Смятение чувств, стр. 6

Он спросил Адама, придется ли тому продавать Фонтли. И когда Адам ответил, что, к сожалению, скорее всего да, он помрачнел и сказал, что это плохо и что Шарлотта будет очень переживать.

– Знаешь ли, жить так близко и видеть здесь чужих людей… Я рад был бы тебе помочь, но это не в моих силах. Разве что, – добавил он со своим неизменным смешком, – освобожу тебя от Шарлотты.

Не приходилось рассчитывать, что леди Линтон с готовностью смирится с тем, что ее дочь выйдет замуж за какого-то сельского сквайра, но альтернатива, состоявшая в том, чтобы обеспечивать дочь из собственной вдовьей доли имущества, заставила ее скрепя сердце дать согласие. Хотя и оставляя за собой право сокрушаться по поводу этого союза, она была вынуждена признать, что это не позорно: Ламберт не знатного, но достойного происхождения, и его состояние, прежде казавшееся ничтожным, превратилось, в свете ее собственного жалкого положения, в немалый достаток. Ей бы никогда не пришелся по вкусу этот брак, но она сказала сыну, что вынуждена признать: Ламберт ведет себя великодушно и он добр ко всем ним.

Лидия тоже не могла не признать доброты Ламберта, но сказала Адаму, что ничто не заставит ее поселиться в его доме.

– Ну конечно ты этого не сделаешь, – согласился брат. – Ты будешь жить с мамой.

– Да, хотя это и может показаться тебе странным, я с радостью так поступлю, – сказала она смущенно. – Надеюсь, что я оцениваю Ламберта по достоинству, но это станет мукой – вынужденно жить в одном доме с тем, кто всегда весел и так часто смеется! Уверяю тебя, если нас всех поглотит землетрясение, он и в катастрофе отыщет светлую сторону! Разве тебе он порой не действует на нервы?

Этого Адам отрицать не мог. Он знал Ламберта с тех пор, как оба были еще мальчишками, и очень любил друга, но его неиссякаемая бодрость порой раздражала его так же, как и Лидию. Тем не менее он сознавал преимущества характера этого человека и, когда видел, как Шарлотта так и сияет от счастья, сам ожидал предстоящего брака если не с энтузиазмом, то по крайней мере с облегчением. То, что будущее сестры обеспечено, было единственной утешительной мыслью, с которой он уехал в Лондон в начале следующей недели.

Глава 2

Городской дом Линтонов находился на Гросвенор-стрит и был просторным особняком, значительно увеличенным последним владельцем в былые времена его благосостояния: он пристроил бальный зал с несколькими красивыми покоями над ним. Обставленный со старомодной элегантностью дом удивил Адама, когда он наведался туда: все кресла закрыты голландскими чехлами, а каминные полки абсолютно лишены каких-либо украшений. Едва ли не единственный способ экономии, который практиковал покойный виконт, – это закрывать свое городское жилище на зимние месяцы. Когда его не приглашали пожить в Карлтон-Хаус, он предпочитал останавливаться в самом дорогостоящем комфортном отеле «Кларедон».

Адам тоже на сей раз остановился в отеле, но не в «Кларедоне». Когда сопровождавший его слуга провел виконта по всему дому, держась словно опекун, он и не предполагал, что сможет сбыть с рук это одно из своих владений весьма безболезненно. В его сознании сия операция ассоциировалось с неделями страданий, и он решил, что чем скорее избавится от дома, тем приятнее ему будет.

Конюшни в Ньюмаркете уже были выставлены на продажу вместе с охотничьим домиком в Мелтон-Моубрей и шестнадцатью охотничьими собаками покойного виконта. Уиммеринг не считал, что продажа конюшен может причинить какой-то вред делу, зато сильно осуждал выставление на продажу охотничьих собак.

– Это произведет неблагоприятное впечатление, милорд, – сказал он. – Мне это не по душе!

Нельзя сказать, что Адаму это нравилось, однако он был непоколебим. Что и говорить, даже неприятно думать об этом, тем более что в конце охотничьего сезона собак невозможно было продать за сумму, хотя бы отдаленно приближавшуюся к той, которую отец заплатил за них когда-то, но Адам освобождался от обременительных расходов на их содержание. Уиммеринг по-прежнему говорил о необходимости умерить беспокойство, все время владеющее молодым виконтом, но дальнейшее изучение дел покойного отца не открыло Адаму ничего такого, что давало бы основание считать, будто еще можно Что-то выгадать, откладывая неизбежное, и то и дело повторяющиеся мольбы адвоката о том, чтобы сохранить прежнее положение Деверилей, вызывало лишь раздражение у молодого хозяина, нервы , которого были" напряжены до предела. Врожденное воспитание и, учтивость побуждали Адама всякий раз терпеливо выслушивать Уиммеринга, но ни один из аргументов, выдвинутых его поверенным в делах, не заставил его отступить от линии поведения, .продиктованной собственными убеждениями. Он даже не представлял, насколько Уиммеринга озадачивает порой его вежливость и с каким облегчением этот издерганный человек воспринял бы малейшую вспышку гнева.

Следуя опять же собственному убеждению, Адам расспросил своего банкира в Чаринг-Кросс. Уиммеринг уговаривал его не браться за подобные дела, доверяя его, более богатому, жизненному опыту, на что Адам ответил, что, по его мнению, ему следует самому увидеться с Друммондом.

– Моя семья всегда имела дело с банком Друммонда, – ответил он. – И там всегда поступали с нами честно. Поэтому предпочитаю сам поговорить с Друммондом.

Мистер Уиммеринг едва заметно скривил губы, но было ясно, что сам-то он никогда бы не добился таких уступок, которые мистер Друммонд-старший предоставил Адаму.

Друммонды были потомственными банкирами, и среди их почтенных клиентов числились даже такие клиенты, как его величество король Георг. Фамилия Деверилей часто встречалась в последних счетах, и мистер Чарльз Друммонд ожидал прибытия нового лорда Линтона с тяжелым сердцем. Он боялся, что тот выдвинет непомерные требования, удовлетворить которые для него было бы невозможно. Он не был близко знаком с Адамом и прежде не имел возможности составить собственное мнение о его характере, помня его лишь как скромного молодого офицера, совершенно не похожего на своего величественного отца; но хотя это обстоятельство и было очком в его пользу, оно ни в коей мере не подготовило мистера Друммонда к встрече с новым клиентом, который не только выложил ему все начистоту, но и сказал с улыбкой, столь же обаятельной, сколь и печальной:

– В данных обстоятельствах, сэр, выглядело бы возмутительно с моей стороны просить вас о том, чтобы и дальше держать открытый счет, на котором и так уже громадное превышение кредита, но надеюсь, что смогу удовлетворить ваши претензии ко мне и выплатить долг. Я произвел расчет, насколько это возможно, – , хотя точную стоимость некоторого моего имущества можно лишь предполагать, – своего рода баланс между моими долгами и моими ожиданиями, с которым вы, естественно, пожелаете ознакомиться.

С этими словами он положил бумаги перед мистером Друммондом, который вглядывался в них не без опаски. К тому моменту, когда банкир оправился от потрясения, обнаружив, что ожидания Адама не связаны ни с верным делом в Ньюмаркете [2] , ни с какой-либо операцией на бирже, призванной укоротить дни почтенного банкира, он сделал другое открытие, которым впоследствии поделился со своим сыном:, – Молодой человек Похож на своего деда. Та же спокойная манера держаться, та же холодная голова на плечах, – из него выйдет толк!

Адам взял наемный экипаж от Чаринг-Кродс до Маунт-стрит и с сердцем, бьющимся неприятно быстро, взбежал по ступенькам к парадной двери.

Адама провели в библиотеку, и лорд Оверсли, воскликнув: «Адам, мальчик мой дорогой!» – поднялся из своего кресла и, быстро пойдя ему навстречу, стиснул руку молодого человека, вглядываясь в его лицо проницательными, добрыми глазами.

– Бедняга, ты выглядишь смертельно усталым. Да и не мудрено! Но ты снова здоров, не так ли? Я вижу, ты чуточку прихрамываешь, – нога до сих пор побаливает?

– Нет, ничуть, сэр, я чувствую себя прекрасно. А что до усталого вида, то, возможно, мое черное падь-то тому виной.

вернуться

2

Ньюмаркет известен своим ипподромом