Цареубийство в 1918 году, стр. 85

Странно. Я долго вглядывался в один из трех черепов, и чем больше вглядывался,

тем больше мне казалось, что передо мной голова последнего русского императора Николая П. Все черепа были изуродованы: лицевая их часть была разбита тяжелыми и сильными ударами. Вероятно, это сделали, чтобы затруднить белым опознание…

Мы закрыли могилу, заровняли, забросали мелкой галькой и замели следы вениками из прутьев…

Ночью перед отъездом мы пришли к страшному месту.

Местность стала неузнаваемой. Через могилу Романовых шла широкая асфальтированная дорога, скрыв ее теперь уже навсегда. Долго стоим и молчим (о чем говорить?).»

Кому могло срочно понадобиться проложить асфальт в уральскую деревню Коптяки?

Те, кому это понадобилось, не учли одного: что у казенных рабочих наступали два выходных дня, а искатели-добровольцы обошлись без перерывов – и опередили погоню.

ЭПИЛОГ

Глава 35

«МНЕ ОТМЩЕНИЕ И A3 ВОЗДАМ»

Все начиналось с детей Николая.

Остается рассказать о судьбе действующих лиц.

Яков Юровский.

Генерал Дитерихс, пересказав впечатления Мак-Куллага от его постаревшего, опустившегося облика (мы их цитировали выше), мечтательно предположил, что отмщение уже успело совершиться: якобы Юровский, служивший комиссаром в знаменитой красной дивизии Азина, попал в плен к казакам в 1920 году вместе с начдивом (Дитерихс посчитал того евреем Айзиным, видимо, от еврейского имени Айзик. На самом деле Мартын Азин был латышом). По легенде, казаки, сочтя бесстрашного Азина своим земляком, казнили его старинной казнью предателей казачества – привязали к хвостам необъезженных коней и погнали их в степь. Дитерихс сочинил, что Юровского тогда казнили вместе с начдивом. Версия перешла на страницы многих сочинений.

Между тем, комендант был упомянут на страницах собрания сочинений Ленина под 1921-м годом: работник Гохрана (Государственного хранилища ценностей) РСФСР Яков Юровский предупредил премьера о хищении алмазов коллегами-сотрудниками. По этому поводу есть несколько напечатанных записок Ленина: в ЧК, Глебу Бокию, в наркомфин, Александру Альскому.

Смерть его оказалась необычной: в 1938 году старый большевик Юровский скончался… от болезни. От прободения язвы желудка.

В том году была арестована его дочь, гордость его жизни – Римма, одна из секретарей ЦК ВЛКСМ (сведения о ее жизни есть в энциклопедии «Гражданская война и иностранная интервенция в СССР», Москва, 1987. Ее отец в энциклопедии не упомянут). Мог ли комендант не вспомнить тогда царских дочерей, расстрелянных в ДОНе? Прободение язвы часто бывает следствием сильного нервного потрясения: Юровский перенес, «по свидетельству родственников и очевидцев, тяжелые страдания» перед смертью (Гелий Рябов).

Григорий Никулин, согласно сведениям Эдуарда Радзинского, дожил до 1964 года и в качестве последнего участника убийства давал показания под магнитофон для комиссии ЦК КПСС.

Петр Ермаков, по рассказу свердловчанина Фридриха Незнанского, спился и «просил милостыню у церкви, и верующие, знавшие, кто он, тем не менее подавали, чтобы убийца помянул в молитвах души жертв своих».

Николай Партин, подобно Степану Ваганову, попал в плен к белым и был убит там без допроса. О судьбе Александра Костоусова и Василия Леватных мне ничего не известно.

Александр Авдеев умер в 1947 году от туберкулеза. По словам Касвинова, «жизнь его была полна напряжений и треволнений». Будем верить, что чистку он сумел проскочить в вознаграждение хотя бы за те слезы, что уронил утром 17 июля. Его фамилию встречаем в «Воспоминаниях работника советского торгпредства» И. Рапопорта (Н. – Й., 1982): некий безграмотный, не владевший немецким языком, рабочий Авдеев занимал в 20-х годах ключевую должность в советском торговом представительстве в Берлине.

Александр Белобородов.

Побывал, как упоминалось, и в Оргбюро ЦК, и председателем Донбюро в дни расказачивания, и начполитуправления РВС, и зампредВЧК, и наркомом внутренних дел РСФСР. Конец, конечно, обычный, но вот легенда 30-х годов, рассказанная писательницей Руфью Зерновой: по коридору Лубянки волокут кого-то в подвал, и в запертые камеры доносится полузадушенный крик: «Люди, слушайте, я Белобородов. Я убил царя и теперь за это отвечаю.» Какой фольклор! «Есть Ты, Создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь.» (Тюрин из «Одного дня Ивана Денисовича» Солженицына).

Филипп (Исай) Голощекин.

Внешне – контраст судьбе Белобородова: после падения Троцкого его сделали кандидатом в члены ЦК, после падения Зиновьева – полным членом. Сталин послал его своим наместником в Казахстан: проводить коллективизацию кочевых племен. Они не только что пахать землю, они оседло жить в домах еще не умели… В результате решительных действий Голощекина со товарищи казахский народ потерял треть от своей численности – от голода, болезней, бегства в соседний Китай. (Даже беспощадно-решительный Троцкий счел тогда Голощекина безумцем.) Примерно миллион человек умерло. Британский исследователь террора голодом Роберт Конквест считает, что, в отличие от сознательного истребления украинского крестьянства и северо-кавказского казачества, это истребление казахов Голощекиным и его подручными не было следствием замысла властей, оно возникло как невольный результат сочетания их административной ретивости и спонтанной кровожадности.

По скольку гибель казахов не была предписана Кремлем, товарищей немного покритиковали: Голощекина, например, даже вывели из ЦК и сделали Главным арбитром СССР в Москве. Человек подобного, относительно невысокого уровня смог избежать в 1937-м году расстрела и до осени 1941 года войны сидел на Лубянке.

Но когда 15 октября того же года было приказано эвакуировать Москву, Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин вызвал тов. Л. П. Берия и передал список на «исполнение» в 21 фамилию: накануне ожидаемого падения столицы он не забыл потенциальных недругов. (Товарищ Берия тоже не забыл своего – и присоединил к 21-й фамилии 22-ю, бывшего чекиста М.Кедрова, которого Сталин до тех пор не позволял ему казнить посредством приговора Высшей военной коллегии Верховного суда СССР, берег в запасе на нужный момент против своего помошника-наркома.) 28 октября этих зэков разыскали в тюрьмах Поволжья и расстреляли без приговора не только что Военной коллегии, а даже без постановления тройки. Просто списком… В число 22-х, наряду с тремя бывшими главкомами ВВС (Смушкевичем, Локтионовым, Рычаговым), экс-главкомом Дальнего Востока (Штерном), начальником ГРУ Генштаба (Проскуриным), Главковерх Красной армии включил и нашего Голощекина. Не забыл за делами…

Вспомнилось ли тому, когда внезапно, без приговора, без суда вывели его к стенке, – вспомнилась ли ему судьба Романовых?

Дидковский, его коллега по президиуму Уралсовета, дожил в тюрьме до 1938 года, а вот другой соратник, Георгий Сафаров, продержался аж до лета 1942-го. Вот что о нем пишет некий Н. Петров (псевдоним):

«С одним из руководителей тогдашней оппозиции, бывшим главным редактором «Ленинградской правды» Георгием Сафаровым, о котором пишет Солженицын в своей книге «Ленин в Цюрихе», я находился на Воркутлаге, на ОЛП (Отдельном лагерном пункте – М. X.) Адьзва… У Сафарова после ареста исчезла семья, и он жестоко страдал. Мы оба работали возчиками и жили за зоной, на конном дворе, в одной землянке… Впервые в жизни столкнувшись с лошадьми, на первых порах оказались беспомощными, не зная, как их запрягать, поить, кормить. Но постепенно освоились с новой профессией. Он был водовозом, доставлял воду из реки Уса в палатки и на кухню… Небольшого роста, в очках, одетый в арестантские лохмотья, с самодельным кнутом в руках, подпоясанный вместо ремня веревкой, молча переносил горе.» Потом его этапировали в Москву и, по словам того же солагерника, все понимали, что этапируют на смерть. Но этого (возможного) организатора алапаевских убийств расстреляли не сразу: как выясняется из его реабилитационного дела, опубликованного в журнале «Известия ЦК КПСС» (1990, No1), Георгий Иванович давал следователям такие ценные и нужные показания против своих старых товарищей-большевиков, что у следствия до самой катастрофы 1942 г. на Юго-Западном фронте не поднималась рука на жизнь такого свидетеля обвинения. Но когда нависла угроза поражения (следователи, видать, не верили в стойкость воинов–сталинградцев), пришлось его расстрелять.