Перегрузка, стр. 116

Конверт был незаклеенным, и Георгос вынул свой ответ. “Написано мастерски, — подумал он. — Почему бы не послать его? В конце концов, он будет анонимным”. Он уже оторвал и выбросил ту часть анкеты, на которой было имя Оуэна Грейнджера и адрес квартиры. Они были отпечатаны на компьютере, это Георгос понял сразу. Значит, анкета была обезличенной, как и все распечатки с компьютера.

Кто-то должен был прочитать то, что он написал. Кто бы это ни был, равнодушным он не останется, и это уже хорошо. Логичностью этого послания, его страстностью невозможно не восхититься!

Изменив свое решение, Георгос заклеил конверт. Он опустит его в почтовый ящик, когда выйдет из дома в воскресенье вечером.

Он возобновил свое бесцельное хождение по комнате, и против всякого его желания на ум снова пришла загнанная в угол крыса.

Глава 14

Примерно в тот же момент, когда Георгос Арчамболт принял решение взорвать “Ла Миссион” во второй раз, Гарри Лондон смотрел в глаза Ниму Голдману.

— Нет! — сказал Лондон. — Дьявол меня побери, нет! Ни для тебя, Ним, ни для кого-либо другого. Ним терпеливо объяснил:

— Все, о чем я попросил тебя, это принять во внимание некоторые особые обстоятельства. Так случилось, что я знаю семью Слоун…

Они были в кабинете Нима. Гарри Лондон стоял, наклонившись над столом.

— Возможно, ты знаешь семью, а я знаю это дело. Оно все здесь. Прочитай! — Шеф отдела охраны собственности пододвинул к Ниму толстую папку.

— Успокойся, Гарри, — попросил Ним. — Мне не нужно ничего читать. Я верю тебе на слово, это действительно грязное дело.

Некоторое время назад, помня о своем обещании Карен в прошлый вечер, Ним позвонил Гарри Лондону, чтобы убедиться, что он знает о краже газа, в которой был замешан Лютер Слоун.

— Конечно, знаю, — ответил тот. Когда Ним объяснил ему свою личную заинтересованность в этом деле, Лондон сказал:

— Я приду.

Теперь Гарри Лондон настаивал:

— Ты чертовски прав, это грязное дело. Твой друг Слоун обходил показания счетчиков, многих счетчиков, в течение более чем года.

Ним сказал раздраженно:

— Он не мой друг. Мой друг — его дочь.

— Одна из твоих подружек, без сомнения.

— Выбрось это из головы, Гарри! — Ним тоже начинал злиться. — Карен Слоун неизлечимо больна.

Он принялся описывать семью Карен, рассказал, как родители помогали ей деньгами и как Лютер Слоун влез в долги, чтобы купить для нее специальный фургон.

— В одном я уверен. Что бы ни сделал отец Карен с деньгами, которые он получил, он истратил их не на себя. Лондон оставался непоколебим.

— Что, от этого воровство становится лучше? Конечно, нет, и ты это знаешь.

— Да, я знаю это. Но наверняка, если мы знаем также о смягчающих вину обстоятельствах, мы могли бы быть менее упрямыми.

— И что же ты предлагаешь?

Ним проигнорировал язвительный тон, которым задан был вопрос.

— Ну, мы могли бы настоять на возмещении ущерба, позволить Лютеру Слоуну оплатить в рассрочку то, что было украдено, не начиная уголовного процесса.

— Значит, такое у тебя предложение?

— Да.

— Ним, я никогда не думал, что придет день, когда я буду стоять здесь и слушать, как ты говоришь то, что ты только что сказал.

— О, ради Бога, Гарри! Кто знает, что он скажет или сделает в определенной ситуации?

— Я знаю. То, что я говорю сейчас, я повторю когда угодно: дело Слоуна пойдет своим ходом. Это означает, что обвинение против него будет выдвинуто в течение ближайших нескольких дней. Если, конечно, ты не решишь меня пристрелить и сделать все по-своему.

— Гарри, перестань болтать чепуху, — устало сказал Ним. Наступило молчание, затем Лондон спросил:

— Ним, ты думаешь о Йеле, не так ли?

— Да.

— Ты думаешь, что раз старик Йел выкрутился из этой истории с кражей энергии, то почему не уйти из-под удара Лютеру Слоуну? Нельзя же устанавливать разные законы для “шишки” и для маленького человека, отца твоего друга, верно?

Ним кивнул:

— Да, я очень много думал об этом.

— И ты прав. Именно так и обстоит дело, я видел, как это случалось в другое время и в других местах. Имеющие привилегии, власть, деньги могут рассчитывать на снисхождение. О, не всегда, но достаточно часто, чтобы усомниться в справедливости правосудия. Именно так работает система. Она может мне не нравиться, но не я ее создал. Тем не менее я скажу тебе вот что: если бы у меня были такие же веские улики против судьи Йела, какие есть против Лютера Слоуна, я никогда бы не отступил.

— Значит, есть все-таки твердые доказательства?

— Я думал, ты никогда не спросишь, — криво улыбнулся Лондон.

— Ладно, выкладывай.

— В конторе “Кил” Лютер Споун был газовщиком. Основную часть работы по махинациям с газом они поручали ему, вероятно, потому, что он был чертовски силен в этом деле. Я видел многое из сделанного им. У нас есть документы из “Кил”, свидетельствующие против него. Вот ты говорил только что о возмещении ущерба Слоуном. По нашим оценкам, ущерб составляет около двухсот тридцати тысяч долларов. А судя по тому, что ты мне рассказал, у Слоуна таких денег быть не может.

Ним поднял руки:

— Ладно, Гарри. Ты победил.

Лондон медленно покачал головой:

— Нет, я не победил. Никто не победил. Ни я, ни ты, ни “ГСП энд Л”, ни Лютер Слоун. Я просто делаю мою работу так, как должен ее делать.

— И делаешь ее честно, — сказал Ним. — Может быть, честнее, чем многие из нас.

Ним уже жалел, что затеял весь этот разговор. Ему было любопытно, останется ли их дружба прежней. Он очень сомневался в этом.

— Ну, увидимся еще, — сказал Лондон. Он взял со стола свою папку и вышел.

Ниму следовало бы позвонить Карен и сообщить плохие новости, но он боялся сделать это. Прежде чем он на что-либо окончательно решился, дверь его кабинета открылась, и появился Рей Паулсен.

— Где президент? — с ходу спросил он.

— У него назначен прием у зубного врача, — сказал Ним. — Я могу чем-то тебе помочь?

Паулсен проигнорировал вопрос Нима:

— Когда он вернется?

Ним посмотрел на часы:

— Думаю, через час.

Ним подумал, что Паулсен выглядит каким-то помятым. Он сутулился сильнее, чем обычно. Его волосы и нависающие на глаза брови за последний месяц поседели еще больше. И неудивительно. Им всем в последнее время хватало забот, а у Рея их было больше, чем у любого другого.

— Рей, — сказал Ним. — Прости, но ты похож на дьявола. Почему бы тебе не расслабиться на несколько минут? Садись, я распоряжусь насчет кофе.

Паулсен свирепо взглянул на него и, казалось, собирался ответить грубостью. Но лицо его тут же обмякло. Тяжело упав в мягкое кожаное кресло, он сказал:

— Ладно, уговорил.

Ним позвонил Вики по внутренней связи и попросил кофе для обоих. После этого он обошел вокруг стола и сел рядом с Паулсеном.

— Ты, возможно, уже знаешь, чем я пришел порадовать президента, — прорычал Паулсен. — Мы потеряли Большого Лила.

— Что мы потеряли? — спросил Ним с обезоруживающим спокойствием.

Паулсен огрызнулся:

— Ты слышал, что я сказал.

— Мы потеряли Большого Лила, — повторил Ним. — Надолго?

— По крайней мере на четыре месяца. Скорее даже на шесть.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошла Вики с двумя чашками кофе.

Когда она поставила их на стол, Ним встал и начал безостановочно расхаживать по комнате. Теперь он мог понять горе Паулсена и разделить его. Большой Лил, “Ла Миссион № 5”, самый большой энергоблок в системе, давал миллион с четвертью киловатт, что равнялось шести процентам максимальной нагрузки “ГСП энд Л”. В любое время неожиданная потеря Большого Лила создала бы много проблем, что и случилось после взрыва в прошлом июле. В нынешних же обстоятельствах его остановка оборачивалась настоящим бедствием.

— Что за люди? — взорвался Паулсен. — Суки, тупицы! Ты думаешь, что все им объяснил, разжевал каждую операцию, а потом какой-нибудь неумеха подводит тебя. — Он потянулся за чашкой.