100 великих чудес природы, стр. 48

Следующее озеро — Пено — меньше всех в этой озерной цепочке. С юга в него впадает спокойная полноводная речка Жукопа, по которой можно добраться до "самого заповедного" из заповедников Европейской России — Центрально-Лесного. Он расположен в самой глуши валдайских лесов и болот, где почти нет дорог, да и тропы здесь сырые и буреломные. Все разнообразие фауны среднерусских лесов представлено в таежной глухомани этого заповедного края, причем из-за труднодоступности района животным не грозят здесь браконьеры, а их природной среде — промышленные и сельскохозяйственные воздействия. На берегах Жукопы можно наткнуться на медведя, промышляющего в малиннике, или спугнуть стадо кабанов. Водятся здесь рыси и куницы, лисы и волки, бобры и ондатры…

Кстати, совсем недалеко от Пено, в десяти километрах на юго-запад, находится исток Западной Двины, проложившей отсюда свой порожистый путь через три страны к Рижскому заливу Балтики.

Следующее вверх по течению Волги озеро — Вселуг — прославлено вот уже триста лет рукотворной сказкой — взметнувшейся над его водами деревянной церковью в Ширкове. За необычный облик и уникальные для деревянного храма размеры ширковский деревянный шедевр издавна величают "верхневолжскими Кижами".

А за последним из больших озер — Стержем — Волга выглядит уже крохотным ручейком в три-четыре метра шириной. От деревни Коковкино, что на северном конце Стержа, всего двенадцать километров до Деревушки Волговерховье, рядом с которой на небольшом болотце стоит скромная деревянная часовенка, соединенная мостками с сухим беРегом. Посреди часовни в полу вырезан квадрат, и в нем виднеется бьющий под водой студеный ключ. Здесь начинается Волга…

Столица "страны Селигерии" и единственный крупный населенный пункт на берегах озера — старинный город Осташков. Он до сих пор сохранил черты старого торгового городка российской глубинки. Впрочем, не только торгового: славились на Руси и здешние кожевники и рыба селигерская поставлялась отсюда аж в саму Москву, к царскому столу.

Древняя часть Осташкова расположена на озерном мысу, и все поперечные улочки старого города выходят к воде. С высокой колоколы стоящей на конце мыса, открывается потрясающий вид на озеро и холмистые лесные берега. Отсюда обычно начинаются все путешествия по Селигеру: на теплоходе, на яхте, на моторке или байдарке, пешком или на велосипеде. Каждый вид туризма имеет свои преимущества, и путешественник волен выбрать тот, который ему больше по нраву.

Но каким бы способом не странствовал человек по селигерским просторам, в душе его обязательно останется светлое, радостное ощущение от знакомства с этим древним, красивым и добрым краем, раскинувшимся в самом сердце Русской земли.

Мещера

Этот край дремучих лесов и таинственных озер — может быть, наименее затронутый цивилизацией из всех среднерусских земель, лучше других сохранивший свой облик со времен Древней Руси, и потому — самый близкий и дорогой русскому сердцу.

Здесь не встретишь кричащих красок, вычурных скал и каких-то из ряда вон выходящих природных явлений. Нет, Мещера — огромная лесистая низина между Клязьмой и Окой — богата лишь тем, что, казалось бы, не может удивить россиянина: мачтовыми сосновыми борами, заливными пойменными лугами, ароматом трав и хвои, тишиной и чистой водой малых и больших озер, шелестом прибрежных тростников в утреннем тумане да голосом кукушки, раздающимся над сонным бором.

И тем не менее, раз побывав в этих краях, путешественник обязательно возвращается сюда снова и снова — такова уж притягательная сила этих пейзажей. Может быть, дело в том, что здесь сохранился один из последних островков того самого "великого пояса хвойных лесов", что протягивался в былые времена через всю Русскую равнину от предгорий Карпат до Прикамья. Именно здесь больше тысячи лет назад происходило становление русской нации, здесь — ее колыбель. (Степи и Русский Север были освоены уже позднее.)

И память сердца, голос предков в крови порождает необъяснимое для иностранца влечение души — стремление еще раз слиться с этой природой, вдохнуть ее ветер, пахнущий теплой сосновой корой, полюбоваться прелестью росистого луга с бурыми горбами стогов, вслушаться в звон кузнечиков и пение жаворонка над головой…

Одно из привлекательных свойств Мещеры — ее малолюдье. Расположенная совсем рядом с огромной столичной агломерацией (до мещерских окраин можно за час-полтора доехать из Москвы на электричке), эта лесная сторона и по сей день заселена негусто и не обильно. От деревушки до деревушки — полдня, а то и день пешего пути. (А иного — колесного — может и не быть, особенно в распутицу.) В глубине Мещеры можно брести по лесным тропам или плыть по рекам и каналам по три-четыре дня, не встречая человеческого жилья. Лишь порой попадется у озера или на уютной поляне в сердце смолистого соснового урочища избушка лесника или рыбацкий шалаш.

К северу от Клязьмы (когда-то большой и судоходной) разлеглось Владимирское Ополье, а к югу от широкой и быстрой Оки на благодатных черноземах раскинулись рязанские пашенные земли — все давно освоенные и обжитые русские края. А между ними, от малых речек Дрезды да Пехорки и до самого Мурома, лежит нетронутый уголок девственпьіх чащ и болот, на малоплодородных и сырых почвах которого непросто было прижиться земледельцам.

Так и осталась Мещерская сторона малоосвоенной и малозаселенной. Миновали ее лихие татарские набеги, не затронула и промышленность, не пролегли по ней торговые пути — лишь охотничьи тропь, да реки вели в сердце лесной глухомани. И по сию пору нечасто встретишь асфальт в мещерском краю. Только буреломистыми просека ми да водой — на байдарке — можно добраться, скажем, до тихих речек Поли и Бужи, что рядом с таинственным озером Исихра, до затерянного в глуши ожерелья малых синих бусинок-озерков с завораживающими именами: Светец, Круглей и Оленье…

Раздолье в Мещере лосям и кабанам, зайцам и лисицам. Случается что волки зимой подходят к деревням, своим воем наводя страх на округу.

У мещерских рек какие-то особенно теплые, родные, хотя зачастую непонятные нам, старинные имена: Поля, Клязьма, Ялма, Воймега Пра, Солотча…

Весной, в полую воду, широко разливаются они по окрестным лесам, и лодка порой часами плывет между деревьями, пока не встретится на пути поросший соснами остров-холм, где найдется место для привала. И нашедшие здесь спасение от паводка зайцы боязливо жмутся от тебя к дальнему концу островка, а любопытные ежи по-двое и по-трое шныряют возле костра, шурша прошлогодними листьями. А когда вода спадает, встретишь иной раз на обсохшем берегу неподвижную могучую тушу кабана-секача и вздохнешь сочувственно: не доплыл, бедолага…

Кто бы ни побывал в здешних местах — навсегда сохранит их в памяти. А один из таких "заболевших Мещерой" путешественников — писатель Паустовский — написал о ней свою, может быть, лучшую книгу — "Мещорская сторона". Не удержусь, чтобы не привести несколько строк из этой дивной повести:

"…На берегах этих рек в глубоких норах живут водяные крысы. Есть крысы совершенно седые от старости. Если тихо следить за норой, то можно увидеть, как крыса ловит рыбу. Она выползает из норы, ныряет очень глубоко и выплывает со страшным шумом. Во рту крыса держит серебристую рыбу и плывет с ней к берегу. Когда рыба бывает больше крысы, борьба длится долго, и крыса вылезает на берег усталая, с красными от злости глазами.

Мещора — остаток лесного океана в самом центре европейской части нашей страны. Леса здесь величественны, как кафедральные соборы. Даже старый профессор, ничуть не склонный к поэзии, написал в исследовании о Мещорском крае такие слова: "Здесь, в могучих сосновых борах так светло, что за сотни шагов вглубь видно пролетающую птицу".

По сухим сосновым борам летом идешь, как по мягкому, дорогому ковру, — на многие километры земля покрыта сухим мхом.

Стаи птиц со свистом и легким шумом разлетаются в стороны. Когда ветер — леса шумят. Гул идет по вершинам, как волны.