Тупое орудие, стр. 43

– Но я не желаю, не желаю! – сказал Невил. – Если я окажусь с вами наедине, я буду дрожать от страха. Кроме того, мисс Дру выступает как мой адвокат. Да я не осмелюсь раскрыть рот, если ее не будет рядом, чтобы корректировать мои безответственные высказывания.

– Тогда, быть может, вы подтвердите, что в момент смерти вашего дяди вы, в том что касается финансов, находились в неловком положении?

– Да нет! – неуверенно ответил Невил. – Ничего неловкого в моем положении не было.

– Неужели! И вы готовы заявить, что у вас еще были средства в банке?

– Не думаю! – сказал Невил. – К концу квартала там ничего не остается.

– А не сильно ли вы превысили кредит в банке?

– Понятия не имею. А что, сильно?

– Вы ведете себя несолидно, мистер Флетчер. Разве 14-то числа вы не получили из банка извещение о размерах вашей задолженности?

– А, значит, я угадал, это было извещение; – сказал Невил. – Обычно их и шлют. Но учтите: не всегда. Однажды банк прислал мне письмо о каких-то моих ценных бумагах, и это привело к осложнениям, потому что на конверте всегда стоит название банка. И когда я его вижу, я всегда бросаю письмо в корзину. А вы что бы сделали на моем месте?

– ВЫ предлагаете мне поверить, что вы не распечатывали письма из банка?

– Ну, для вас будет проще, если вы действительно мне поверите, – с очаровательной улыбкой сказал Невил.

Малость ошеломленный Ханнасайд нашел в себе силы спросить:

– Значит, вы не обращались к вашему дяде с просьбой погасить вашу задолженность?

– Ну, нет!

– Но, вероятно, вы знали, что это было бы бесполезно?

– Это не было бы бесполезно, – возразил Невил.

– Ваш дядя не предупреждал вас, что не несет ответственности за ваши долги?

Невил подумал.

– Не припоминаю. Но я точно помню, что он был чрезвычайно раздосадован моим приключением в Будапеште. Это касалось одной русской женщины, и я не хотел вмешательства Эрни. Но у него была куча худосочных идей о чести фамилии, будто нет позора хуже тюрьмы, и он против моей воли выкупил меня. И он не хотел, чтобы здесь, в Англии, я пошел под суд. Я всегда считал, что объявить себя банкротом значит избавиться от массы неприятностей, но Эрни не разделял моего мнения. Тем не менее я не хочу говорить об усопшем дурно и полагаю, что он не желал мне зла.

– Неоплаченные счета не беспокоят вас, мистер Флетчер?

– О нет! Всегда можно бежать из страны, – ответил Невил со своей обычной, сонной улыбкой.

Ханнасайд испытующе взглянул на него:

– Ясно. Новая точка зрения.

– Да? Понятия не имел, – простодушно ответил Невил.

Хелен, которая все время сидела, в изнеможении откинувшись на спинку стула, неожиданно заговорила:

– Но я не представляю себе, что это может быть Невил. Это совершенно не похоже на него, и вообще, как он мог это сделать за то время?

– Я подглядывал за тобой через перила, милая, – объяснил Невил. – Если вы считаете, что Хелен была в кабинете в 22. 00, а мой дорогой друг Малахия – в 22. 05, то мне крупно везло, не так ли? Что скажете, суперинтендант?

– Я скажу, – ответил Ханнасайд, – что вам следует хорошенько задуматься над своим положением, мистер Флетчер.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– По-вашему, что он хотел сказать? – спросил Невил, когда провожавший суперинтенданта Ханнасайда Бейкер закрыл за собою дверь.

– Хочет напугать тебя, – кратко ответила Салли.

– Это ему удалось, – сказал Невил. – Я рад, что плотно позавтракал до его прихода, сейчас я бы, конечно, не смог есть.

– Кстати о завтраке… – начал Норт.

– Верх бездушия! – сказал Невил. – Хелен, милая, у тебя такое богатое воображение: ты действительно видела, как Эрни выпроводил незнакомого посетителя?

– Конечно же! Какой смысл было это выдумывать?

– Если уж на то пошло, какой смысл было все время обманывать Джона? – резонерским тоном заметил Невил. – Неразумное безумие – это тавтология, но пусть уж будет – неразумное безумие, присущее женщинам.

Она улыбнулась, но попыталась оправдаться:

– Ничего неразумного. Я знаю, как это было глупо, но у меня… у меня была причина.

– Хорошо бы знать какая, – заметил он. – Впрочем, нет, лучше не говори, это может вконец разрушить мою доверчивость. Джону оставалось считать, что у тебя с Эрни был адюльтер, как изящно выражаются юристы. Я и Салли чуть не послали ему анонимное письмо, раскрывающее всю правду.

– В каком-то смысле жаль, что не послали, – сказал Норт. – Если хотите знать мое мнение, это было бы полезнее, чем пытаться получить расписки у дяди. Не сомневаюсь, у вас были лучшие намерения…

– Тогда вы плохо меня знаете, – перебил его Невил. – У меня не было никаких намерений. Меня вынудили, и поглядите на результат! Считаться добрым самаритянином само по себе ужасно, но и это наименьшее из зол, подстерегающих меня.

– Я очень виновата перед тобой, – вздохнула Хелен, – но хотя ты не получил мои расписки и хотя мы все в ужасном положении, я все же не зря втравила тебя в это дело. Если бы не твое участие, мы с Джоном, может быть, никогда бы не помирились.

Невил закрыл глаза, на лице его изобразилось страдание.

– Что за мысль! И как выражена! Я умру не напрасно. Прикажете радоваться?

– Послушай! – вмешалась Салли. – Какой смысл жалеть о содеянном? Подумай о том, что тебе предстоит. Ясно, что полиция подозревает тебя вовсю. С другой стороны, так же ясно, что у них недостаточно фактов, чтобы просить ордер на твой арест. Весь вопрос в том, смогут ли они собрать достаточно фактов?

Невил открыл глаза и поглядел на нее с нескрываемым ужасом.

– О Боже, эта девица думает, что это сделал я!

– Нисколько не думаю, просто мой ум открыт для всех предположений, – прямо сказала Салли. – Если это сделал ты, значит, у тебя была дьявольски уважительная причина, и я целиком на твоей стороне.

– Неужели? – с благоговением спросил Невил. – А как насчет моей второй жертвы?

– Насколько я понимаю, – ответила Салли, – вторая жертва – пока мы не будем называть ее твоей – слишком много знала о первом убийстве, и от нее надо было избавиться. Радости в этом, конечно, мало, но, учитывая первое убийство, я понимаю, что второе было неизбежно.

– Слабый пол! – глубоко вздохнул Невил. – Когда я вспоминаю вздор, который веками пишут о женщинах, мне становится физически дурно. Бессердечная примитивная дикость! Общественно опасная неспособность проникнуться абстрактными понятиями добра и зла. Тошнотворная и устрашающая поглощенность человеческими страстями.

– Скорее всего, ты прав, – спокойно констатировала Салли. – Когда доходит до дела, мы игнорируем все правила игры. Абстракции нас не слишком привлекают. Мы практичней, чем вы, и – полагаю – безжалостней. Я не хочу сказать, что я одобряю убийства, и думаю, что если бы узнавала о них из газет, то сочла бы, что их многовато. Но совсем другое дело, когда ты знаешь возможного убийцу. Ты сам сочтешь меня дрянью, если я шарахнусь от тебя только потому, что ты убил одного человека, которого я ненавидела, и другого, о существовании которого не подозревала.

– Боюсь, Салли, ты только излагаешь точку зрения Невила, – с легкой улыбкой сказал Норт. – Тот факт, что он твой друг, не должен влиять на твои суждения.

– Какая чушь! – возмутилась Салли. – С таким же успехом ты мог ждать, что Хелен возненавидит тебя, подумав, что ты – убийца.

– Разумеется, мог. – Он заметно оживился.

– Впрочем, мы отвлеклись от сути дела, – сказала она. – Я хочу знать, может ли полиция собрать новые факты, свидетельствующие против тебя, Невил?

– Нет никаких фактов! Я неустанно твержу тебе, что не имею к этому никакого отношения, – сказал он.

– А кто имеет? – вопросила она. – Кто может иметь?

– О, неизвестный мужчина! – беззаботно сказал он.

– А какой у него мотив?

– Тот же… что у Джона. Любовь.

– Как, новые расписки?

– Нет. Ревность. Месть. Все – признаки убийства из несчастной любви, не кажется тебе?