Вкус огня, стр. 25

— Это было весьма разумно.

— Да, но она сказала, что муж смертельно пьян и его ничто не разбудит. Убедила меня войти. Но, занявшись своим делом, я увидел, что муж проснулся. Однако вместо того чтобы убить меня, он выразил восхищение моим искусством. Потом столкнул меня с кровати и улегся на свою жену. Я решил, что им нужна интимная обстановка, и удалился.

— Тебя вполне могли пристрелить.

— Только одна земля живет вечно. — Томас покачал головой, заметив, что лицо Антонии снова омрачилось. — Мне не удалось отвлечь тебя?

— Нет, Томас. Нельзя проявлять неуважение к смерти.

— Нет, дорогая, такой, как Хесус, даже мертвый, не заслуживает уважения. Тебе нет до него никакого дела, поэтому не стоит так горевать.

— Не знаю, Томас. Заниматься этим, когда тело всего в нескольких футах от тебя… — с ужасом прошептала она.

— А может, именно поэтому ты и пошла на это.

— В твоих словах нет никакого смысла;

— Ошибаешься. Ты заглянула в лицо смерти. Ты это понимала, и Ройал тоже. У вас не было лучшего способа доказать, что вы еще живы.

— Думаешь, поэтому мы так себя повели?

— Вполне возможно. К тому же вы долгое время были врозь. Моряки, возвращаясь домой, хотят поскорее найти женщину. Солдаты любят своих женщин перед тем, как пойти в бой, но, вернувшись даже через несколько часов, снова хотят обладать ими. Им удалось выжить, и они должны убедиться в этом. По-моему, насилие тоже часть всего этого. Если поблизости от места сражения попадается женщина, ее насилуют. Как может мужчина брать женщину в такой момент? Когда сражаешься и смотришь в лицо смерти, кровь закипает, а?

— Так же, как она кипит, когда ты занимаешься любовью, — тихо отозвалась Антония.

— Да. Я не насильник, но если мне случается заглянуть в глаза смерти и при этом попадается чувственная женщина, я беру ее. Так, значит, вы с Ройалом снова вместе?

— Нет. Мы были вместе только в тот момент. Он до сих пор не верит, что Оро мне не любовник.

— Бедная крошка! Для тебя это так важно?

— Я не могу спать с мужчиной, считающим меня лгуньей.

— Это я понимаю, но подумай об этом хорошенько, чика. Ты отвергаешь шанс получить от него нечто большее, чем страсть. Будь уверена — цена, которую ты ему платишь, не так уж высока. Надеюсь, когда-нибудь вы придете к компромиссу.

Глава 11

Антония поморщилась. Никогда еще она не проводила столько часов в седле. Завтра ее очередь управлять фургоном. Посмотрев на Патрицию, Антония догадалась, что та тоже не отказалась бы от этого. Пожалуй, надо подложить под сиденье одно или даже два одеяла, чтобы было помягче. Антония очень устала от жестких седел и твердой земли.

Мимо проехали Ройал и Коул. Ройал прикоснулся к шляпе. Он стал не таким раздраженным после их бурной любовной встречи у пруда на прошлой неделе, но по-прежнему не спускал с нее глаз, особенно когда поблизости находился Оро. Однако темная злоба уже не омрачала его лица. Интересно, почему? Хорошо, если Ройал поверил ей. Но наверное, существовала и другая причина, терзавшая его. Возможно, Ройал просто охладел к ней и хотел сбыть с рук, отдав ее Оро.

— Боже, эта пыль просто ужасна! — воскликнула Патриция.

— Если поедешь впереди стада, она не будет так донимать тебя.

— Пожалуй, ты права. Нет, тебе незачем ехать со мной. Поезжай с кем-нибудь еще. Например, с Оро. Или с моим братом.

Антония понимала девушку. Может, Мария права и Патриция на самом деле любит Оро? Но даже сильное чувство может увянуть от того, что приходится терпеть Патриции.

— Ты что, забыла? Когда ты упросила, чтобы тебя взяли перегонять скот, было решено, что я стану твоим охранником. Поэтому я поеду с тобой.

И Антония двинулась вперед.

— Ройал поставил такое условие только потому, что беспокоится о тебе.

— Это просто смешно!

— Ничуть. Охраняя меня, ты вынуждена держаться позади всех, поэтому не можешь ввязаться в схватку! К тому же, чтобы позаботиться о моей безопасности, тебе придется держаться в стороне. Ройал хочет быть уверен, что тебя не застрелят.

— И конечно, он не тревожится о том, что его единственную сестру могут убить? Ты просто глупенькая.

— Почему ты всегда говоришь со мной, как с ребенком?

— Потому что часто ты ведешь себя словно малое дитя. А теперь, если ты еще не наглоталась пыли, давай поскачем вперед.

Увидев, что Антония и Патриция отъехали, Ройал нахмурился:

— Куда это они?

— Хотят ехать впереди стада. Из-за пыли, — ответил Коул.

— Только бы не забрались слишком далеко.

— Антония знает свое дело.

— Да, но сегодня мне хотелось бы, чтобы все были поближе.

— Думаешь, что-то случится? — Коул быстро огляделся.

— Не исключено. У меня какое-то неприятное чувство.

— Воняет Раулем Мендесом. У нас и без него хватает забот.

— Хватает. Но, как сказала Антония, волк крадется за нами по пятам.

— Ну, может, нам повезет, и он так и останется где-то позади.

— Не стоит надеяться на удачу, поэтому смотри в оба.

Только во второй половине дня Антония и Патриция спешились. Крайне утомленная Антония мучительно хотела пить: Приложив к губам флягу, она прополоскала рот и только потом сделала несколько глотков.

— А это и на самом деле очень изнуряющая работа. — Патриция тоже отпила из фляги.

— Конечно.

— А почему мы остановились?

— Мы заехали слишком далеко вперед. Нам велено держаться поближе, на виду у остальных. Надо немного подождать, пока подъедут наши мужчины.

— Странно, что посреди такой равнины вдруг появляются скалы.

— Это означает, что скоро равнина сменится холмами. Впрочем, я не знаю этих мест.

— И я тоже. И предпочла бы остаться несведущей. — Патриция вытерла лицо шейным платком.

— Если бы это было путешествие, а не перегон скота, все выглядело бы значительно лучше. Мне нравятся равнины. Там все видно до самого горизонта. И почти негде спрятаться. Этот пес Мендес ненавидит равнины. Он предпочитает исподтишка захватывать свои трофеи.

— Так он ведь бандит.

— Он — самая последняя собака. Любит убивать и калечить.

— Но человек, воспитавший тебя, тоже был бандитом!

— Да, но Хуан ненавидел Мендеса. Чика, Мексика — плохая страна. Если человек не хозяин, то он крестьянин. А крестьянин в Мексике — ничто. Солдаты попирают их права, а хозяева заставляют работать, как рабов. А если крестьянин пожалуется на свою судьбу, его пристрелят или изобьют. Если ему повезет, он будет копошиться в грязи с рождения до самой смерти, часто преждевременной. А если не повезет, солдаты изнасилуют его женщин и разорят поля. Такая мразь, как этот Мендес, делает то же самое. А там еще есть индейцы, и никто не защищает от них крестьян. А еще крестьянина могут забрать в шахты, где он будет работать, как осел, и умрет во тьме. Хуан был крестьянином. Но предпочел судьбу бандита. Он стал вором и понимал, что это плохо, но никогда не забирал ничего у бедных — ни по ту, ни по эту сторону границы. Хуан нападал только на сильных и богатых. Иногда он побеждал и забирал немного песо. Но часто и проигрывал битву. Хуан никогда не убивал безоружных, невиновных и тех, кто сдавался ему. Хуан хотел не крови, а только денег. Если есть на свете благородные воры, то Хуан был как раз таким.

— Но Мендес не такой?

— Нет, он свинья. Он убивает, мучает, насилует. Мендеса сжирает ненависть. Ни в коем случае ему нельзя попасться в лапы.

— Трудно представить, что есть такие люди.

— А тебе и не надо представлять это. Ты должна убивать их.

— Антония! — воскликнула потрясенная Патриция.

— Ты должна научиться этому.

— Едва ли я смогу.

— Может, и нет. Но, столкнувшись с ним, убей его или приготовься к долгой, мучительной смерти. Вспомнив о загубленных им душах, ты сможешь убить его. От Мендеса разит смертью. Он убивал не только мужчин, но женщин и детей. Как-то он застрелил ребенка прямо на руках у матери, потому что у него с похмелья болела голова, а дитя плакало. Вспомни об этом, если встретишь Мендеса.