И девять ждут тебя карет, стр. 53

— А может быть, сделают, — мрачно возразила я, — и свалят на вас.

— Они не посмеют! Бернар не даст им!

— Может быть, вы правы, Берта. Но я не могу рисковать жизнью Филиппа, надеясь на «может быть». Вы не понимаете, Берта. Дело вовсе не в том, замешана я или нет, дело в том, что они решили убить Филиппа. Понимаю, что вы пришли предупредить меня, и очень вам благодарна, но сейчас просто не может быть речи о том, чтобы я уехала. Сию же минуту пойду и позвоню в полицию.

Лицо девушки, белое как бумага, казалось плоским, лишенным черт: накрахмаленная простыня с двумя дырками вместо глаз.

— Нет! Нет! Нет! — выдохнула она дрожащим истерическим шепотом. — Бернар узнает, что я вам все рассказала! И мсье де Вальми! Я боюсь! Вы не можете!

— Я должна. Неужели вы не понимаете, что все это не важно? Надо думать только о ребенке.

— Я буду отрицать. Буду все отрицать! Присягну, что он ничего мне не говорил, что я вам ничего не сказала. Скажу, что вы соврали! Скажу!

Наступило короткое молчание. Я отошла от двери:

— Вы способны на такое?

— Да, способна, клянусь чем угодно!

Секунду я молчала. Через некоторое время она отвела глаза, но по выражению лица я поняла, что она говорила совершенно серьезно. Я старалась сдержать гнев. Эта девушка прожила всю жизнь под властью Вальми, а теперь у Бернара появились еще более веские причины жениться на ней, если он пожелает и сможет сделать это. Бедная Берта! Она сделала для меня очень много, больше, чем я могла бы ожидать...

— Очень хорошо, — сказала я, — вы будете ни при чем, и я ни словом не намекну на Бернара. Оставим прошлое, подумаем о будущем. Я скажу в полиции, что все это только мои подозрения. Что-нибудь придумаю. А потом пойду прямо к Леону де Вальми и скажу ему, что говорила с ними. И все будет кончено.

Она смотрела на меня так, будто я сошла с ума:

— Вы... посмеете?

Мне вдруг представился Филипп на руках у Рауля.

— О да, — сказала я, — посмею.

— Нет, вы не должны. — Берта дрожала, зубы у нее стучали как от холода. — Он догадается насчет Бернара... и меня. Кто-нибудь донесет ему, что Бернар сегодня напился. Он все узнает. Вы не можете...

— Я могу и должна сделать это. Не будьте дурой, Берта. Вы знаете, так же как и я, что должна...

— Нет! Нет! Нет! Мы можем защитить его! Если мы обе будем рядом, с ним ничего не случится! Только один день! Мы ведь можем следить за Бернаром?

— А мадам? А Леон де Вальми? Может быть, кто-нибудь еще, бог его знает.

— Вы не скажете! — истерически крикнула она, неуверенно, как слепая, повернувшись ко мне. — Если вы не поклянетесь, что не пойдете в полицию, я сейчас же отправлюсь к Бернару! Он уже достаточно протрезвел, чтобы вас остановить!

Я в три прыжка подскочила к кровати и схватила ее за плечи.

— Вы не сделаете этого, Берта! Сами знаете, что не сделаете! Этого нельзя делать!

Она замерла. Ее лицо, все еще мертвенно-бледное и измученное, было рядом с моим. Мое прикосновение оказалось прекрасным средством от истерики. Она сказала спокойно, но это спокойствие было убедительнее любого крика:

— Если вы расскажете полиции и они придут к хозяину, он догадается, как вы узнали. Будет скандал, и он ни в чем не признается, только посмеется. Они скажут, что вы... да, вы! Они скажут, что вы пытались выйти замуж за мсье Рауля, но ничего не получилось и вы все это затеяли им назло, и тогда полицейские тоже будут смеяться и пожимать плечами, выпьют парочку бутылок с хозяином и уберутся...

— Очень может быть. Но я спасу Филиппа, а еще немного сплетен мне не повредят.

— Но когда все кончится, что будет со мной, как вы думаете? — спросила Берта. — И с Бернаром? И с моей матерью и всей моей семьей? Мой отец и братья всю свою жизнь работали у Вальми. Они бедные, у них ничего нет. Куда они пойдут, если их выгонят? Что мы можем сделать? — Она покачала головой. — Пожалуйста, пожалуйста, сделайте, как я говорю. Мы обе можем сберечь его. Это будет лучше, мисс, честное слово, лучше.

Я опустила руки.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. Буду держать язык за зубами. — Я посмотрела на нее. — Но клянусь вам, если что-нибудь случится с Филиппом или если кто-то попытается обидеть его, я разнесу эту историю по всей Франции, так что она попадет во все газеты, и не успокоюсь, пока ваши Вальми — и Бернар — не получат то, что заслужили.

— С Филиппом ничего не случится.

— Дай бог, чтобы вы были правы. А теперь идите, Берта. Спасибо за то, что пришли.

Она соскользнула с постели.

— А платье? — нерешительно спросила она.

— Оставьте его себе, — сказала я устало. — Оно не понадобится мне там, куда я уеду. Спокойной ночи.

Щелкнул замок двери; я осталась наедине с тенями, сгустившимися в комнате.

ГЛАВА 14

Только в одном случае можно быть уверенной, что Филипп находится в безопасности, — увести его, чтобы Леон де Вальми не смог до него добраться, спрятать мальчика и ждать, пока кто-нибудь придет нам на помощь.

Нельзя было терять ни минуты. Леон де Вальми хорошо знал, что в половине второго не застанет никого в детской и прилегающих комнатах. Слуги начнут возвращаться с танцев в третьем или четвертом часу. Если он решился что-то предпринять, то это случится очень скоро.

Я снова прошла к кровати и стала сдирать с себя неловкими, негнущимися руками халатик. Мысли вихрем кружились в голове, не поддаваясь никакому контролю. Я не могла мыслить логически и не хотела ни о чем думать; некоторые вещи я просто не могла себе представить. Пока. Но Филиппа надо увести. Это самое главное. Я решила никуда не звонить — меня мог услышать Леон де Вальми, кроме того, Берта могла пойти в кладовую проверить, не нарушу ли я своего обещания, — она так потрясена и напугана, что нельзя предсказать ее реакцию. В Вальми ни от кого нельзя ждать помощи. Миссис Седдон больна, ее муж стар, труслив и довольно недалек. Мы с Бертой могли бы защитить Филиппа, если бы знали, откуда придет опасность, но в этих обстоятельствах... нет, мальчика надо увести в ближайшее безопасное место, а потом как можно скорее отправиться в полицию. Я не считала себя связанной обещанием, которое Берта у меня вырвала, — это был настоящий шантаж. Как женщина, я ставила здравый смысл выше так называемой «чести» и без малейшего угрызения совести нарушила бы тысячу обещаний, если бы этим могла спасти Филиппа.

Я сбросила на пол халат и уже собиралась надеть платье, когда из коридора донесся слабый шум.

Хотя я ожидала, что услышу этот звук, но сразу не узнала его. Просто тихий шелест, прозвучавший для меня как грозное предупреждение. Я бессознательным движением быстро выключила лампу, и в тот же миг дверь комнаты Филиппа отворилась. Я поняла, что это за шелест.

Инвалидное кресло.

Я встала как вкопанная, рука застыла на выключателе лампы. Мне казалось, что я даже перестала дышать. Если бы из соседней комнаты послышался самый слабый звук, кажется, я бросилась бы туда, не раздумывая, как пуля, выпущенная из ружья, но кресло не двигалось, и я продолжала стоять, ожидая, что будет дальше.

Ничего. Никакого движения. Через некоторое время дверь Филиппа снова закрылась, почти беззвучно. Шелест переместился в коридор.

Не знаю, какой инстинкт заставил меня броситься в кровать и завернуться в одеяло, но, когда дверь моей спальни открылась, я спокойно лежала, повернувшись к двери спиной.

Он не вошел, просто молча ждал. Секунды тянулись, как годы. «Что бы он сделал, если бы я повернулась, увидела его и закричала? — подумала я. — Хозяина застали ночью в комнате гувернантки! Зажигается свет, раздаются голоса, вопросы, слуги бегут по коридору... Что скажете на это, мсье де Вальми?» Пузырьки истерического смеха защекотали мне горло при мысли о том, что Леон де Вальми может сыграть роль коварного соблазнителя, но потом я подумала, как надежно он защищен от такого обвинения, и продолжала лежать тихо, испытывая смешанное чувство жалости и стыда, которое, как ни ужасно, нисколько не уменьшило моего страха. В этих противоречивых эмоциях было что-то неестественное. Все тело напряглось, и меня охватила невольная дрожь.