Менялы, стр. 52

Действия Остина были вопиющим примером злоупотребления служебным положением — таким же злоупотреблением, как и назначение Роско Хейворда в совет директоров “Супранэшнл”, против чего выступал утром Алекс. Тогда Алекс спросил: “Чьи интересы поставит Роско на первое место? “Супранэшнл” или держателей акций “Ферст меркантайл Америкен”?” Теперь такой же вопрос следовало задать и Остину.

Ответ был ясен. Остин заботился прежде всего о своих интересах; потом уже шли интересы “ФМА”. Не важно, что Алекс верил в свой план. Такая поддержка — из эгоистичных побуждений — была аморальна, подрывала доверие.

Должен ли Алекс сказать об этом? Если он так поступит, то это вызовет еще большую волну протеста, чем сегодня утром, и он снова проиграет. Директора держались друг друга, как братья-масоны. Более того, подобная конфронтация наверняка положит конец деятельности самого Алекса в “ФМА”. Стоит ли так поступать? Есть ли в этом необходимость? Разве в его обязанности входит заботиться о совести совета? Алекс не знал. Между тем директора смотрели на него и ждали его разъяснений, — Да, — сказал он, — я действительно говорил — о чем мне напомнил Харольд — о личной выгоде наших клиентов и необходимости показать в этом пример. — Алекс взглянул на записи, которые несколько минут назад решил выбросить. — Часто говорят, — продолжал он, обращаясь к слушавшим его директорам, — что правительство, промышленность и разнообразная торговля держатся на кредите. Без кредита, без одалживания, без ссуд — маленьких, средних и крупных — деловая активность прекратится и цивилизация зачахнет. Банкиры знают это лучше всех.

И тем не менее появляется все больше людей, считающих, что одалживание и финансирование дефицитов достигло безумных размеров, выходящих за пределы разумного. В особенности это касается правительств. Правительство Соединенных Штатов нагромоздило высоченную гору долгов, которые мы никогда не сможем оплатить. Другие правительства в столь же плачевном или в еще худшем состоянии. В этом подлинная причина инфляции и обесценивания своей и иностранной валюты.

Под стать огромному правительственному долгу, — продолжал Алекс, — гигантская задолженность корпораций. И на низших финансовых уровнях миллионы людей — каждый из которых следует примеру нации, — взвалили на себя бремя долгов, с которыми они не смогут расплатиться. Общая задолженность Соединенных Штатов равняется двум с половиной триллионам долларов. Задолженность потребителей по стране приближается к двумстам миллиардам долларов. За прошедшие шесть лет более миллиона американцев обанкротились.

Где-то на пути мы растеряли — и вся нация, и корпорации, и отдельные люди — древнюю истину о сочетании обогащения с бережливостью, умение соблюдать равновесие между тем, что мы тратим и что приобретаем, и сохранять то, что имеем, в определенных пределах.

Неожиданно совет успокоился. Откликаясь на его настроение, Алекс тихо произнес:

— Хотелось бы мне сказать, что возможна иная тенденция, чем та, которую я описал. Тенденции начинаются с решительных действий. Так почему бы не начать действовать здесь?

В наше время долгосрочные вклады — больше, чем какой-либо другой вид финансовой деятельности, — связаны с политикой благоразумия. А нам — всей нации и отдельным людям — необходимо больше благоразумия. И достичь этого можно путем значительного увеличения объема долгосрочных вкладов. И рост долгосрочных вкладов может быть значительным.., если мы возьмемся за дело и будем работать. И хотя личные долгосрочные вклады не оздоровят повсюду финансы, по крайней мере это будет большим шагом в нужном направлении.

Вот почему я убежден, что наш банк должен использовать возможность стать лидером.

Алекс сел. И буквально через несколько секунд понял, что не сказал ни слова о своих сомнениях относительно выступления Остина.

Последовало короткое молчание, которое нарушил Леонард Кингсвуд.

— Сочетание здравого смысла и правды не всегда приятно слушать. Но мне кажется, этого нельзя сказать о том, что мы только что услышали.

Филип Джоханнсен нехотя буркнул:

— Частично я с этим согласен.

— А я согласен со всем, — сказал достопочтенный Харольд. — По-моему, совет должен одобрить предоставленный нам план роста долгосрочных вкладов и увеличения числа отделений банка. Я намерен голосовать за него. И призываю остальных сделать то же.

На этот раз Роско Хейворд не проявил недовольства, хотя и сидел с застывшим лицом. Алекс сообразил, что Хейворд тоже догадался о мотивах, двигавших Харольдом Остином.

Обсуждение продолжалось еще с четверть часа, пока Джером Паттертон не постучал молоточком, призывая к голосованию. Подавляющим большинством предложения Алекса Вандерворта были одобрены. Флойд Леберр и Роско Хейворд голосовали против.

Выходя из конференц-зала, Алекс чувствовал, что враждебность к нему не исчезла. Некоторые директора ясно давали понять, что по-прежнему не согласны с его твердой позицией по поводу “Супранэшнл”. Но последний неожиданный поворот событий подбодрил его, и он уже не так пессимистично смотрел на свою дальнейшую роль в “ФМА”.

Его остановил Харольд Остин:

— Алекс, когда ты займешься разработкой плана долгосрочных вкладов?

— Немедленно. — И, не желая выглядеть неблагодарным, он добавил:

— Спасибо за поддержку.

Остин кивнул:

— Теперь я бы хотел прийти с несколькими людьми из моего агентства и обсудить рекламную кампанию.

— Прекрасно. На следующей неделе.

Значит, Остин подтвердил — без заминки или смущения — то, о чем догадался Алекс. “Правды ради, — подумал Алекс, — надо сказать, что “Остин эдвертайзинг” хорошо работает и вполне может быть выбрано для проведения рекламной кампании”.

Смолчав несколько минут назад, он поступился принципом. Интересно, что подумала бы Марго по поводу его отступничества.

Достопочтенный Харольд приветливо сказал:

— Скоро увидимся.

К Роско Хейворду, выходившему из конференц-зала перед Алексом, подошел одетый в форму банковский посыльный и вручил ему запечатанный конверт. Хейворд вскрыл его и достал сложенный листок. Прочитав послание, он заметно повеселел, взглянул на часы и улыбнулся. “Интересно — чему?” — подумал Алекс.

Глава 13

Записка была простая. Дора Каллаган, доверенная старшая секретарша Роско, сообщала, что звонила мисс Деверо и просила передать, что она в городе и хочет, чтобы он позвонил ей как можно скорее. В записке был номер телефона гостиницы и добавочный.

Хейворд узнал номер отель “Колумбия-Хилтон”. А мисс Деверо — это Эйврил.

Они дважды встречались после поездки на Багамы полтора месяца назад. Оба раза в “Колумбия-Хилтон”. И каждый раз, как и в ту ночь в Нассау, когда он нажал кнопку номер семь, вызвав к себе Эйврил, она открывала ему рай, доводя до такого сексуального экстаза, о существовании которого он и не подозревал. Эйврил умела делать с мужчиной поразительные вещи; в ту первую ночь это его сначала шокировало, а потом привело в восторг. Своим умением она рождала в нем волну наслаждения за волной, пока он не закричал от счастья, употребляя слова, которые и не подозревал, что знает. Тогда Эйврил становилась ласковой, нежной, любящей и терпеливой, пока, к удивлению и восторгу Роско, в нем снова не загоралось желание.

Тогда он начал понимать — и за это время еще лучше понял, — сколь многого в жизни — страсти и счастья, познания друг друга, возвышенного постижения, взаимопонимания, умения дарить и получать — они никогда не знали с Беатрис.

Для Роско и Беатрис это откровение пришло слишком поздно, впрочем, Беатрис, возможно, к этому вовсе и не стремилась. А у Роско и Эйврил время еще было — своими встречами после Нассау они доказали это. Он взглянул на часы, улыбаясь, — эту улыбку и заметил Вандерворт.

Конечно, он отправится к Эйврил как можно скорее. Это означало, что надо будет перенести намеченные на день и на вечер дела, но это не имело значения. Даже сейчас одна мысль о том, что он увидит ее, взволновала его, как юношу.