Греховные тайны, стр. 75

— Ты прекрасная девушка, Арран. Соблазнительная девушка. И очень-очень пьяная. Сейчас я отвезу тебя домой, ты как следует выспишься. А завтра или в какой-нибудь другой день, когда захочешь, мы поговорим.

Глава 6

Марк Уинн не сознавал ни своей исключительности, ни своих особых привилегий. Да, они живут в огромном доме с большим бассейном, и мать у него — кинозвезда. Однако почти у всех его знакомых есть то же самое. На каникулы он уезжал на Гавайи, в Мексику, на Карибское море или в Европу, так же как и другие дети из их круга.

Кое в чем он чувствовал себя даже обделенным. Вот, например, у него нет отца. Хотя у многих его сверстников тоже не всегда имелись отцы, и вообще родители у многих менялись с поразительной быстротой.

Особенно счастливым он себя не чувствовал, да и не стремился к этому. Ему не слишком нравился дом, в котором он жил. И школа тоже. Несмотря на то что он оказался очень способным и шел впереди других, особой популярностью в классе он не пользовался. Он объяснял это тем, что его мама — более известная киноактриса, чем другие матери. Они все просто ему завидуют. В последнее время его стали называть снобом. Ребята не хотели играть с ним, что приводило его в бешенство. Пришлось кое-кого проучить как следует. Тогда его стали называть не только снобом, но еще и задирой. Тем не менее на дни рождения и званые вечера ребята всегда к нему приходили, потому что в его доме устраивались более грандиозные вечера, чем у всех остальных.

К тому времени, как к ним в пятый класс перевели Брайана, у Марка не осталось ни одного настоящего друга. Брайан вернулся в Лос-Анджелес после трех лет, проведенных с матерью в Нью-Йорке. Он не знал, что ему не полагается общаться с Марком Уинном. А если бы даже и знал, не обратил бы внимания.

Брайан рос очень независимым, сложным и одаренным ребенком. Родители его расстались. Отец представлялся ему не слишком понятной и скорее какой-то официальной фигурой. Он много работал, редко улыбался.

При нем Брайан чувствовал себя неуютно. Мать много играла в теннис, ездила к парикмахеру, встречалась за ленчем с приятельницами и постоянно посещала собрания, где организовывались вечера для больных, например, бал для артритников, чай для больных церебральным параличом или ленч для страдающих мышечной дистрофией. Перед выездом из дома мама — кстати, в последнее время она стала сердиться, когда он ее так называл, — разряжалась в пух и прах, долго смотрела в зеркало на свои прекрасные белокурые волосы, злилась на парикмахера Кеннета, опрыскивала себя духами и уносилась на своем голубом «мерседесе» на встречу с такими же дамами, тоже разодетыми в пух и прах и тоже побывавшими у парикмахера Кеннета.

Брайан понятия не имел о том, что там происходит во время этих собраний. Но мама уверяла, что это все очень-очень важно. Он в этом не сомневался, потому что мама и сама считалась важной дамой. Ему об этом постоянно напоминали. Мама — важная дама и настоящая леди, а папа — мерзавец и подонок. Как только мамин адвокат «разделается» с папой, Брайан вместе с мамой моментально уедут обратно в Нью-Йорк.

Эта перспектива его совсем не радовала. Да, ему нравилось в Нью-Йорке, однако Калифорнию он полюбил гораздо больше. Ему нравились эти просторы, цветы, яркое солнце, а теперь еще и новый друг Марк.

Марку Брайан тоже понравился. И не только потому, что у него не было других приятелей. Во-первых, Брайан всегда держался независимо и прекрасно владел собой, во-вторых, внешне он как две капли воды был похож на самого Марка, и это рождало в Марке чувство принадлежности к одному и тому же племени. В-третьих, день рождения Брайана приходился на Рождество, и Марк ему по этому поводу очень сочувствовал. Сострадание оказалось для него новым и очень приятным чувством. Марк ощущал себя добрым и великодушным, и от этого проникался еще большим теплом по отношению к Брайану.

У них оказалось много общего. Например, оба мечтали научиться играть на пианино, и у обоих ничего не получилось. Правда, по разным причинам.

— Мама мне не разрешает, — пожаловался Брайан, — потому что папа играет на пианино. Она не позволяет мне делать ничего такого, что делает папа.

— Но это же глупо.

— Конечно, глупо, потому что я все равно на него похож. Бабушка… ей уже восемьдесят лет, и она немного того, — он постучал себя пальцем по лбу, — так вот, она часто принимает меня за отца.

— У меня дома есть большой «Стейнвей». В прошлом году я брал уроки.

Но теперь Марку больше не хотелось садиться за рояль. Мама, как всегда, все испортила. Чуть ли не в тот же момент, как он заявил, что хотел бы играть на пианино, в гостиной появился «Стейнвей» и мама немедленно организовала занятия с одним из лучших преподавателей музыки в Калифорнии.

Непонятно почему, но его это больше не привлекало.

Вся радость исчезла. У него обнаружили хороший слух и хорошие руки, однако, словно наперекор самому себе, он оказался нерадивым учеником, вялым и равнодушным.

Через несколько недель он перестал даже прикасаться к великолепному роялю со сверкающим корпусом из красного дерева, гладкими, как шелк, клавишами из слоновой кости и богатым, сочным звучанием. Ему на это все вдруг стало, наплевать.

— Не буду заниматься, и все!

Марк сам не понимал, почему это произошло. Точно так же случилось с шотландскими пони, которых ему подарили на день рождения, когда ему исполнилось четыре года. Перед этим он как-то сказал маме, что хорошо бы иметь пони, и она молниеносно исполнила его желание. То же самое произошло с собакой. Ему так хотелось собаку… Мама сказала: смотри, что тебе принесли добрые феи. Марк увидел щенка, самого красивого на свете. Он вприпрыжку бежал к нему через весь холл, стуча когтями по мраморному полу. Но это оказалось совсем не то, о чем мечтал Марк. Ему хотелось настоящую собаку, а не это комнатное украшение. Собаку, пахнущую псиной, может быть, немного грязную, может быть, даже с блохами, одним словом, настоящую собаку. В ярости и отчаянии он расплакался. Мама смотрела на него в ужасе и не могла понять, что же ему надо. Не хочет эту собаку — хорошо. Пусть только скажет, какую он хочет, и она тут же ему достанет.

Мама так старалась ему угодить… Может быть, слишком старалась. Марк пытался отогнать эту внезапно пришедшую в голову «взрослую» мысль. Мама слишком старалась и этим отнимала у него всю радость. Марк не понимал, в чем дело, раздражался, капризничал, и Мелисса начинала плакать вслед за ним. А мама смотрела на них испуганными глазами и тоже ничего не понимала.

И вот теперь Брайан жалуется, что хочет играть на пианино, а мама не разрешает. Марк внезапно почувствовал огромное удовлетворение оттого, что может противостоять запрету матери, пусть даже и не своей собственной.

— Приходи ко мне после школы и играй, сколько хочешь. Я тебе покажу ноты и все свои учебники.

Брайану очень понравилось бывать в доме у Марка.

Он полюбил его «Стейнвей», и даже Мелисса ему понравилась.

Этого Марк не мог понять.

— Да она же круглая дура.

— Совсем она не дура.

Мелисса влюбилась бы в него без памяти, не будь он на полгода моложе ее. Но и теперь она повсюду ходила за ним по пятам и всячески пыталась произвести на него впечатление. Втайне Брайана это умиляло. Он всю жизнь чувствовал себя одиноким, и ему страшно хотелось иметь брата или сестру. Несколько лет назад он спросил маму об этом, и она ответила: «Только через мой труп».

Теперь он воображал, будто Марк — его брат, а Мелисса — сестра. Ему совсем не хотелось возвращаться в Нью-Йорк.

Придя к ним в дом в третий раз, он познакомился с мамой Марка и Мелиссы, знаменитой кинозвездой Изабель Уинн.

Они с Марком сидели за роялем. Брайан старательно разучивал менуэт из «Маленького музыкального альбома» Анны Магдалены Бах. Изабель подъехала к парадному входу и, не убирая машину, побежала в дом. Она очень торопилась — у нее было всего полчаса на то, чтобы переодеться и ехать в студию на фотосъемки для рекламы. Неожиданно она услышала неуверенные звуки рояля из гостиной. Осторожно открыла дверь и увидела за роялем точную копию своего сына. Две копии. Две одинаковые головы с густыми черными кудряшками, две пары золотисто-карих глаз с тяжелыми сонными веками, одинаковой формы губы.