Опасный маскарад, стр. 56
– Вместо этого, – проговорил Робин, разглядывая кружева на манжетах, – она должна была бы смирно сидеть в тюрьме.
– А почему нет? – повысил голос милорд. – У меня было для нее алиби. Я бы вмешался в спокойной и неопровержимой манере. Все достоинство подобного поведения теперь ни к чему; мой сын вынужден бежать ночью, скрываясь от людей; конечно, поднимется шум и погоня, а я? Я снова все должен исправлять. Не будь я человеком с бесконечной изобретательностью и с невероятной целеустремленностью, я бы просто мог воздеть руки к небу и бросить все на произвол судьбы. Не имей я терпения ангела, я бы осудил все ваши затеи, как они того и заслуживают. Но я молчу. Я сношу все с кротостью. Мне предстоит распутывать узлы, созданные чужими руками. – Он остановился и стал нюхать табак.
Миледи сохраняла умильное выражение лица, но была перепугана.
– Все это так ужасно, Роберт, – согласилась она. – Принеси своему bon papa бокал бургундского, Робин.
Робин встал и пошел к столу, накрытому Мартой. Он подал милорду бокал вина. Милорд отпил из него в величественном молчании, исследуя букет. Его манеры претерпели вдруг внезапную и удивительную перемену.
Самым светским тоном он произнес:
– Прекрасное бургундское, дорогая моя Тереза. Я поздравляю вас.
Робин счел, что пришло время прервать молчание.
– Вы убили нас, сэр. Поверьте, мы – воплощенное раскаяние. Несомненно, нам не хватает тонкости. Но признаюсь, что я восхищен действиями сэра Энтони. Он мастерски сыграл свою роль.
– На своем уровне, – благодушно сказал милорд. – Недостойно, неуклюже превыше всяких слов, абсолютно не продуманно, но... но для всякого другого человека достойно похвалы. Я хвалю его. Я улыбаюсь при виде таких примитивных методов, но я умолчу, что на самом деле думаю о них. Сэр Энтони получает мое одобрение. – Ужасающая суровость исчезла с его лица. Он сел рядом с миледи и снова обрел былую благосклонность. – Сейчас нам следует обсудить, что же делать с тобой, Робин. Я прощаю тебя за совершенное. Я о нем больше не говорю.
– Едва ли вы можете надеяться обнаружить ум, подобный вашему, в моей бедной голове, сэр, – медоточиво заметил Робин.
– Я понимаю это, сын мой. И только поэтому терплю все это безрассудство. Я даже прощаю Джона.
Джон принял это с хмыканьем, мало похожим на выражение благодарности.
Милорд ласково смотрел на него через всю комнату.
– Ты делал все прекрасно, мой дорогой Джон, насколько я вижу. Когда я думаю о том, что ты был лишен моего руководства, я чувствую себя вынужденным признать, что вы с сэром Энтони весьма похвально выполнили дело. Но сейчас нам нужно подумать о Робине. – Он соединил кончики пальцев и улыбнулся сыну. – Я вижу, что ты готов исчезнуть... Мне не вполне нравится кружевная отделка у тебя на камзоле, но пусть. Ты немедленно отправишься с Джоном на побережье. Он знает куда. Если Лоутон – ты его не знаешь, но в свое время я имел с ним много дел, – если Лоутон придерживается планов, которые мы обсуждали в прошлом месяце, когда я был у него на борту, он должен был привести свою «Прайд о’Рай» для погрузки. Если его уже нет, то вскоре придут другие суда. Ты покажешь свое кольцо. Этого будет достаточно. – Он снял кольцо с мизинца и подал его сыну. – Но с тобой будет Джон. Мне не придется беспокоиться. Очутившись во Франции, проедешь в Дьепп. Твои чемоданы все еще у Гастона. Ты их заберешь и сядешь на первый же пакетбот в Англию под своим собственным именем. Запомни это! К тому времени ты сможешь найти меня уже на Гровенор-сквер. Джон убедится, что ты благополучно сел на корабль, и потом вернется ко мне. Он мне нужен.
– Да Господи, сэр! Нет нужды, чтоб Джон эскортировал меня в какое-то таинственное место! – возразил Робин.
– Безусловно, нужда есть, – ответствовал милорд. – Он знает, как надо вести себя джентльменам. Не думай и спорить со мной! Теперь с вами, Тереза. Завтра вы обнаружите побег мисс Мерриот. Вы поднимете шум; вы всем объявите, что вас жестоко обманули. Когда будут задавать вопросы, окажется, что вы познакомились с Мерриотами на водах и, в сущности, знаете о них лишь то, что можно узнать от таких случайно встреченных людей. Это понятно? Миледи сделала гримаску:
– О конечно! Но мне совсем не хочется выглядеть такой дурой, Роберт.
– Ничего не поделаешь, – сказал милорд. Робин поймал ее ручку и поцеловал.
– Мэм, мы бесконечно обязаны вам; по совести, вы были нашим добрым ангелом. Вы знаете, что я вам скажу, благодаря вас, – то же, что и Прю.
– Ах, это еще что? – Она отдернула свою руку назад. – Не нужно говорить мне это! И не благодарите меня, Робин. Придется побыть обманутой глупышкой. Ох, как я буду возмущаться!
– И прекрасно сделаете, дорогая моя Тереза, – уверил ее милорд. – Джон, седлай лошадей. Нельзя терять времени, сын мой; тебе пора ехать. Мы увидимся очень скоро. Тереза, я еду в город на вашей двуколке, если вы завтра пошлете за ней кого-нибудь, она будет в вашей конюшне на Арлингтон-стрит. Естественно, я не буду иметь к этому никакого отношения. Меня не было здесь сегодня ночью. Не забудьте! Робин, прощай! Когда будешь возвращаться, помни, что ты носишь имя Тримейнов. Джон, позаботься о моем сыне! – Говоря это, милорд поднялся, взял из рук Джона плащ и шляпу и с жестом, весьма напоминающим благословение Папы Римского, величественно покинул комнату.
Глава 29
НОЧНАЯ СКАЧКА
Галопом, плечом к плечу, Прюденс и сэр Энтони неслись по пустынным полям, направляясь к цели. Их никто не видел и не слышал. Оба молчали – лошади скакали слишком быстро, и Прюденс чувствовала несравненный покой. Значит, все-таки, несмотря ни на что, она приближается к концу всех тревог. Большой джентльмен смёл все преграды, что были на его пути, и, в самом деле, разве было о чем жалеть? Несколько раз она украдкой взглядывала на сильный профиль, один раз он повернулся к ней, их глаза встретились, оба улыбнулись, не промолвив ни слова.
Получилось так, что он завоевал ее; ничего другого не скажешь, да, по правде говоря, ей и не хотелось возражать.
Прюденс думала, что они направляются к его сестре, но дорога была ей незнакомой. Казалось, джентльмен знает местность, как свои пять пальцев; он избегал больших дорог и городов, выбирая пустынные тропы. Часто они скакали прямо через поля, через лес или по лугам, чтобы избежать деревень и одиноких домов на дороге. Никто не сможет рассказать об этой бешеной ночной скачке, никто не увидит их и не услышит топота копыт. В самом деле, казалось, во всей Англии бодрствуют только они двое. Закат давно погас. Было совсем темно, когда они ненадолго остановились на заброшенной тропе, чтобы дать лошадям отдохнуть. Потом поднялась луна. Призрачный бледный свет заливал дорогу, деревья бросали на землю причудливые черные тени. Время от времени слышался меланхолический крик совы и голос козодоя; даже ветер не шелестел в листве.
Они видели приземистые деревушки, чернеющие впереди, поворачивали в сторону, объезжая их, и иногда замечали одинокое уютно светящееся красное окно, а потом снова выезжали на дорогу. Один раз где-то вдали залаяла собака, потом какая-то зверюшка метнулась перед ними через дорогу, испугав кобылку.
Но твердая рука была готова схватить уздечку. Прюденс засмеялась и покачала головой, выровняв свою лошадь.
– Не бойтесь за меня, мой добрый сэр!
– Я знаю, что не нужно. Это получилось невольно.
Луна взошла выше, когда они снова перешли на медленный шаг. Прюденс с помощью сэра Энтони закуталась в плащ; лошади шли бок о бок, и колени всадников время от времени касались друг друга.
– Устали, дитя мое? – Свободная рука на мгновение тронула ее руку.
Как приятно чувствовать себя драгоценным в глазах другого.
– Нет, сэр. Мы едем в Гемпшир?
– Конечно. Наконец-то я спрячу вас под крылышко к своей сестре.
Прюденс сделала гримасу.
– Да, хотела бы я знать, что она мне скажет.
Он усмехнулся: