Фавориты Фортуны, стр. 174

Но Помпей все же не торопился. Рудники вокруг Нового Карфагена снова стали разрабатываться. Контестаны были наказаны за нападение на дорогого покойного Гая Меммия. Его сестра теперь стала вдовой! Помпею предстоит что-то сделать с этим, когда он вернется в Рим!

Понемногу провинция Ближняя Испания была собрана воедино, с надлежащим образом организованной бюрократией, налоговой структурой, краткими правилами и законами и прочими дополнениями, необходимыми, чтобы объявить Ближнюю Испанию римской.

Осенью Гней Помпей Магн попрощался с Испанией, искренне надеясь, что он никогда туда не вернется. Он вновь обрел уверенность в себе. Он снова был о себе чрезвычайно хорошего мнения. Впрочем, отныне никогда он снова не встретится с неприятелем без внутренней дрожи, никогда не начнет войну, если не будет знать, что превосходит противника в численности — хотя бы на несколько легионов. И никогда больше не будет он сражаться против римлянина!

На гребне перевала через Пиренеи победоносный полководец разложил трофеи, включая доспехи, принадлежавшие Квинту Серторию, и те, в которых Перперна лишился головы. Они висели на высоких шестах с поперечинами, с pteryges, развеваемыми горным ветром, — немое напоминание всем, кто проходил из Галлии в Испанию, что с Римом воевать не стоит. Наряду с разными трофеями Помпей воздвиг пирамиду из камней с табличкой, на которой он написал свое имя, звание, свои полномочия, число городов, которые он покорил, и имена людей, которым было предоставлено римское гражданство в качестве награды.

После этого Помпей спустился в Нарбонскую Галлию и провел там зиму, поедая креветки и кефаль. В нынешнем году урожаи выдались хорошие в обеих Испаниях. Но богаче всех был урожай в Нарбонской Галлии.

В планы Помпея не входило вступать в Рим раньше середины года — но не потому, что он возвращался домой с ощущением неудачи. Просто он не знал, что делать дальше, куда направить стопы, к какому столпу римской традиции и почитания пристать.

В двадцать восьмой день сентября ему исполнится тридцать пять лет, он уже не розовощекий любимец легионов. Ему предстояло найти цель, достойную не мальчика, но мужа. Однако какую цель? Нет сомнения, это окажется нечто, что Сенат не захочет ему дать. Помпей знал: ответ кроется в той части его сознания, куда он боялся заглядывать. А сам он ответа не знал.

Тогда он пожал плечами и отбросил все эти мысли. Были дела поважнее — например, открыть новую дорогу, которую он проложил через Альпы. Проверить ее, замостить, назвать… Как? Помпеева дорога? Звучит неплохо! Но кто захочет умереть, оставив после себя только название дороги? Нет уж, лучше умереть, оставив просто свое имя. Помпей Великий. Да, этим все будет сказано.

ЧАСТЬ VII

СЕНТЯБРЬ 78 г. до Р. X. — ИЮНЬ 71 г. до P. X

Цезарь не видел причин торопиться домой после того, как закончилась его служба у Публия Сервилия Ватии. Целью его путешествия было исследовать те части провинции Азия и Ликии, в которых он еще не побывал. Однако он вернулся в Рим к концу сентября в год консульства Лепида и Катула и обнаружил, что Рим испытывал острую тревогу по поводу поведения Лепида, который уехал вербовать солдат в Этрурии, не сделав того, что должен был сделать, — то есть провести курульные выборы. Гражданская война висела в воздухе, все говорили о ней. Но гражданская война, реальная или воображаемая, не слишком интересовала Цезаря. У него имелись личные дела, которыми он должен был заняться.

Казалось, его мать совсем не старела, хотя какое-то изменение в ней произошло. У нее был очень печальный вид.

— Потому что Сулла умер! — осуждающе произнес сын — с вызовом, как в те времена, когда он думал, что Сулла был ее любовником.

— Да.

— Почему? Ты ничем ему не обязана!

— Я обязана ему твоей жизнью, Цезарь!

— Которую он сначала подверг опасности!

— Мне жаль, что он умер, — решительно проговорила она.

— А мне — нет.

— Тогда сменим тему.

Вздохнув, Цезарь откинулся в кресле, признав свое поражение. Аврелия высоко держала голову — верный знак, что она не гнется, каким бы блестящим аргументом он ни воспользовался.

— Настало время, чтобы моя жена разделила со мной постель, мама.

Аврелия нахмурилась:

— Ей едва исполнилось шестнадцать.

— Слишком молода для замужества, согласен. Но Циннилла — моя законная жена уже девять лет, а это в корне меняет ситуацию. Когда она встречала меня, я видел в ее глазах, что она готова лечь в мою постель.

— Да, думаю, ты прав, сын мой. Хотя твой дедушка сказал бы, что союз двух патрициев чреват риском для деторождения. Я бы хотела, чтобы она еще немного подросла, прежде чем забеременеть.

— С Цинниллой все будет хорошо, мама.

— В таком случае — когда?

— Сегодня.

— Но сначала надо как-то отметить это событие, Цезарь. Например, семейный обед — обе твои сестры сейчас в Риме.

— Семейного обеда не будет. И никакой суеты.

И семейного обеда не было. Раз не предполагалось никакой суеты, то Аврелия ничего и не сообщила своей невестке об изменении ее статуса. И когда та отправилась в свою маленькую комнатку, в опустевшей столовой ее вдруг задержал Цезарь.

— Сегодня тебе сюда, Циннилла, — молвил он, взяв ее за руку и подводя к спальне хозяина дома.

Она побледнела:

— О! Но я не готова!

— К этому ни одна девушка не бывает готова. Пора покончить с этим. И потом у нас все будет хорошо.

Это была хорошая идея — не дать ей времени подумать над тем, что должно произойти. Хотя, конечно, она размышляла об этом все четыре долгих года. Цезарь помог ей раздеться, а поскольку был очень аккуратен, то сам сложил ее одежду, довольный, что наконец-то в этой комнате, с тех пор как Аврелия выехала из нее после смерти отца, появились женские вещи. Циннилла присела на край кровати и смотрела, как он складывает одежду. Но когда он стал раздеваться сам, она закрыла глаза. Цезарь опустился на ложе около нее, взял ее руки, положил их на свое голое бедро.

— Ты знаешь, что сейчас произойдет, Циннилла?

— Да — ответила она, все еще не открывая глаз.

— Тогда посмотри мне в лицо.

Большие темные глаза открылись, она нерешительно взглянула в его улыбающееся лицо. И увидела, что оно полно любви.

— Какая ты хорошенькая, жена моя, и как хорошо сложена!

Он дотронулся до ее груди, полной, высокой, с сосками почти одного цвета со смуглой кожей. Она подняла руку, желая погладить его грудь, вздохнула.

Цезарь поцеловал жену, и это было ей так приятно! Она так долго об этом мечтала… Но в реальности все оказалось даже лучше, чем было в мечтах. Она раскрыла губы и ответила на поцелуй, а потом стала ласкать его и не заметила, как легла рядом. Тело девушки ответило восхитительным трепетом при соприкосновении с телом супруга. Его кожа была шелковой, и удовольствие теплом разливалось по всему существу Цинниллы.

Хотя она знала, что должно произойти, ее фантазии оказались ничем по сравнению с действительностью. Уже много лет она любила его, он был средоточием всей ее жизни. Быть его женой на самом деле, а не только по закону, — это восхитительно. Стоило ждать, чтобы испытать такой восторг! Не торопясь, он подождал, когда она будет готова, и не делал с ней ничего из того, что выходило за пределы мечтаний девственниц. Потом ей стало немного больно, но не так, чтобы прервать растущее возбуждение. Чувствовать его в себе оказалось самым лучшим в ее жизни, и она не отпускала его, пока какой-то волшебный и совершенно неожиданный спазм не охватил каждую клеточку ее тела. Об этом ей никто никогда не говорил. Но это, она поняла, как раз и было тем, из-за чего женщины хотят быть замужем.

Когда на рассвете они поднялись, чтобы поесть еще горячего хлеба и выпить холодной воды из каменного резервуара в световом колодце, то увидели столовую, полную роз, и кувшин легкого сладкого вина на буфете. С ламп свисали маленькие куколки, сплетенные из шерсти, и колосья пшеницы. Потом пришла Аврелия, поцеловала их, пожелала им счастья, а после явились и все слуги и Луций Декумий с сыновьями.