Аметист, стр. 18
На самом деле Эрнест Скорсби был страшно недоволен.
Он уже потратил на реконструкцию имения Вайндхемов сумму, вдвое большую обещанной, а конца и края работам не предвиделось. Счета росли как снежный ком, а мать и сын Вайндхемы продолжали строить все новые планы переделок и, с нетерпением ожидая очередной подписи Скорсби под очередным чеком, заказывали новую обстановку во все комнаты.
«Мы с Джонатаном в последнее время ведем очень активную жизнь в обществе, встречаемся с массой друзей в Лондоне».
И снова ложь: Джонатан не питал ни малейшего интереса к друзьям Катрионы, за удивительным исключением — Виктории. К ней он проявлял повышенное внимание. Виктория Рейвн, так в конечном итоге и не закончившая свой Оксфорд, теперь была зарубежной корреспонденткой, аккредитованной крупной лондонской газетой.
— Ты только посмотри, — закричал однажды утром за завтраком Джонатан. — Твоя подруга везде успевает! Боже мой, она действительно попала в самый эпицентр снайперской перестрелки! И ей посчастливилось выбраться оттуда невредимой!
После сделанного открытия Джонатан не пропускал ни одной статьи Виктории: вырезал их и бережно хранил, потрясенный фактом, что он знаком с человеком, ведущим такую опасную и чарующую своей остротой жизнь.
Но подвиги Виктории оставались единственной точкой соприкосновения интересов Катрионы и Джонатана. Когда они выбирались в Лондон — в театр или на приемы, — Джонатан исчезал на часы, не говоря Катрионе, где проводит время. А позже он стал ездить в Лондон и без жены.
Собственно говоря, Джонатан жил жизнью, полностью обособленной от Катрионы. В комнате у него был отдельный телефон, по которому Джонатан частенько говорил с кем-то далеко за полночь.
А по утрам Джонатан с нетерпением ожидал появления красного почтового фургона и коршуном бросался на прибывшую корреспонденцию, Временами сразу же засовывая конверт в карман, чтобы прочесть письмо позже, без свидетелей.
«До чего же прекрасно жить с человеком, которого ты любишь и который любит тебя…»
Катриона отложила в сторону ручку и вздохнула.
Сердце ее более не претендовало на абсолютное счастье.
Катриона грустно смотрела вслед ярко-красному «астон мартину» Джонатана. У мужа появилось совершенно мальчишеское пристрастие к быстроходным машинам, и Катриона подарила ему ко дню рождения спортивный автомобиль последней модели. Теперь Джонатан то и дело мотался на нем в Лондон. Без Катрионы.
Дождавшись, когда приземистая маленькая красная машина с ревом исчезла за дальним поворотом шоссе, Катриона вернулась в дом и постаралась пройти мимо комнаты свекрови незамеченной.
«Ненавижу ее! — зло подумала Катриона. — Она рада тому, что Джонатан меня не любит. Она не хочет, чтобы я жила здесь. Ей нужны только мой деньги — Она не позволит Джонатану любить меня».
Катриона медленно поднялась по широкой лестнице с массивными резными дубовыми перилами, разглядывая развешанные по стенам портреты давно умерших предков Вандхемов. Катриона прошла к себе в спальню.
По случаю теплого солнечного дня окна в комнате были открыты настежь, и Катриона вновь подумала о том, как должно быть сейчас здорово нестись с Джонатаном в Лондон в «астон мартине» с открытым верхом, подставив лицо приветливому ветру, развевающему ее роскошные волосы.
Не находя себе места, Катриона прошла в гардеробную Джонатана. Здесь стоял большой шкаф, в котором хранились костюмы, пиджаки, куртки, брюки и фланелевые костюмы для гольфа.
Она открыла двери шкафа и зарылась лицом в одежду. Вот ворсистый пиджак от Харриса, который еще вчера был на Джонатане, даже еще сегодня утром. В нем, может быть, еще сохранилось тепло тела Джонатана… Она просунула руки в широкие рукава пиджака, и по щекам ее невольно потекли горячие слезы. Тут Катриона услышала хруст бумаги и увидела уголок конверта, торчащий из внутреннего кармана. Дорогой, из кремовой веленевой бумаги конверт был подписан от руки, и твердый почерк показался Катрионе знакомым.
«Сколько раз повторять тебе, дорогой Джонатан, что все кончено? Прошу тебя, пожалуйста, прекрати этот шквал телефонных звонков и писем. Это становится тягостным для нас обоих. Если для тебя столь жизненно необходимо увидеться со мной, я буду в среду у Таннеров, но не дольше чем до полуночи. И это, дорогой мой, будет в последний раз. В любом случае в четверг я уезжаю на Континент и ни за что не скажу тебе, куда именно».
Письмо было без подписи.
Катриона уставилась на лист бумаги в полнейшей обреченности. Ну конечно. Она давно уже чувствовала, что между ней и мужем есть кто-то еще, но изо всех сил пыталась не замечать этого. Что ж, больше невозможно обманывать себя…
Мысли Катрионы закружились в беспорядочном вихре.
Кто она? Где он ее встретил? Когда?
Кто такие эти Таннеры? Фамилия знакомая.
Катриона изо всех сил напрягала память, пока та наконец не сработала. «Таннеры» — закрытый клуб на Бонд-стрит в Лондоне, с отличной кухней и широким выбором азартных игр для сливок общества.
Принимая решение, Катриона была на удивление спокойна. Поджав губы, она вложила письмо обратно в карман пиджака и аккуратно повесила его на место, в шкаф.
Затем принялась мыть лицо холодной водой до тех пор, пока не исчезли последние следы слез. После этого она, надев белую водолазку и песочного цвета брючный костюм, внимательно оглядела себя в зеркале: шелковая повязка, поддерживающая волосы, сумочка из крокодиловой кожи, в тон с дорожными туфлями, дорогой чемодан — Катриона криво усмехнулась: очаровательная молодая леди Вайндхем в полной готовности к путешествию в Лондон.
Полчаса спустя на шоссе по направлению к Лондону, хватаясь руками в кожаных перчатках за грязные поручни остановленного ею грузовика «Бритиш транспорт», Катриона мимоходом подумала о том, что еще не раз пожалеет о своем поступке. Но она уже не могла остановить себя. Она должна пойти в клуб «Таннеры» и посмотреть, с кем там сегодня в полночь встречается Джонатан. Ей необходимо было это узнать.
Глава 3
В то время как Катриона в четыре часа пополудни снимала номер в гостинице «Савой» в Лондоне, в Калифорнии было восемь часов утра, и начинавшийся день обещал быть исключительно жарким. Ни малейшего дуновения ветерка, и судя по всему, температура обещала перевалить за тридцать даже здесь, на побережье.
Тени нигде нельзя было найти, разве только в джипе, да и он, с досадой подумала Гвиннет, к моменту их возвращения превратится в раскаленную печку. Глядя на Бейлода, энергично махавшего по направлению к холмам, Гвин обреченно вздохнула. Ничего не оставалось как снова взвалить себе на спину рюкзак с фотопринадлежностями, рефлекторной стойкой и скаткой яркой мексиканской шали, а затем, стиснув зубы, плестись вслед за ним.
Ночь Гвиннет провела в студии Бейлода. Фотосъемка продолжалась почти до полуночи; затем он дал ей апельсин, полпакета картофельных чипсов и пропахший дешевым вином спальный мешок, сам исчез в комнате для проявки пленок, а Гвиннет крепко заснула.
Утром, выпив чашку холодного быстрорастворимого кофе, Бейлод уложил аппаратуру в старенький «додж», припаркованный в переулке за складом, и на заре они отправились на этой развалюхе в Форт-Кронкит.
Разумеется, все это походило на сумасшествие. Идея Бейлода сделать из Гвиннет девушку «Тони Тресса» с самого начала казалась ей откровенным бредом. Нет, только представить себе! Простушка Гвин Джонс — топ-модель! Если бы не жара, не усталость и не противная слабость, Гвиннет положительно хохотала бы во все горло.
— Это здесь. Тут и будем снимать, — заявил Бейлод и затормозил так резко, что Гвин уткнулась носом ему в спину. — Как тебе здесь нравится?
Местом съемки был полуразвалившийся коттедж без крыши, густо заросший сорняком и основательно заваленный всяким древним хламом.
— Прекрасно, — одобрила Гвиннет с нескрываемым сарказмом.
Борис отснял первый ролик с Гвиннет в трико и колготках, позирующей в пустом оконном проеме — одна нога уперлась в наличник, колено другой подтянуто к подбородку.