Встречи с животными, стр. 51

Вот мы и в Казалинске. После кратковременной передышки первое, что я сделал, это достал книжку, в которой были даны описания змей и ящериц. Как же велико было мое разочарование, когда я увидел рисунок той самой ящерицы, которую в течение последнего месяца постоянно носил при себе в мешочке. «Сцинковый гекон», — прочел я под рисунком и далее нашел краткое описание биологии животного. Оказывается, эта ящерица обитает в слабо закрепленных и барханных песках и реже — на глинистых участках пустыни. Она ведет ночной образ жизни, скрываясь при наступлении дня в вырытых ею норках. Питается этот гекон, как и большинство ящериц, насекомыми и их личинками. Трением чешуи хвоста он издает слабые шуршащие звуки.

— Вот тебе и новый вид, — смеясь, сказал приятель. — Я же говорил, что все виды у нас давно описаны — найти что-нибудь совсем новое почти невозможно.

Конечно, в тот момент я не мог ничего возражать и, закусив губы, предпочел промолчать.

Но есть прекрасная пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Дело в том, что в течение полутора месяцев мы возили в наших вьючных ящиках двух совершенно новых и не описанных до того тушканчиков. Мы даже не предполагали о их зоологической ценности.

САКСАУЛОЧКА

Птица, о которой я сейчас расскажу, у нас называется саксаульная сойка. Кум-саускан — зовут ее казахи, что в буквальном переводе на русский язык означает «песчаная сорока». И действительно, пестрым оперением, бойким нравом и своими повадками саксаульная сойка напоминает нашу сороку. Но есть у нее и другое меткое название, связанное с ее быстрым бегом. Джурга-тургай — часто называют ее те же казахи, и означает это «воробей-иноходец».

Интересная, веселая эта птица. Немногие знакомы с ней, так как живет она в глубине песчаных пустынь Средней Азии и не так уж часто попадается на глаза человеку.

В коллекциях наших центральных музеев шкурки саксаульных соек не представляют очень большой редкости. Ведь столкнувшись с малоизвестной, бросающейся в глаза птицей, не только зоолог, но и любитель природы старается добыть и сохранить шкурку диковины. И, напротив, живая саксаульная сойка — величайшая редкость. Какой зоопарк, какой любитель птиц может похвалиться тем, что в его вольерах когда-нибудь обитал воробей-иноходец?

Если бы знал читатель, как мне хотелось посмотреть саксаульную сойку на воле, собрать ее шкурки, достать хоть один живой экземпляр, чтобы ближе познакомиться с ее нравом! Прошло много времени, пока мое желание исполнилось.

В одну из весен я рано приехал на Сырдарью и, как обычно, поселившись в поселке Джулек, предпринимал отсюда поездки в различных направлениях. Только в пустыню Кызылкум никак не удавалось попасть.

Громадные пески, загадочные и страшные своим безводием и однообразием, начинались за полосой тугайных зарослей на левобережье реки и на сотни километров уходили на юго-запад. В Кызылкумах, не так уж далеко от Джулека, и обитали саксаульные сойки. Но прошла первая половина мая, дни стали нестерпимо жаркими, а я со дня на день откладывал поездку.

— Знаете, — сказал мне однажды один из моих джулекских знакомых, — вам сейчас очень легко в Кызылкумы пробраться — попутчик есть. У колодца Бил-Кудук в этом году стоят скотоводы. Сигизбай сказал, что сегодня оттуда «бала» какой-то на ишаке за сахаром приехал. Кажется, он завтра назад поедет, так что не упускайте случая.

Я поспешил к джулекскому базарчику и беглым взглядом окинул приезжих.

— Вон, вон бала, — указал продавец из мясной лавки на группу людей, топтавшихся около коновязи. Я подошел ближе. «Кто же из них бил-кудукский?» — с некоторым удивлением осмотрел я казахов. Ведь, в моем представлении, бала должен быть маленьким мальчуганом, в крайнем случае подростком, а здесь я видел взрослых людей.

— Где тут бала из Бил-Кудука? — спросил я здоровенного парня, стоящего около маленького ослика.

— Моя, моя бала, — ткнул он себя в грудь пальцем и улыбнулся во весь рот.

«Вот так бала», — подумал я. Пять минут спустя здоровенный бала по имени Дусен пил у меня чай и охотно отвечал на мои бесчисленные вопросы о Бил-Кудуке, о песках, о населяющих их птицах.

Я на лошади, Дусен — на маленьком ослике на следующий день выехали из Джулека и, переправившись на пароме через Сырдарью, стали углубляться в пустыню. Не скажу, чтоб переезд до колодца Бил-Кудук, расположенного в 68 километрах от Джулека, доставил мне большое удовольствие. На горьком опыте я постиг, что при длительном путешествии нельзя садиться на лошадь, если твой спутник едет на ослике. Осел Дусена, несмотря на значительный вес хозяина, с такой быстротой семенил ногами по песчаным тропинкам, что моя лошадь не могла поспеть за ним, двигаясь шагом. Когда же я заставлял ее бежать нормальной рысью, она быстро оставляла осла далеко позади. Видимо, из солидарности к своему длинноухому собрату она не хотела ни отставать, ни обгонять осла и предпочитала бежать с ним рядом. Однако при этом замедленная рысца лошади превращалась в такую невыносимую тряску, что езда становилась настоящим мучением.

— Джаман ад (плохая лошадь), — сказал я, едва слезая на следующий день у колодца Бил-Кудук. Дусен с завистью посмотрел на моего замечательного рысака.

— Ад джаксы — джуль джаман, алес (лошадь хорошая — дорога плохая, далеко), — сказал он.

Колодец Бил-Кудук расположен у самой границы огромных голых песков — урмэ. И если между Джулеком и Бил-Кудуком тянутся крупные бугристые и грядные пески, поросшие редкой растительностью почти до самых вершин, то на вершинах песков урмэ растительность совсем отсутствует. Поднимитесь возможно выше и взгляните на пески урмэ издали. Под ослепительно яркими лучами солнца вашим глазам представится бурное песчаное море с гигантскими песчаными волнами. И кажется, высоко взметенным пескам нет конца-края, а среди них нет никакой жизни. Но это только так кажется издали. В глубоких котловинах, скрытых среди песков, жизнь идет своим чередом. Растет старый саксаул, широко раскинув в стороны корявые ветви; как молодой пирамидальный тополек, поднимается стройное деревцо песчаной акации. По нагретому песку бегают мелкие ящерицы, песчаные круглоголовки, чирикает саксаульный воробей, звонко поют пустынная славка и саксаульная сойка, беспрерывно свистят своеобразные зверьки — песчанки.

Но какая жара здесь в летнее время! Как только вы спускаетесь в котловину, вас обдает горячим воздухом, как из раскаленной печи. И все же вас потянет сюда, и вы не останетесь на мертвых песчаных холмах, где каждый порыв ветра бросает вам в лицо удушливый мелкий песок. Здесь же, в глубокой котловине, знойное затишье, уют и жизнь, а под тонким поверхностным слоем почвы — сырой, почти мокрый песок. В такой-то необычной обстановке в этих частях пустыни Кызылкум и обитает в изобилии замечательная птица пустыни — саксаульная сойка.

Путешествовать одному по незнакомым пескам пустыни по меньшей мере небезопасно. Каждую секунду вы рискуете запутаться среди страшного однообразия глубоких котловин и высоко взметенных барханов, и выбраться отсюда к маленькому, затерянному среди пустыни аулу не так просто, как нам часто кажется.

В связи с этим я договорился с Дусеном, чтобы он сопровождал меня во время моих походов, пока я не познакомлюсь с новой местностью. Конечно, я с большим удовольствием нанял бы опытного проводника — старика казаха, но здесь Дусен был единственным достаточно свободным человеком.

— Знаешь, Дусен, — обратился я к своему помощнику, когда мы однажды отправились с ним на охоту. — Птиц для шкурок я сам настреляю, и твоя помощь не нужна в этом деле. Но если ты мне поможешь поймать хотя бы одну живую саксаульную сойку, ты окажешь этим большую услугу. Как только живая сойка попадет в мои руки, я сделаю тебе интересный подарок. — Я имел в виду захваченную с собой банку с конфетами-леденцами и пачку прекрасного чая. Я хорошо знал, что все сладкое для Дусена, как и для большинства подростков, — большое лакомство.