Взлетно-посадочная полоса ноль-восемь, стр. 9

Он опять отключил телефон и кивнул оператору:

— Ну, как там полиция?… Хорошо, соединяй… Хелло, это руководитель полетов аэропорта Ванкувер. С кем я говорю?… Послушайте, инспектор, мы получили срочное сообщение от прибывающего рейса. Несколько пассажиров и член экипажа серьезно больны — пищевое отравление — и мы нуждаемся в помощи сразу же по прибытии самолета. Что?… Три серьезных случая, но, возможно, и больше — надо готовиться к худшему. Время прибытия пять часов утра по местному времени, следовательно, у нас около двух с половиной часов на подготовку. Вы предупредите больницы, «Скорую помощь» и автоинспекцию?… Хорошо. Мы свяжемся с вами, как только получим дополнительную информацию.

Через пять минут, отдуваясь, в комнату влетел Гарри Бардик. Местный представитель «Мэйпл Лиф» был невысоким представительным мужчиной, неутомимым, с большим запасом жизненной энергии. Он остановился посреди комнаты, перекинув пиджак через руку, отдуваясь после быстрой ходьбы и вытирая свое лунообразное лицо большим носовым платком в синюю клетку.

— Где радиограмма? — спросил он. Пробежав текст, он тут же поинтересовался:

— Как погода в Калгари? — и повернулся к руководителю полетов. — Быстрее было бы лететь туда, верно?

— Я боюсь, что нет. Сильный туман, почти до самой земли, восточнее гор, до самой Манитобы. Они вынуждены лететь сюда.

Раздался голос оператора:

— Управляющий перевозками спрашивает, когда мы возобновим движение на Восток. Может ли он отпустить пассажиров в город или они должны ждать здесь?

Бардик озабоченно покачал головой.

— Где последнее сообщение о местонахождении? — потребовал он. Ему передали последние данные, и он принялся их внимательно изучать.

Руководитель полетов сказал оператору:

— Передай ему, пусть отпускает в город. Нам здесь толпа ни к чему. Мы ему сообщим, когда будем готовы.

— Вы сказали, что уже организовали медицинскую помощь? — спросил Бардик.

— Да. Этим занимается городская полиция. Они предупредят больницы и проследят за порядком, когда прибудет рейс.

Бардик прищелкнул толстыми пальцами.

— Эй! Это сообщение. Они передают, что второй пилот болен, значит, можно предположить, что передавал командир. С ним все в порядке? Лучше запросить еще раз. А я пока выясню, есть ли на борту доктор. Вам этого не узнать. Передайте им, что мы организуем по прибытии медицинскую помощь, если они в ней нуждаются.

Руководитель полетов кивнул и включил микрофон. Пока он не начал говорить, Бардик продолжал:

— Спросите, если командир тоже отключится, то кто…

Он не закончил фразу, его остановил пристальный взгляд руководителя полетов.

— Я ничего не буду предполагать, — твердо сказал он. — Я молю Бога, чтобы больше ничего не случилось. И будем надеяться, что эти бедняги тоже молят об этом.

Шумно вздохнув, Бардик поискал по карманам сигареты.

— Джо, — обратился он к оператору, — соедини-ка меня с доктором Дэвидсоном, а? Его номер есть в перечне срочных телефонов.

4. 02.20 — 02.45

На высоте около четырех миль над землей самолет продолжал свой путь.

Во все стороны, насколько хватало глаз, простирался волнистый ковер облаков и поэтому казалось, что большая машина двигается очень медленно, почти стоит на месте. Это был холодный, пустой, совершенно безжизненный мир, мир, в котором только ревели двигатели — сердце машины, отбрасывая назад струи выхлопных газов серебристого цвета.

Далеко внизу, в ясную погоду, этот грохот двигателей отдавался бы среди необитаемых равнин Скалистых Гор. Но в эту ночь редкие фермы, укутанные густым низким туманом, спали спокойно, не слыша ни звука. Если кто-нибудь и слышал шум летевшего самолета, то совершенно не обращал на него никакого внимания. А у кого-то вообще могло возникнуть желание очутиться там, в самолете, и лететь далеко-далеко, ощущая заботливое внимание экипажа, чья основная обязанность — безопасность и комфорт пассажиров. И уж конечно ни у кого не могло возникнуть даже мысли о том, что каждый из сидящих сейчас в самолете с радостью и благодарностью поменялся бы с ним местами. Страх, как гигантский сорняк, прочно укоренился в мыслях большинства пассажиров. Некоторые, вероятно, так до конца и не представляли себе, что же все таки происходит. Но большинство из них, особенно те, кто слышал стоны и звуки, издаваемые своими несчастными соседями, испытывали ужасные чувства. Слова доктора, обращенные к пассажирам, после их осознания давали повод к размышлениям. Шум в салоне быстро стих и сменился шепотом и обрывками беспокойных разговоров.

Бэйрд дал Джанет пилюльки.

— Отнесите командиру, — тихо сказал он. — Скажите ему, чтобы он выпил как можно больше воды. Если он все таки отравился, то вода разбавит яд. Его будет тошнить — так и должно быть — это рвотное.

Когда Джанет вошла в кабину, Дан заканчивал радиосеанс. Он объявил конец связи и послал Джанет вымученную улыбку, которая не могла никого обмануть.

— Хелло, Джан. — Приветствовал он девушку. Руки его дрожали. — Рейс продолжается. Ванкувер интересуется подробностями. Я думаю, это их несколько потрясет. Как там дела, в салоне?

— Неплохо, — ответила девушка как можно непринужденнее и протянула ему пилюльки. — Доктор велел вам выпить как можно больше воды, а потом принять вот это. Это вам поможет.

— Ничего себе перспективочка. — Он залез рукой в глубокий карман на спинке сиденья и достал бутылку воды. — Ну что же, рискнем. — Сделав большой глоток, он проглотил пилюльки и скорчил ужасную гримасу. — Никогда не ешьте эти штуки — вкус у них премерзостный.

Джанет озабоченно смотрела на этого человека, сидящего перед мерцающей панелью со шкалами и циферблатами; оба штурвала двигались рывками взад-вперед сверхъестественной силой автопилота. Она тронула его за плечо.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она. От нее не укрылась его бледность и капли пота на шее. Но она старалась убедить себя, что виной всему огромное напряжение, которое он испытывал.

— Я? — его тон был ненатурально искренен. — Я в порядке. А как ты? Ты уже пила эти пилюльки?

— Мне ни к чему. Я ела мясо.

— Ты оказалась умнее. Что до меня, то после этого я, пожалуй, стану вегетарианцем — это безопаснее.

Он повернулся в кресле и посмотрел на второго пилота, распростертого на полу, голова его лежала на подушке.

— Бедный старина Пит, — пробормотал он. — Но я уверен, с ним будет все о'кэй.

— Все в ваших руках, командир, — быстро ответила Джанет. — Чем быстрее вы посадите эту штуку в Ванкувере, тем быстрее мы отправим его в больницу.

Она подошла к Питу, опустилась на колени и поправила на нем плед, пряча внезапно подступившие слезы, готовые вот-вот прорваться несмотря на все ее усилия. Дан расстроился, потому что относился к девушке по-отечески.

— Ты часто о нем думаешь, Джан?

Она едва кивнула золотой копной волос.

— Я — мне кажется да, — ответила она. — Он мне нравится, уже несколько месяцев, с тех пор, как он пришел к нам в экипаж и этоэто ужасное происшествие так меня…

Она окинула себя взглядом и вскочила.

— У меня очень много дел. Я должна идти зажимать кое-кому носы, пока доктор будет вливать в них воду. Что делать, по другому с этими труднопьющими типами нельзя.

Она быстро ему улыбнулась и открыла дверь в пассажирский салон. Доктор стоял посреди прохода и разговаривал сидящей справа парой средних лет, смотревших на него с подозрением.

— Доктор, — допрашивала его решительно настроенная дама, — эта девушка, стюардесса — я видела, она шла в пилотскую кабину. Там все в порядке? Я имею в виду, предположим, что они тоже заболеют, что же будет с нами? — она вцепилась в своего мужа. — Гектор, я боюсь. Мне кажется, мы никогда не доберемся…

— Ну, ну, дорогая. Не придавай значения, — сказал он с уверенностью, которую в действительности не испытывал. — Я уверен, что ничего страшного не случится.

Он посмотрел на доктора сквозь очки в роговой оправе.