Змееныш, стр. 16

Больше всего Мазая удивляла и отвращала бессмысленность действий кукловода. Мутанты нападают, потому что голодны и злы. Контролеры берут людей под ментальный колпак, чтобы защититься или использовать вместо себя для какого-то дела. А зачем дереву люди-куклы? Ведь оно — бездумное растение, корни да ствол с ветвями, что ему надо кроме воды, почвы и солнечного света?

Какая польза или какое удовольствие кукловоду заставлять людей плясать?

Один несчастный болтался на ветвях. Он напоминал мумию, одежда висела как на вешалке — но он был жив. Мазай отвернулся, посмотрел на кровососа. Тот не сводил с человека мучительно голодного взгляда, ожидая, когда Мазай покинет слишком опасную для мутанта область.

Сталкер продел руку под дужку котелка, повесив его на сгиб локтя, накинул капюшон, натянул на кулаки рукава и сжал края, чтобы скрыть любой участок кожи. Склонил голову к груди — и поковылял под деревом со всей скоростью, на которую был способен. Дыхание прерывалось, мучительный кашель рвался наружу, перед глазами плыло.

Кровосос заскользил вперед, однако в метре от дерева замер и поднял щупальца, пытаясь дотянуться до жертвы.

Гибкие упругие веточки зашарили по капюшону, по плечам, по спине, жадно иша голую кожу, чтобы присосаться к ней, пробить плоть и слиться с нервными окончаниями. Мазай ковылял, пошатываясь. Самое сложное впереди — набрать воду надо под деревом, чтобы не достал кровосос, — а для этого придется оголить ладонь и запястье, самое лакомое для кукловода место…

…Он не помнил, как добрался до костра. Огонь почти потух, зола покрывала смятую траву. Мазай поставил котелок в центр кострища, подкинул собранный по дороге сушняк, раздул огонь. Вода на стенках котелка зашипела, испаряясь.

Кровосос завыл — протяжно, тоскливо. Чувствовал, что жертва пытается ускользнуть, да не мог понять, что она затеяла. Мазай видел обвисшую кожу на его морде, покрытую пигментными пятнами, — настоящий патриарх кровососьего племени, аксакал! Сталкер принялся рвать красные листья и бросать в котелок. Вода там успела немного нагреться.

Забеспокоившийся кровосос вылез из кустов и подполз ближе, почти к самому краю зарослей. Разделенные полосой травы мутант и человек посмотрели друг на друга. Тварь пошевелила щупальцами, принюхиваясь, сделала нерешительный шаг вперед, но тут же отступила подальше. Мазай не выдержал и закашлялся.

Горло продрало, как наждаком, а в легкие будто железных опилок насыпали. Перед глазами взорвались искры, Мазай, открыв рот, шагнул к краю зарослей, надеясь глотнуть менее насыщенного ядом воздуха, кровь закапала с губы.

Оживившись, кровосос поспешил вперед — и Мазай попятился к костру. Разочарованный мутант остановился, пожирая жертву взглядом, вновь отошел немного.

Сталкер опустил руку в котелок, чтобы сразу ощутить, когда отвар станет достаточно теплым. Его колотило в ознобе, голоса мертвых и живых вновь звучали со всех сторон, перекликались деревья на краю леса, кто-то страшный глухо бормотал в избушке, мертвенный шепот издавали волны реки. Мазай потряс головой, нагнулся ниже над котелком. Листья окрасили воду в бурый цвет. Лесник говорил, под действием отвара человека совсем теряет контроль, царапает лицо, бьется в судорогах, и если отвар слишком крепок, спазм охватывает все тело, и ты гибнешь от удушья. Но если заварить недостаточно крепко, отвар не подействует…

Наконец Мазай решил: пора. Прихватив горячую дужку рукавом, он приподнял котелок, наклонил и стал лить бурую воду в рот, жадно глотая. Теплый отвар смягчал разодранное кашлем горло.

Кровосос зашевелился, подобрался ближе, недоуменно посмотрел на пьющего человека, не выдержал — и полез в траву.

Мазай, откинув пустой котелок, стер с лица мокрые листья. С трудом распрямив ноги, будто спортсмен, выжимающий штангу, он побрел прочь от мутанта — вниз с холма. Надо выйти из зарослей кровянки, иначе конец…

Кровосос тащился за ним, шепча и постанывая. Он двигался с трудом, но все же догонял, ведь Мазай едва ковылял. Когда сталкер понял, что мутант совсем близко, то упал на бок и покатился вниз по склону. Тварь, вытянув щупальца и по-бабьи причитая, торопилась за ним.

Скатившись в низину, сталкер замер, лежа на спине. В глазах потемнело, и последнее, что увидел Мазай, было нечеловеческое лицо над ним, а последнее, что запомнил — холодные щупальца, приникшие к шее.

4

Змееныш нес по лесу ивовые ветки, нарезанные у ручья. Из гибкого ивняка он собирался сплести люльку в ветвях старого дуба, раскинувшего ветви над поляной недалеко от южного края Свалки. Выстлать дно мхом — и получится сносное укрытие, где можно прожить несколько дней. Минуло много времени с того дня, как исчез Мазай. Змееныш обживался в Зоне — он и раньше знал ее лучше всех обитателей Лесного Дома и окрестностей, теперь же иногда неделями не покидал леса, не встречал людей, подолгу не говорил, стал даже забывать некоторые слова, так что, когда ему все же приходилось вступать в беседу, он иногда замолкал, приоткрыв рот, хмурился, чем приводил собеседников в недоумение. После всех событий, произошедших на холме с водонапорной башней, в душе его постепенно воцарялся покой.

Близился вечер, от деревьев протянулись длинные тени. Змееныш вышел на поляну и остановился, не дойдя до дуба нескольких шагов. Одна из теней шевельнулась… из-под куста поднялся псевдопес — совсем молодой, годовалый, но уже крупный, сильный. Верхняя губа мутанта приподнялась, обнажив клыки, в горле зародился глухой рокот, перешедший в рычание. Змееныш замер, сжимая охапку прутьев. Псевдопес медленно приближался, пригнув голову, ступая по траве на полусогнутых напряженных лапах. Красная дымка злобы шла от него. «Узи» висел на спине, достать его человек не успел бы — стоит отпустить прутья, и мутант кинется на него, вцепится в горло.

Идея пришла внезапно. Хотя Змееныш обещал себе, что больше не будет пытаться влиять на мутантов, сейчас это был единственный выход. Он видел багровый комок злобы в сознании псевдопса. Комок почти целиком заполнил простой, неглубокий разум, который и сам напоминал ком, вернее, серый дымчатый клубок, сплетенный из бледных нитей воспоминаний и эмоций.

Змееныш мысленно потянулся к нему, дотронулся. Псевдопес вздрогнул, зарычал громче — и остановился. В круглых черных глазах мелькнуло недоумение. Это придало уверенности, Змееныш представил, как едва заметно поглаживает мутанта по голове. Красное свечение поблекло, сквозь него пробились слабые отблески любопытства… и дружелюбия. Тогда Змееныш осторожно, едва дыша, потянул за эти новые нити, раздувая интерес мутанта, гася злобу.

Старая самка, в прошлом году вырастившая помет, лежала под кустами желтой акации, невдалеке от стаи. Смутная тоска одолевала псевдособаку, она не понимала причины, но старалась держаться подальше от других самок, у которых еще оставались щенки. Иногда она вслушивалась в голоса своего последнего, уже успевшего подрасти приплода, почти взрослых псевдопсов — хотя всех прошлых, которых рожала на протяжении жизни, давно забыла. Все они постепенно вливатись в стаю, и сейчас она бы не смогла определить, кто из самцов и самок были ее детьми… Кроме последних пяти.

От большого дуба, растущего на краю поляны, донесся знакомый скулеж, и самка подняла голову. Некоторое время она напряженно вслушивалась, потом вскочила и пошла на голос, прихрамывая.

В просвете между кустами самка увидела, как, сцепившись, катаются по опушке псевдопес и человек.

Самка напряглась, шерсть на затылке встала дыбом. Ребенка обижают! Она пошла дальше, выбралась на поляну. Молодой мутант повизгивал и скулил. Самка зарычала, припала к земле грудью, готовясь прыгнуть.

Человек вскрикнул, переворачиваясь, мелькнула рыжая спина псевдопса — тот перелетел через голову и упал в траву. Собака с недоумением посмотрела на них, закрыла пасть, постояла, затем легла и, положив на лапы большую голову с сединой в бровях, стала наблюдать за игрой человека и мутанта. Те резвились, как двухмесячные щенки. Ее сын весело скулил, чужак повизгивал, как собака, и самка, не сводя с них темных глаз, удовлетворенно заурчала, вновь испытав подзабытое уже чувство радости за детей.