Впусти меня, стр. 87
Он закусил нижнюю губу, ощутив привкус крови во рту, и зажмурился. Представил, как его глаза исчезают, как два...
Глаза.
У него же нет глаз!
Движение воздуха у лица, когда мертвец махнул рукой в воздухе.
Слепой. Он слеп.
Томми не мог бы за это поручиться, но ему показалось, что на бесформенном коме над плечами мертвеца не было глаз.
Когда мертвец снова взмахнул рукой, Томми почувствовал волну воздуха за десятую долю секунды до того, как она коснулась его лица, и успел повернуть голову, так что пальцы лишь скользнули по его волосам. Он метнулся в сторону, упал на живот и, извиваясь, пополз по полу, проворно шевеля руками перед собой, как пловец на суше.
Зажигалка, зажигалка...
Что-то кольнуло щеку, и он едва сдержал спазм рвоты, поняв, что это ноготь мертвеца, — но вовремя откатился в сторону, уклонившись от его шарящих рук.
Здесь. Это там. Там, где нас нет.
Томми невольно фыркнул. Он попытался сдержать распиравший его смех, но ничего не вышло. С губ брызнула слюна, и из его сорванной глотки вырвались истерические всхлипы то ли смеха, то ли плача, в то время как руки, будто лучи радара, продолжали шарить по полу в поисках той единственной соломинки, которая, может быть, может быть, спасла бы его от преследовавшей тьмы.
Господи, помоги мне! Да озарит свет Твоего лица, Господи! Прости меня за то, что я сделал в церкви, прости за все. Господи. Я буду всегда-всегда в Тебя верить, что хочешь сделаю, только помоги мне найти зажигалку. Будь другом, Господи!
И произошло чудо.
В ту секунду, когда рука мертвеца ухватила его за ногу, подвал на долю секунды озарил бело-голубой свет, будто фотовспышка, и этого времени Томми хватило, чтобы разглядеть опрокинутые коробки, шершавые стены бомбоубежища, проход в хранилище.
И зажигалку.
Она лежала в каком-то метре от его правой руки, и, когда через мгновение темнота снова сомкнулась над ним, это место уже отпечаталось на его сетчатке. Он вырвал ногу из пальцев чудовища, выкинул вперед руку, схватил зажигалку и, зажав ее в кулаке, вскочил на ноги.
Не раздумывая, не слишком ли много просит, он завел в голове новую молитву.
Господи, пусть он окажется слепым, Господи, пусть он окажется слепым, Господи...
Он чиркнул зажигалкой. Вспышка, похожая на предыдущую, затем желтое пламя с голубой сердцевиной.
Мертвец неподвижно стоял, повернув голову на звук. Затем двинулся по направлению к нему. Пламя подрагивало в руке, когда Томми сделал два шага в сторону и приблизился к двери. Чудовище остановилось на том месте, где всего три секунды назад стоял Томми.
Он бы, наверное, порадовался, если бы еще мог испытывать радость. Но в слабом свете зажигалки все стало такими невыносимо настоящим. Он больше не мог утешать себя фантазией, что его здесь нет, что все это происходит не с ним.
Он был заперт в звукоизолированной камере наедине с кошмаром всей своей жизни. Что-то перевернулось у него в животе, но внутри уже не осталось ничего, что могло бы выйти наружу. Он лишь тихонько пукнул, и чудовище снова повернуло голову на звук.
Томми изо всех сил дергал колесо свободной рукой, так что пламя зажигалки задрожало и опять погасло. Колесо не поддавалось, но краем глаза Томми успел заметить, как чудовище приближается нему, и отскочил от двери к стене, у которой недавно сидел.
Он всхлипнул, шмыгнув носом.
Пусть это закончится! Господи, пусть это закончится!
Перед ним снова возник огромный слон, поднявший шляпу и заговоривший в нос:
Все закончилось! Трубите в трубы и в хоботы, ту-ту-у-у! Все закончилось!
Я схожу с ума, я... оно...
Он помотал головой и снова зажег зажигалку. На полу перед ним, лежала статуэтка. Он наклонился, поднял ее и тут же отскочил в сторону к противоположной стене, наблюдая, как чудище шарит руками на том месте, где он был секунду назад.
Слепой баран.
Зажигалка в одной руке, статуэтка в другой. Томми открыл рот, чтобы окрикнуть монстра, но с губ его сорвался лишь свистящий шепот:
— Ну, давай!
Мертвец навострил уши, обернулся и направился к нему.
Томми взял награду Стаффана на изготовку, словно биту, и, когда чудовище оказалась в полуметре от него, с размаху засадил ее прямо ему в лицо.
Как идеальный пенальти, когда, лишь касаясь ногой мяча, уже знаешь, что попал в яблочко, — вот что чувствовал Томми, занеся над головой статуэтку.
Йес!
И когда острая грань пьедестала врезалась мертвецу в висок с утроенной силой, наполнившей его руку, его уже охватило ликование победителя. И когда череп раскололся с треском ломающегося льда и холодная жидкость брызнула ему в лицо, а чудовище рухнуло на пол, — все это было не более чем подтверждение его победы.
Томми стоял, шумно дыша. Взглянул на тело, распростертое на полу.
У него же стояк!
Да. Член мертвеца торчал, будто минималистичное, чуть покосившееся надгробие, и Томми уставился на него, дожидаясь, что эрекция вот-вот спадет. Но этого не произошло. Томми рассмеялся бы, если бы не сорвал горло.
Пульсирующая боль в большом пальце. Томми опустил глаза. Пламя зажигалки лизало кожу пальца, по-прежнему зажимавшего клапан.
Он выровнял зажигалку. Тушить ее он не хотел. Не хотел оставаться один на один в темноте с этим...
Движение.
И Томми почувствовал, как что-то важное, что-то, что делало его человеком, покинуло его, когда чудовище подняло голову и стало медленно подниматься.
Слон, танцующий на то-о-оненькой паутинке!
Паутинка лопнула. Слон упал.
И Томми ударил еще раз. И еще.
Вскоре все это стало казаться ему страшно веселым.
Понедельник, 9 ноября
Морган нахально прошел мимо будки дежурного, махнув проездным, истекшим еще полгода назад, в то время как Ларри остановился, вытащил мятую книжицу с билетиками и сказал:
— «Энгбюплан».
Дежурный поднял взгляд от книги, проштамповал два билетика. Когда Ларри подошел к Моргану, тот усмехнулся, и они пошли вниз по лестнице.
— Ну и какого хрена ты это сделал?
— Что? Купил билет?
— Ну да. Ладно бы еще до конечной взял, а так все равно ведь поймают.
— Я — не ты.
— Что?
— Ты меня с собой не сравнивай.
— Да что такого-то?.. Он же расселся там... Ему хоть фоткой короля маши — ничего не заметит.
— Да ладно, ладно. Не ори так.
— Что, думаешь, он за нами побежит?
Прежде чем они открыли двери на перрон, Морган сложил ладони рупором и заорал на весь зал: «Держи их! Держи! Зайцы!»
Ларри нырнул в дверь и сделал несколько шагов в сторону перрона. Когда Морган нагнал его, он сказал:
— Ведешь себя как дитя малое!
— Ага. Ну, рассказывай. Так что там за дела-то?
Ларри еще в ночи позвонил Моргану и вкратце изложил то, что Гёста рассказал ему по телефону за десять минут до этого. Они договорились встретиться в метро рано утром, чтобы поехать в больницу.
Он еще раз повторил всю историю от начала до конца. Виржиния, Лакке, Гёста. «Скорая», забравшая Виржинию вместе с сопровождавшим ее Лакке. Чуть приукрасил красочными подробностями, и к тому времени, как он закончил, подъехал поезд в сторону центра. Они вошли, заняли по два сиденья, развернутых друг к другу, и Ларри завершил историю словами:
— И они уехали под рев сирен.
Морган кивнул, погрыз ноготь большого пальца, поглядывая в окно, когда поезд выехал из туннеля и остановился на Исландсторьет.
— Ну и что на них нашло?
— Ты про котов? Не знаю. Взбесились, что ли.
— Все сразу?
— Ну да. А у тебя есть другая версия?
— Да нет. Вот твари. Лакке себе небось места теперь не находит?
— Мм. Он и раньше-то не того. Ну, последнее время.
— Это да, — Морган вздохнул. — Жаль Лакке вообще-то. Надо бы... не знаю... помочь, что ли.