Прайд окаянных феминисток, стр. 43

Вера-Надя засмеялись, недоверчиво глядя на него, Пулька опять ущипнула его за руку, Анастасия Сергеевна согласно кивнула, одобрительно пробормотав: «Головой думает», — яблочная кошка нахмурилась, смахнула морковную ботву в стоящую у стола корзину, молча поднялась и, захватив миску с морковными хвостиками, направилась к дому. Бэтээр снял Любочку с колен, поставил ее на землю, шепнул: «Подожди, я сейчас», — и заторопился за яблочной кошкой. Надо же ее предупредить о серьезном и деловом разговоре.

Яблочную кошку он догнал уже у входной двери, окликнул с неожиданной для себя робостью:

— Наташ! Нам бы поговорить надо…

Она остановилась на крыльце, оглянулась, вспыхнула, как маков цвет, но сказала совершенно спокойно, даже холодновато:

— Поговорить? Я вас слушаю, Тимур Романович.

— Нет, не на бегу, — совсем робко попросил он. — Разговор серьезный, правда… Когда дети уснут, а? Я тебя в розовых кустах ждать буду. Придешь?

— Нет, Тимур Романович, — совсем холодно ответила яблочная кошка и полыхнула негодующим взглядом. — Нет, не приду. Я и так не выспалась, сегодня очень устала, завтра к девяти в мэрию идти надо… И вообще — о чем тут разговаривать? Вы разве не все уже сказали?

Она отвернулась, взялась за ручку двери, и Бэтээр, забыв заранее заготовленные формулировки, выпалил:

— Без рук! Я тебе клянусь!

Яблочная кошка оглянулась и изумленно уставилась на него, даже рот открыла.

— Я имел в виду, что разговор очень серьезный, — торопливо объяснил Бэтээр. — И деловой. Честное слово! Это насчет Любочки. У меня новая информация появилась. Надо, чтобы ты тоже в курсе была. Вдруг это поможет? Тем более что тебе уже завтра с этой замшей говорить. Мало ли как разговор повернется! Или спросит чего-нибудь… А ты уже все знать будешь! И заранее план защиты выстроишь! То есть это… Ну, в общем, во всеоружии придешь.

— Что за новая информация? — настороженно спросила яблочная кошка, благополучно пропустив мимо ушей всю остальную его речь. — Что-то… опасное?

— Скорее полезное. Но это долго рассказывать… Правда долго, я не для того, чтобы… Наташ, повторяю: разговор серьезный и деловой.

— Хорошо, — подумав, согласилась яблочная кошка. — Дети лягут — и я выйду.

— Вот и молодец, — обрадовался Бэтээр. И тут же осмелел. — Только ты их пораньше уложи. А то привыкли колобродить допоздна! Нечего режим нарушать… И Пульке я скажу, чтобы по ночам не шастала.

Яблочная кошка неопределенно хмыкнула, кажется, что-то хотела сказать — судя по сложенным утиным клювиком губам, что-то значительное, — но передумала, молча вошла в дом и захлопнула дверь перед его носом. Ну и пусть. В конце концов, поговорить она все-таки согласилась. Посмотрим, как она будет хмыкать и хлопать после этого разговора. Только надо еще раз все как следует обдумать.

И Бэтээр пошел опять все как следует обдумывать и терпеть Пулькины щипки.

Глава 10

Наталья сунула патроны в карман, полезла в кладовку за ружьем — и тут же спохватилась: что это она делает? Зачем ей сейчас-то ружье? Вот уж действительно, привычка — вторая натура. Наверное, у нее уже первой натурой стала… И единственной. Приперлась бы для серьезного разговора с ружьем! Детский сад, как сказал бы Полинин брат. Интересно, что ж за информация у него такая важная? Она подозревала, что никакой особо важной информации у него нет, и весь его серьезный и деловой разговор сведется к тому, что… в общем, к глупостям всяким. Но кто его знает, может, и правда что-то полезное узнал. А бесполезные глупости она сегодня пресечь готова. Она уже знает, на что способен Полинин брат. Она с первых слов поймет, что он опять задумал. И в розовые кусты она не пойдет. Для серьезного и делового разговора вполне подойдет лавочка возле летней веранды.

— Наташ! — Полинин брат вовсе не сидел в розовых кустах, а маячил возле крыльца. — Спасибо, что вышла. Это правда серьезно, ты не думай… Я специально здесь жду — вдруг ты не захочешь в розовые кусты? Еще подумаешь чего… Извини.

— Ерунда какая, — холодно заявила она, отворачиваясь от него и направляясь к розовым кустам, хотя только что решила именно туда не ходить. — Вы, Тимур Романович, сказали, что разговор будет деловым, правильно? Я вам верю.

— Спасибо, — серьезно сказал он, пробираясь за ней сквозь розовые заросли и устраиваясь на старом деревянном диване, почти демонстративно — как можно дальше от нее. — Наташ, я правда благодарен… Мне важно, чтобы ты мне верила. А то мне трудно объяснить будет. Мне и так трудно…

— Я уже сказала, что верю вам, — с некоторым нетерпением напомнила Наталья. — Можете говорить откровенно. Я вас выслушаю и постараюсь понять.

— Да! — обрадовался он. — Понять, да! Это главное. Знаешь, я целую речь приготовил. Пол дня готовился… Наизусть выучил…

И замолчал.

И она молчала, ждала, когда он начнет произносить свою выученную наизусть речь, слушала его неровное дыхание и изо всех сил старалась не зевнуть. Спать хочется. Так хочется спать, завтра к Римме Владимировне, если опять не выспится — какой разговор получится?.. Ну, начнет он когда-нибудь свою речь?

— Забыл, — вдруг растерянно сказал Полинин брат.

И Наталья тут же развеселилась. Даже, кажется, спать расхотелось. Вот уж, действительно, детский сад. Когда кто-нибудь из ее детей в самый ответственный момент, прямо перед своим выступлением на утреннике, забывал выученный стишок, то признавался в этом с точно таким же выражением. Забыл! Страх, растерянность и горькая обида на судьбу. И горячая надежда: а вдруг тетя Наташа поможет? Что-нибудь сделает, что-нибудь скажет — и все само вспомнится, и не придется позорно реветь на виду у всей своей средней группы, да еще и на виду у всех родителей, наоборот, выступление пройдет с невиданным успехом, и все будут хлопать долго-долго, а мама будет смотреть с гордостью и улыбаться… Забыл! Вот ведь бедолага. Наверное, сильно переволновался.

— Это ничего, — успокаивающим тоном сказала она. — Зачем наизусть? Наизусть совсем не обязательно, Тимур Романович. Вы самое главное помните? Ну, вот и начните с самого главного.

— Конечно, — с облегчением откликнулся Полинин брат и громко вздохнул в темноте. — Конечно, самое главное! А потом уже все остальное. А может, остальное и не надо будет… Наташ, у меня четвертая группа крови. Резус-фактор отрицательный.

Он опять замолчал и громко завздыхал, Наталья подождала продолжения, не дождалась и осторожно спросила:

— Ну и что? У меня тоже. И у Веры-Нади.

— Да?!

Полинин брат так изумился, как будто она сообщила, что является дочерью вождя африканского племени. И Вера-Надя тоже. Все-таки Полинин брат был невероятно забавным.

— Насколько я знаю, это не патология, — начала она развлекаться. — И не заразно. Хотя кто его знает… Например, Любочка с нами совсем недолго живет, — и вдруг оказывается, что у нее такая же группа крови! Этот факт должен настораживать, как вы считаете? Тимур Романович, а вы уверены, что до нашего знакомства у вас не было другой группы крови? И у Полины тоже! На вашем месте я бы проверила. Прямо завтра же. На всякий случай. Вдруг это открытие мирового значения? А мы тут сидим и по своей безграмотности скрываем от медицинской общественности судьбоносные факты…

Она ожидала, что он засмеется. Он вообще по любому поводу охотно смеялся. Ну, или хотя бы ответит что-нибудь в том же ключе. Но Полинин брат вдруг очень серьезно и даже как-то напряженно сказал:

— Да, но ведь ты не можешь быть матерью Любочки. Тем более — Вера-Надя… Я хочу сказать, что это доказать невозможно. А мужчина может доказать, что он отец. Я хочу попробовать… Конечно, если ты не против.

— Зачем?..

Глупый вопрос. Она просто растерялась. И испугалась. Очень сильно испугалась… Зачем! Какая разница? Он может доказать, что он — отец, и заберет Любочку. Нет, этот вариант еще не самый катастрофический, он хороший человек, он сестру вырастил, и материально обеспечен, да и Любочка к нему привыкла… Но ведь и к ней Любочка привыкла, и к Вере-Наде, и они к ней очень привыкли, как же они без нее, как же она, Наталья, без нее?.. Если Полинин брат сумеет доказать, что именно он — родной отец Любочки, девочку у Натальи заберут. Насовсем. А он, скорее всего, сумеет. Мужчина может доказать, а женщина — нет… Даже природа против женщин. И он еще спрашивает, почему она феминистка! И все-таки, зачем он хочет отобрать у нее Любочку?!