Черный мотылек, стр. 11
– А, ну-ну!
– Дальше идет Боб… А, черт! Вот Боба мне жаль! В армии ему платят гроши, а он никогда не умел экономить. Ну вот, я и говорю, еще и Боб – когда бы я его ни встретил, одно только и слышу: «Одолжи мне сотню, Энди!» или что-нибудь в этом роде. И только, чтобы купить любовнице какую-нибудь чушь. Вот от чего тошно-то! Да, у Боба вечно какая-нибудь история из-за юбки! А что до Трейси… Господи, как они могут! Потом идет Лавиния, но, надо думать, ты ее уже достаточно изучил, и, наконец, твой покорный слуга. И, скажу я тебе, Дик, что с этими скачками, картами и выпивкой я вот-вот разорюсь! И вся беда в том, что я никогда не изменюсь. Это у меня в крови, так зачем пытаться?
Он скорчил печальную гримасу и встал.
– Пошли, юный разбойник! Возвращаемся.
Джон, охотившийся неподалеку на головастиков, кивнул и побежал вперед.
– Боюсь, миледи нездорова, – нерешительно сказал Ричард. – Ты хотел ее видеть?
Эндрю заговорщически подмигнул:
– Сцены, а? О, знаю ее. Нет, мне не слишком хочется ее видеть. Ей до меня нет дела – а вот с Трейси они приятели. А – молчу!
Они медленно направлялись к дому. Непривычно молчаливый Эндрю помахивал тростью с золотым набалдашником.
– Конечно, ты получишь деньги. Когда они тебе нужны? – спустя какое-то время спросил Ричард.
– Клянусь честью, ты чертовски добр, Дик! Но если это поставит тебя…
– Чепуха. Когда они тебе нужны?
– Мне бы поскорей заплатить Кэру. Маркем подождет, если…
– Нет-нет! В среду?
– Это вполне удобно. Дик, ты…
– О, глупости! Пустяки. Я хочу, чтобы ты оценил гнедую: я купил ее на той неделе. Может, ноги чуть длинноваты, но лошадка прекрасная.
Джон побежал в дом, а двое мужчин отправились в конюшню. Эндрю болтал всю дорогу, пересказывая шурину самые любопытные из занимавших Лондон сплетен.
Его ничуть не смущало, что собеседник слушал его лишь вполуха: он не оставлял пауз для ответов, и к тому же был настолько добродушен, чтобы не обижаться их отсутствию.
Когда они осмотрели кобылу и вернулись к дому, было уже около четырех, и (что не слишком удивило Карстерза) Лавиния ждала их на террасе: в новом наряде со свежезавитыми и уложенными волосами.
– Похоже, Лавиния поправилась, – заметил Эндрю, поднимаясь с Ричардом по ступенькам. – Она всегда была такая: каждые две минуты – новое настроение. Ну, Лавви?
– Ну, Эндрю! – Она небрежно протянула руку ему для поцелуя, а мужу нежно улыбнулась. – У меня голова почти совсем прошла, – сказала она ему, – а мне передали, что Эндрю приехал повидаться с тобой. Вот я и спустилась. – Она стремительно повернулась к брату: – Скажи, Эндрю, Трейси дома?
– Господи, еще бы! Вчера приехал, чтоб его черти утащили! Он тебе нужен?
– О, да, – кивнула она. – Я с ним хочу повидаться. Мы уже целый век не встречались. Я хочу, чтобы ты взял меня с собой.
– Но, дорогая, сейчас уже слишком поздно для такой поездки, – запротестовал Ричард, пытаясь скрыть раздражение. – Разве ты не можешь подождать до завтра?
– Придется подождать, Лавви: я тебя сегодня не возьму, это точно. Отсюда я поеду к Флетчерам. Трейси сам навестит тебя завтра, ежели захочет.
– Навестит ли? – усомнилась она.
Тут Эндрю хлопнул себя по жилетному карману.
– А ведь я совсем забыл! – воскликнул он. – У меня для тебя есть письмо. Трейси намерен завтра же тебя навестить. Господи, ну и дырявая же голова у меня!
Он вытащил из кармана кипу бумаг и выбрал одну, запечатанную и надписанную косым почерком.
Лавиния радостно схватила письмо и вскрыла его. Эндрю вернул остальные бумаги в карман с еще одним виноватым смешком.
– Кредиторы, Ричард! – Нетерпеливые кредиторы!
– Давай их мне, – отозвался тот, протягивая руку.
– О, нет! Но спасибо огромное, Дик. Эти совершенно не срочные.
– Почему бы не заплатить им всем и не начать новую жизнь? – попытался уговорить его Карстерз.
– Господи, нет! Да я приду в такой восторг, что в тот же день наделаю кучу новых!
– Разреши мне одолжить тебе для начала тысячу! Разве ты не можешь не залезать в долги?
– Я – и не залезать в долги? Невозможно! Не надо так мрачнеть, Дик: говорю тебе, это у меня навсегда в крови. У нас никогда нет ни пенса, но что с того? Мне должно скоро повезти – нельзя же все время проигрывать! Тогда я смогу с тобой расплатиться, но, конечно, не расплачусь. Проиграю все снова. Уж я-то знаю!
Он говорил так добродушно, что Ричард не мог на него сердиться. В нем была подкупающая прямота. К нему, расточительному, небрежному и чудовищно эгоистичному, Ричард был искренне привязан. Он попытался еще раз уговорить его, но тут вмешалась Лавиния, дочитавшая письмо.
– Трейси приедет завтра днем, – сказала она мужу. – Страшно приятно, правда?
Он согласился, но так вяло, что она не могла этого не заметить.
– И останется обедать! – вызывающе объявила она.
– Конечно, любимая.
– Порадуйся, Дикки, порадуйся! Почему ты не любишь Трейси? Он мой родной брат, – ты должен его любить!
– Конечно, я его люблю, Лавиния. Пожалуйста, не фантазируй.
– О, я не фантазирую. Не сердись, Дикки, милый!
– Ну, если ты его любишь, то я удивлен, – вмешался Эндрю. – Я его терпеть не могу. И не сверкай на меня глазами, Лавви, – мне наплевать.
Лавиния открыла рот, готовясь ему ответить, но Ричард поспешно вмешался. Их ссоры он бы не вынес. Никогда он не мог взять в толк, как это Лавиния опускается до перепалок с озорным юнцом, который откровенно ее дразнит.
Он увлек обоих в дом, чувствуя себя нянькой при двух капризных ребятишках.
ГЛАВА 5
Его милость герцог Эндоверский
На следующий день леди Лавиния уделила своему туалету внимания больше, чем обычно, и чуть не свела с ума горничную вспышками гнева и нетерпеливыми, противоречивыми приказами. Ее приготовления заняли столько времени, что она только-только вышла из будуара, когда доложили о его милости герцоге Эндоверском. Она не успела ответить лакею, что примет его, – тот едва закончил доклад, а герцог уже кланялся в дверях, не сомневаясь во встрече.
Он был удивительно похож на сестру, и в то же время удивительно непохож. Те же скулы и тонкие аристократические ноздри, но его тонкогубый рот и зеленые глаза под тяжелыми веками были совсем другие. Брови его милости приподымались к вискам, а проницательные и яркие глаза были прикрыты полуопущенными темными ресницами. Он не пудрил черных волос и они, вместе с его обычными черно-серебряными нарядами, сильно подчеркивали естественную бледность лица. Так что на фоне закрывшейся белой двери сейчас стояла в высшей степени впечатляющая фигура.
Лавиния радостно двинулась к нему, колыхая жемчужно-серой парчой.
– Ах, Трейси, – проворковала она, протягивая ему обе руки.
Его милость прошел в комнату и низко склонился к ее ручкам.
– Я счастлив застать тебя дома, Лавиния, – сказал он, и в его мелодичном голосе прозвучали саркастические нотки. – Как видишь, я ехал верхом. – Он указал на свои сапоги с грозными шпорами. – Несомненно, Эндрю забыл передать тебе мое письмо?
– Нет, – ответила она, кладя руку ему на рукав. – Все-таки вспомнил, и… ах, Трейси, я была так рада его получить!
– Поистине, я польщен, – ответил он. – Я пришел по достаточно важному делу.
– О! – она разочарованно отдернула свою руку. – Деньги!
– Ты неподражаема, дорогая. Можно ли столь вульгарно?! Деньги! Не присядешь ли?
Она в отчаянии опустилась на кушетку и смотрела, как он устраивается в кресле напротив.
– Твой благороднейший господин и супруг недавно одолжил мне пустяковую сумму, – ну очень пустяковую. А мне, как всегда, нужны деньги. И тут еще этому юному повесе Эндрю понадобилось влезть в долги.
Ее милость удивленно раскрыла глаза.
– Уж не хочешь ли ты сказать мне, что деньги Ричарда тебе нужны, чтобы оплатить долги Эндрю? – с явным недоверием спросила она.
– Нет. Разве такое возможно? Я это вспомнил просто к слову.