Детектив, стр. 81

— Это бови-нож! — Руби почти задохнулась от радости, разглядывая крепкую деревянную рукоять и одностороннее лезвие — сначала прямое, но с зловещей горбинкой на конце. — Именно такими ножами совершал убийства Дойл.

Нечего и говорить, что настроение ее резко переменилось, к тому же она была теперь благодарна Янису, что он проявил упорство, несмотря на ее сомнения.

Находку тут же упаковали в пластиковый пакет под аккомпанемент бормотании сержанта-криминалиста:

— Мы должны пристально изучить в лаборатории эту штуковину. Молодчага, Сэнди!

— Неужели вы думаете, что спустя столько лет на ноже все еще можно найти отпечатки пальцев или следы крови? — спросила его Руби Боуи.

— Крайне маловероятно, — ответил сержант. — И все же…

Тут он выразительно посмотрел на Яниса.

— Вчера мне удалось осмотреть одежду Икеи, — сказал тот. — Ночную рубашку и пижаму, которые были на них в ночь убийства. Все это до сих пор хранится у нас в вещдоках. Так вот, ножевые раны им наносились сквозь одежду. Это значит, что на ноже могли остаться частицы ниток. Если мы их обнаружим и они совпадут по фактуре с одеждой Икеи… — Он торжествующе поднял руки вверх, оставив фразу незаконченной.

— Замечательно! Сама бы я не догадалась, — с восторженным простодушием призналась Руби.

— Стало быть, мы обнаружили, что искали, — констатировал Энди Воско. — Будем сворачиваться?

— Нет, — сверкнул глазами Янис. — Будем продолжать.

И они работали еще час, но больше не нашли ничего.

В тот же день поздно вечером Руби улетала домой в Майами. Ширли Джасмунд и Сзади Янис взялись подбросить ее до аэропорта. Когда при выходе на посадку они стали прощаться. Руби не выдержала и порывисто обняла обоих.

Глава 12

— Ну, и каков твой вывод? — спросил Малколм Эйнсли.

— Я заключила, — сказала Руби Боуи, — что Элрой Дойл не солгал, когда признался вам в убийстве Эсперанса и Икеи. Само собой, есть мелкие расхождения в деталях, а об одной улике он не упомянул вообще, но сути дела это не меняет, — она сделала паузу. — Рассказать вам все по порядку?

— Непременно.

Этот разговор происходил у них в отделе на следующее утро после возвращения Руби из Тампы. Сидя за своим столом, Эйнсли выслушал, что удалось выяснить Руби сначала в полиции Дейд, а потом и в Тампе. Под конец она сообщила ему самые последние новости:

— Нынче утром мне позвонили домой. Лабораторный анализ помог установить, что на том ноже, который мы нашли, остались микроскопические нити от одежды Икеи. Значит, именно этим ножом они были убиты, и Дойл не соврал. А брошь, найденная нами… — Руби сверилась с записями, — она выполнена в технике клуазоне, то есть перегородчатой эмали. Вещь старинная, очень ценная, японской работы. По версии Сзади Яниса, старушка держала ее в семейной опочивальне, и Дойлу понравился ее блеск.

— Но потом он испугался, что его с ней застукают, и он закопал брошку вместе с ножом, — предположил Эйнсли.

— Скорее всего, именно так и было. И значит, всей правды Дойл вам не сказал.

— Однако все, что он сказал мне, благодаря твоим усилиям полностью подтвердилось.

— О, чтобы не забыть! У меня есть еще кое-что. — Среди множества бумаг, которые Руби принесла с собой, она нашла несколько фотокопий с конверта, найденного на месте убийства Икеи, с семью сургучными печатями по кругу на оборотной стороне, и с вложенной внутрь страницей из Апокалипсиса. Эйнсли внимательно изучил их.

— Страница вырвана из пятой главы, — констатировал он почти сразу. — Здесь подчеркнуты три стиха.

Он прочитал их вслух:

“И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями.

И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее?

… И один из старцев сказал мне: не плачь, вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее”.

— Да, это почерк Дойла. — Эйнсли живо помнил свой разговор с отцом Кевином О'Брайеном, который рассказал о том, насколько глубокое впечатление произвели на двенадцатилетнего Элроя Дойла идеи Господнего проклятия, мести, наказания за грехи.

— Зачем ему понадобилось оставлять эту страничку рядом с трупами? — спросила Руби.

— Это знал только он сам. Я могу лишь предположить, что он возомнил себя именно этим львом от колена Иудина, что и подтолкнуло его к совершению серийных убийств. — Эйнсли сокрушенно тряхнул головой, продолжая держать перед собой копии с конверта и страницы. — Если бы у нас раньше было вот это! Если бы мы знали об убийстве Икеи… Дойла можно было бы остановить гораздо раньше.

Они помолчали, потом Руби нарушила молчание вопросом:

— Вы только что упомянули о серийных убийствах. А как будет теперь с делом Эрнстов?

— Похоже, в категорию серийных убийств оно не попадает, — мысленно Эйнсли словно еще раз услышал полные отчаяния слова Дойла: “Я грохнул других, мне хватит и этого. Я не хочу тащить с собой в могилу чужой грех”. Он подытожил:

— Теперь нет сомнений, что Дойл говорил мне правду, а значит, по убийству Эрнстов будет назначено новое расследование.

— Да, да, дело Эрнстов вновь открыто прямо с этой минуты, — кивнул Лео Ньюболд. — Выходит, ты был прав с самого начала, Малколм.

— Не это важно, — покачал головой Эйнсли. — Скажите лучше, с какой стороны нам к этому делу подступиться.

Они были вдвоем за плотно закрытыми дверями кабинета Ньюболда.

— Прежде всего, полная и абсолютная конфиденциальность, — Ньюболд подумал немного и добавил:

— А это значит, что даже в нашем отделе.., словом, прикажи Руби не распространяться об этом.

— Уже приказал. — Эйнсли с наигранным удивлением посмотрел на начальника и спросил:

— А к чему, вообще говоря, вы клоните?

Лейтенант раздраженно отмахнулся.

— Сам толком не знаю. Но только, если убийство Эрнстов кто-то хотел изобразить как дело рук серийного убийцы, то преступник подозрительно много знал о том, как убивал Дойл. Знал детали, о которых не сообщалось ни в газетах, ни по телевидению.

— Вы предполагаете, что кто-то мог получить доступ к нашей внутренней информации? — осторожно спросил Эйнсли.

— Я, черт возьми, сам не знаю, что я предполагаю! Мне просто делается не по себе при мысли, что в полиции или даже непосредственно в нашем отделе кому-то может быть известно об убийстве Эрнстов больше, чем нам с тобой, — Ньюболд порывисто поднялся, прошелся по кабинету и вернулся в свое кресло. — И не пытайся меня убедить, что тебе в голову не лезут те же мысли!

— Да, я тоже думал об этом, — признал Эйнсли и помедлив продолжил:

— Мне кажется, я должен начать с нового просмотра всех этих дел. Нужно четко разделить те факты, которые мы обнародовали, и те, что были скрыты от публики. После этого появится материал для сравнения с делом Эрнстов.

— Неплохая идея, — кивнул Ньюболд, — но только нельзя заниматься этим в отделе. Папки с делами, разложенные на твоем столе, привлекут излишнее внимание. Забери их домой и поработай пару дней там. Я тебя подменю.

Теперь Эйнсли испытал неподдельное удивление. Он и сам собирался действовать осторожно, но чтобы не доверять своим ближайшим коллегам! Впрочем, Ньюболд был, конечно, прав. К тому же, в отделе ежедневно бывало много посторонних, среди которых могли оказаться и чрезмерно любопытные.

А потому тем же вечером, закончив работу, он незаметно перенес к себе в машину пять толстенных папок, по одной на каждое из двойных убийств: Фростов, Ларсенов, Хенненфельдов, Урбино и Эрнстов. Нужно было настраиваться на скрупулезное, въедливое чтение.

— Не понимаю, почему ты разложил все эти кипы бумаг на нашем обеденном столе, но как же хорошо, что ты будешь дома! — сказала ему Карен на следующее утро. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?