Повести, стр. 24
Солнце поднималось всё выше. «Ура!» — гремело всё громче. И чем страшнее казалось всё это Алесю, тем веселее становился Ефремов.
— Что, ваше королевское величество, — восклицал он, — не вернуть старину ни пулей, ни штыком!.. Вы думали, не велико дело с толпой московской справиться? Ан нет, нынче у нас толпой войска не ходят… Гляди, Тимофей, сдаются неприятели, ей-богу, сдаются! Эх, жаль, что мы запоздали!..
И в самом деле, в дыму сражения видно было, как постепенно склоняются к земле знамёна Карла XII. Всё поле теперь затоплено было зелёными мундирами. Вдали в туче пыли переливались молнийками клинки кавалерии. К полудню конные преследовали уже уходящего противника. По всему полю русские трубы играли марш. Из Полтавы долетал колокольный перезвон, и всё это смешивалось в бурю звуков, оглушившую Алеся.
— Что же это, господин поручик? — слабо спросил он.
— Победа полтавская! Запомни на всю жизнь!
Поручик с Алесем добрались до царского шатра только ввечеру. Шатёр стоял посреди русского укреплённого лагеря, к северу от деревни Яковцы.
Шатёр с большим чёрным орлом был освещен изнутри и казался золотым. В нём слышались голоса. Несколько человек стояло снаружи. Все они держали под мышкой треугольные шляпы с султанчиками, а по плечам у них были распущены пышные локоны. Это были генералы. Среди них выделялся человек огромного роста. Алесь никогда таких высоких людей не видал и подумал сначала, что этот человек стоит на ходулях, но, подойдя поближе, увидел, что ходуль никаких у него нет, а на тонких ногах высокие чёрные сапоги. Шляпы на этом великане не было. Ветер шевелил его волосы вокруг небольшого, но очень живого лица с быстрыми чёрными глазами.
Поручик сдёрнул шляпу и приготовился уже махнуть ею в поклоне. Но тут высокий человек сделал ему знак над головой генерала и сказал радостно:
— Вот ещё подарок! Ефремов! Приблизься!
Поручик приблизился. Алеся кто-то толкнул в бок, и чей-то голос прошептал ему на ухо: «Сними шапку, дурень, это государь!»
— Что привёз, Ефремов, — продолжал Пётр, — те ли книги, о которых я в Москву отписывал?
— Оттиски привёз, государь, — отвечал Ефремов с новым поклоном.
— Давай сумку!
Пётр вытащил из сумки папку, раскрыл её и показал генералам два небольших листочка бумаги, покрытых печатными знаками.
— Прошу взглянуть, господа генералы! Сие есть новоизобретённая азбука российская с изображением письмен древних и новых… Что тут?.. Эх, не то, не то… Подайте перо!
К Петру подбежал молодой человек с большим гусиным пером и чернильницей. Пётр схватил перо и стал черкать по бумаге.
— «От», «о», «пси» не надобны… Литеру «буки», также и «покой» переправить, зело дурно сделаны… Кто буквы отливал?
— Печатного двора словолитец Александров, дяди моего покойного ученик…
— А наборщики?
— Никитин, Постников, Пневский, Васильев, Гаврилов, Сидоров… Они же челом бьют, государь, просят прибавки…
— Постой, — сказал Пётр, — а где московские голландцы?
— Срок вышел, государь, их дело сделано.
Пётр посмотрел на листки, которые держал в левой руке, и заложил перо за ухо.
— А ведь не худо научились! Однако большие славянские литеры делать не велю… Поликарпов что?
— Здравствует, государь…
— Он, чай, поболее моего здравствует? Хитёр, долгополый! Киприанов что?
— Сделал календарь, ваше величество…
— Ландкарты нам надобны более, чем календарь! Мы ему о том завтра отпишем… Макаров! Дай чернила!
Пётр обмакнул перо в чернильницу и стал быстро писать что-то на бумажках, привезённых поручиком. Перо у него сломалось, и он с раздражением бросил его на землю. Секретарь подал ему другое перо и подставил свою спину вместо стола.
— Ефремов! — сказал Пётр. — Скачи завтра поутру в Москву! Секретарь наш даст тебе бумаги запечатанные, ты их доставишь графу Мусину-Пушкину в собственные руки. Это кто?
— Сирота, государь, покойного дяди моего Михаилы Ефремова выученик…
Пётр посмотрел на Алеся и улыбнулся.
— Маловат для дела, — сказал он. — Эй, юноша, приблизься… Да поклонись, сделай милость, я ведь старше тебя… Вот так! Что тебе, юноша, сделать? Хочешь — в пехотный полк велю записать барабанщиком?
— Вели меня в Москву, — отвечал Алесь.
— В Москву? — удивился Пётр. — Это куда же?
— На Печатный двор, книги делать.
Пётр молчал долго.
— Господа генералы, — сказал он, обращаясь к свите, — таковой просьбы на войне, кажись, ещё никто не слыхивал… Будь по-твоему, юноша… Господин секретарь, извольте о сем составить, а я подпишу. Ефремов, поздравь меня с победою да ступай отдыхать! Господа генералы российские и иностранные, прошу пожаловать к столу!
Он скрылся в шатре.
— Что же ты?.. — сказал Алесю Ефремов. — Не ты ли просился в военный поход, на коне скакать?
— Я от походов не отказывался, — отвечал Алесь.
— Гляди, как бы тебя в монахи не отдали…
— Нет, — твёрдо отвечал Алесь, — не отдадут, теперь я московский типографщик!
Топ-топ-топ… Топ-топ-топ…
Алесь уже привык к этому размеренному звуку. Скакали они втроём от Полтавы к Ахтырке, с поручиком и Тимохой. Но теперь у Алеся была своя лошадь.
К вечеру поручик, который вырвался далеко вперёд, вдруг остановил своего коня и замахал рукой Тимохе и Алесю.
— Оставайтесь на месте! — крикнул он издали.
— Что за дьявольщина, — устало промолвил Тимоха, — кто-то опять лежит возле дороги… Ну, теперь уж нас просто не проведёшь!
— Алексей, при тебе ли тесак?
— Есть тесак, — отвечал Алесь.
— Держи его наготове, — сказал Тимоха и вытащил пистолет.
— Засада? — спросил Алесь.
— Уж одна таковая была, — пробурчал Тимоха, — и тоже на пути человек лежал. Приманка!
Поручик слез с коня, постоял, потом вскочил обратно в седло.
— Езжайте! — крикнул он и поскакал галопом.
Тимоха с Алесем ударили коней и едва догнали Ефремова на дороге.
— Поскорей поедем, — отрывисто произнёс поручик, — а то к ночи в Ахтырку не успеем. Вишь ты, и тучи собираются…
Уже подъезжая к Ахтырке, Алесь спросил:
— Кто лежал сбоку дороги?
— Солдат неприятельский, — отвечал поручик, — пулею убит.
— Мёртвый?
— Покойник, — неохотно отвечал Ефремов. — Погоняй, погоняй, а то гроза грянет.
Топ-топ-топ… Через две недели всадники въехали в Москву.
КНИЖНОГО ДЕЛА УМЕЛЕЦ
— Разверни пошире, — торжественно проговорил Киприанов.
Алесь вытер руки о фартук и развернул пошире. Это были большие раскладные листы с картинками. «Календарь или месяцеслов… Напечатан в царствующем великом граде Москве… Изобретением от библиотекаря Василья Киприанова»… Тут были и луна, и солнце, и затмения, и «фигуры» зимы, весны, лета, осени, и советы полезные, и стихи.
Мечта Киприанова исполнилась.
— Отменно сделано, — сказал Алесь.
— Позади «Василия Блаженного» библиотека строится, — хвастался Киприанов, — где и книги, и чертежи любые можно будет за столами развёртывать и читать… Там же чай с сахаром и разные кумплименты…
Алесь посмотрел на сияющее, круглое, гладкое лицо Киприанова и невольно улыбнулся.
— Ежели позволите — и я к вам приду, господин библиотекарь, чай пить…
Киприанов осклабился и нагнулся к уху мальчика:
— Переходи совсем ко мне… Что тебе у сквалыги Поликарпова делать? У меня дело настоящее, на нынешний светский лад!
— Я у вас уже бывал, — отвечал Алесь, — мне ещё надобно учиться. Хочу и буквы лить, и набирать, и печатать, как Иван Фёдоров.
— Дьякон-то? Который некогда духовные книги печатал? — недовольно спросил Киприанов.
— Он первый типографщик был на Руси!
— Ну, нынче первый типографщик на Руси это я, — твёрдо сказал Киприанов, — а впрочем, будь здоров, оставайся при своём…
И он гневно застучал тростью по ступенькам лестницы.