Смятение чувств, стр. 85

Гнев Адама несколько поостыл.

– Ну хорошо, и что же нужно сейчас предпринять?

– Конечно же продавать акции! Продавать, милорд, и по лучшей цене, которую вы можете получить! Если это можно сделать, – если еще не поздно, – вы понесете убытки, так же как и я сам, но спасете себя от разорения! Это будет скверно, я этого не отрицаю, но я буду не я, если не помогу вам быстро встать на ноги! Нельзя терять времени: как только новость станет известна, не будет никакой продажи акций, если вы только не предложите их за гроши! Сорок девять – вот все, что я получил за свои, а они стоили по пятьдесят семь, когда маклеры прекратили сделки! Да, невыносимо об этом даже думать! Горе-коммерсант – вот как меня станут называть Слова его звучали столь трагично, что Адам мог бы подумать, будто ему грозит разорение, не имей он веские причины полагать, что какая бы значительная часть его денег ни была вложена в государственные акции, она составляла лишь незначительную часть его состояния. Поэтому он сказал:

– Боюсь, я не вполне понимаю, сэр. Как я продам свои акции, если больше не заключается никаких сделок?

– Предоставьте это Уиммерингу! – сказал мистер Шоли. – Он знает, как обставить дело, не бойтесь. Более того, он готов и жаждет это сделать, как только вы скажете свое слово. Он будет ждать вас здесь с самого утра, и вы увидите, что он посоветует вам то же самое, что и я. – Он проницательно посмотрел на Адама. – Ведь он сделал так, когда Бонапарт только-только поднимал голову после поражения, не так ли?

Адам кивнул.

– Мистер Уиммеринг писал ему в марте, рискнув предположить, что в виду неопределенной политической ситуации было бы благоразумно со стороны милорда подумать о целесообразности продажи его запаса правительственных акций; но Адам не счел ни целесообразным, ни правильным это сделать и ответил поверенному в делах об этом довольно недвусмысленно.

– Эх, если бы вы только тогда его послушались! – вздохнул мистер Шоли, горестно покачав головой.

Адам задумчиво посмотрел на него. Явно было бы пустой тратой времени пытаться убедить мистера Шоли, что стратегическое отступление не есть беспорядочное бегство: штатских отступление всегда повергает в панику, равно как и довольно, незначительные победы вызывают неистовую эйфорию. Так что он не стал говорить мистеру Шоли, что его собственная уверенность непоколебима, и, вместо этого постарался вникнуть в подлинную суть известий, которые нашептывали ему на ухо. Сделать это было непросто, но к тому времени, когда превосходный обед был съеден и мистер Шоли ушел, Адам сделал собственные умозаключения. Военные действия начались; казалось вполне определенным, что Наполеон, далеко еще не утративший своего влияния, передвигался со своей прежней ошеломляющей стремительностью. Возможно, Веллингтон был застигнут врасплох и вынужден противостоять врагу только лишь со своим авангардным отрядом; похоже, что так оно и случилось, и еще похоже, что действия велись на позициях, которые выбирал не сам Веллингтон. И в таком случае он конечно же отступал; и без сомнения толпы искателей развлечений, понаехавших в Брюссель, тут же перепугались и бросились к побережью. Труднее было определить примерный масштаб поражения пруссаков, но Адам хорошо знал ганноверские войска и считал, что, если все пруссаки такие же, как люди из Королевского германского легиона, не стоит особенно бояться, что они побегут, даже если они получили отпор. Мистер Шоли говорил, что Наполеон вроде бы сокрушил эту армию; Адам считал это маловероятным, потому что союзная армия тоже участвовала в военных действиях, а значит, Наполеону приходилось воевать на два фронта.

Он дал мистеру Шоли уйти от него с убеждением, что собирается последовать его совету. Да и спорить с ним было бесполезно – это лишь привело бы к ссоре. Кроме того, у бедняги и так уже был приступ беспокойства: вероятно, некоторым из его многочисленных торговых предприятий грозили большие убытки из-за победы французов.

Думая об этом, взвешивая все в своей голове, Адам принял решение, что не станет продавать свои акции. Мистер Шоли сделал это себе в убыток и, похоже, подумал, что цена на них стремительно падает. А продать – означало бы ни с того ни с сего уменьшить свой капитал; и он сам, конечно, не сделает этого. Перепугаться лишь потому, что союзная армия имела столкновение с врагом и откатилась назад, может быть, на более выгодные позиции – почти наверняка! – чтобы сохранить коммуникации с пруссаками.

Пока Адам потягивал последнюю перед сном рюмку бренди, вспоминая о годах военной службы, в нем все более росла эта уверенность. Под командованием Дуро было множество отступлений, но проигранных сражений совсем не было – ни единого!

Он с сожалением подумал: до чего обидно, что он не продал свои акции в начале марта, когда Уиммеринг советовал это сделать. Поступи он так – и сейчас имел бы уже в своем распоряжении довольно крупную сумму и мог бы прикупить новые, получив солидную прибыль.

Внезапно Адам поставил пустую рюмку на стол. Лениво-задумчивое выражение его глаз изменилось; он теперь сидел, пристально глядя перед собой, его взгляд из-под чуть сощуренных век стал ясным и решительным. Странная, едва заметная улыбка блуждала на его губах; он шумно втянул в себя воздух и поднялся, подливая себе в рюмку бренди. Он постоял так довольно долго, взбалтывая бренди круговыми движениями и наблюдая за этой круговертью, однако совсем не думая о ней. Приступ беззвучного смеха внезапно сотряс его; он залпом допил бренди, поставил рюмку и отправился спать.

Глава 25

На следующее утро, едва он закончил завтракать, как к нему в гостиную провели Уиммеринга. Тот выглядел хмуро, но тем не менее сказал, что очень рад видеть милорда.

– И я чрезвычайно рад видеть вас, – ответил Адам. – Присаживайтесь. Мне нужен ваш совет и ваша помощь.

– Ваша светлость знает, что и то и другое – в вашем распоряжении.

– Очень признателен. Итак, скажите мне, Уиммеринг, сколько я, по-вашему, стою? Сколько Друммонд может дать мне в кредит?

У мистера Уиммеринга отвисла челюсть; он тупо уставился на Адама и едва слышно проговорил:

– В кредит? Друммонд?

– Я не хочу обращаться к евреям до тех пор, пока не вынудят чрезвычайные обстоятельства.

– Обращаться к… Но, милорд! Вы ведь не могли залезть в долги? Прошу прощения! Но у меня не было ни малейшего подозрения на этот счет…

– Нет, нет, я не залез в долги – успокоил управляющего Адам. – Но мне позарез нужны наличные деньги – такая крупная сумма, какую я только сумею раздобыть. И немедленно.

Уиммерингу стало как-то не по себе. В любое другое время дня он заключил бы, что его клиент чересчур бесконтрольно предавался возлияниям и находится под хмельком. Он спрашивал себя, не помутился ли временно у сэра Девериля разум от новостей, которые ему преподнес мистер Шоли. Но нет, он не выглядел ни пьяным, ни помешанным, однако Уиммерингу, едва он вошел в номер отеля, пришло в голову, что хозяин не похож на самого себя Адам был взвинчен до чрезвычайности, глаза, обычно такие холодные, загадочно блестели, а улыбка, игравшая в уголках рта, таила в себе тревожный симптом – будто море тому было по колено. Уиммеринг был бессилен объяснить все это, ведь его благородный клиент был всегда серьезен, решения его взвешены. Почему же на сей раз его помыслами завладело такое безнадежное предприятие?..

– Ну? – нетерпеливо спросил Адам. Уиммеринг, придя в себя, твердо сказал:

– Милорд, прежде чем я перейду к делу, позвольте мне с почтением напомнить вам, что есть гораздо более насущная проблема, ожидающая вашего решения. Если вы виделись с мистером Шоли, то мне, должно быть, нет необходимости говорить вам, что нужно, не теряя времени, немедленно уполномочить меня избавиться от наших акций.

– О, я не желаю их продавать! – бодро сообщил Адам. – Прошу прощения! Конечно, вы полагали, что за этим вы мне сегодня и потребовались? Нет, я хочу купить акции!