовершеннолетнюю дочь одну в путешествие? Да ещё Джемс придумал эту дикую поездку в Америку. Кроме того, каково это пережить, что Лиза писала деду потихоньку от меня. Значит, она тяготится нами. И сразу же променяла нас на жениха.

— У нас уже был однажды разговор почти на ту же тему. Не буду повторяться, графиня. Мне кажется, что вы хорошо вспомнили в эту минуту, что я вам говорил тогда. Сейчас скажу только одно: не могу поверить, чтобы Лиза или капитан прибегали к каким-либо секретным путям у вас за спиной. Оба они так честны и благородны, что найдут в самих себе силы защищать своё мнение в прямом разговоре. Я опускаю вашу реплику, кого и как и на кого променяла в своей любви Лиза. Это недостойно вас. И вам самой, я думаю, тяжело, что в вас живут такие мысли.