Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила, стр. 22
5
В 1826 году искатель приключений Чарльз Мэссон пробирался через болотистые низовья реки Инд. Неподалеку от деревеньки Хараппа он первым из европейцев наткнулся на величественные руины. Позже Мэссон писал, что видел «огромную долину, и в центре этой долины возвышался полуразрушенный замок из кирпича, а неподалеку, на вершине холма, можно было разглядеть стены с нишами».
На открытие Мэссона тогда никто не обратил внимания. Первый археолог добрался до этих мест только сорок семь лет спустя. И никакого замка уже не застал. Когда через Хараппу прокладывали железную дорогу, рабочие просто разобрали руины и замостили кирпичами сто шестьдесят километров путей. Но и то, что осталось от брошенного города, все равно поражало. Хотя кто и когда все это возвел, историки не представляли себе даже приблизительно.
Тем временем в 1919 году один из археологов, участвовавших в обследовании хараппских руин, случайно натолкнулся на еще одни, очень похожие. Располагались они возле селения Мохенджо-Даро. Первые же пробные раскопки здесь стали сенсацией. Анализы показывали: город – почти ровесник египетских пирамид. Прежде никто и предположить не мог, что в Индии существовала цивилизация такой древности. Причем речь шла не об утлых домишках, а о гигантском городе, застроенном по единому плану: сетка кварталов, просторная главная улица, широкие бульвары, двух-трехэтажные дома с водопроводом и канализацией. И все это в те времена, когда на месте Вавилона еще стояло лишь несколько глинобитных хижин.
На раскопки индийцы бросили все силы. Столицу исчезнувшей цивилизации в темпе расчистили от песка и речных наносов. Однако яснее картина от этого не стала. Кем были эти люди? Откуда они пришли и куда делись? Когда конкретно родилась и когда погибла их культура? Как звали их царей? В каких богов они верили? Внятных ответов ни на один из этих вопросов нет. Древняя цивилизация Мохенджо-Даро и Хараппы родилась, какое-то время существовала, а потом умерла. Больше сказать о ней нечего.
Так иногда случается. Время от времени мир, в котором мы живем, гибнет. Паниковать по данному поводу не стоит: это нормально. Ведь все построенное человеком хрупко и ненадежно.
Приблизительно четыре с половиной тысячи лет назад в Индии появилась цивилизация Мохенджо-Даро. Она процветала пятнадцать веков, а потом с ней что-то случилось. Что именно – неизвестно. Вернее, известно, да только причин слишком уж много: голод, бунты, стихийные бедствия, крах экономики, набеги варваров и экологическая катастрофа. Над миром опустилась ночь, а когда рассвело, в Индии сменилось все, что возможно: население, религия, царские династии, язык и письменность.
Приблизительно три тысячи лет назад на смену древней Мохенджо-Даро пришла цивилизация классической Индии. Какое-то время эта культура тоже процветала, а потом тоже умерла. Древние города опять рушились, и там, где еще вчера стояли здания университетов, неграмотные дикари строили свои шалаши. Кони кочевников щипали траву, выросшую на площадях некогда неприступных столиц. На Индию вновь опустилась ночь, а когда рассвело, все (народы, религия, язык и царские династии) снова были совсем другими.
Последняя глава индийской истории началась приблизительно полторы тысячи лет назад.
Поезд все еще вез меня через Индию на восток. Его колеса стучали на стыках рельсов, а мне казалось, будто я слышу, как часы дотикивают последние секунды отпущенного миру времени.
6
Еще день спустя я добрался до Варанаси. В Индии сотни священных городов, но этот – самый священный из всех.
Варанаси был битком набит жителями. И все они круглосуточно орали. Паломники, жуликоватые подростки, прокаженные, тело которых напоминало убегающее тесто, голые дети, продавцы наркотиков и полицейские с бамбуковыми дубинками. А между ними – коровы, собаки, обезьяны и козы с козлятами. Улицы здесь были такими узкими, что по некоторым пройти я так и не смог. Обитаема была каждая, даже самая крошечная щель. Этот город и состоял из одних щелей.
В первый же вечер я сходил прокатиться по реке Ганг. Протиснулся по тесным улочкам, пару раз чуть не грохнулся в темноте с высоченной набережной. Тротуары были выше щиколотки забиты фекалиями и жидкой грязью. Зато через каждый метр взгляд упирался в храм, часовню, слоноголовую статую или увитого цветочными гирляндами божка. Бесконечными рядами шли лавочки, торгующие всем необходимым для курения гашиша. Зазывалы хватали меня за руки.
Я прошел по длинному неосвещенному тоннелю, в котором паслось несколько горбатых коров, и вышел наконец к священной реке. У кромки воды крысы, размером с кроликов, пытались ловить рыбу. Вдоль набережной были пришвартованы длинные лодки. На одной из них я и отплыл.
Лодочников было двое. Пока они отвязывали свою посудину и разматывали весла, ко мне подскочил мальчонка лет семи:
– Хотите криминала, sir?
Я удивился:
– Криминала? Криминала точно не хочу.
Один из лодочников пояснил:
– Он имеет в виду гашиш.
– Гашиша тоже не хочу.
– Хороший! Очень забористый!
– Я не курю гашиш. Я курю сигареты.
Мальчонка с жалостью на меня посмотрел и пошел прочь. Вслед ему я крикнул, что наркотики – штука вредная. От них может испортиться карма. Не поворачивая головы, ребенок ответил, что он живет в Варанаси. Здесь, если искупаться в Ганге, карма сразу станет как новенькая.
Сидеть в лодке было неудобно. Немного наклоняешься в сторону, и посудина может просто перевернуться. Лодочники болтали между собой по-английски. Тот, что почумазее, несколько раз повторил, что каста, к которой он принадлежит, древнее и почетнее, чем у его коллеги. Еще он показывал пальцем на берег. Там на ярко освещенных пристанях горели факелы, музыканты били в бубны, а толпящиеся вокруг люди громко пели и махали руками.
– Праздник. В честь одного из наших богов. Знаешь, сколько в Варанаси богов?
– Сколько?
– Триста шестьдесят пять! А знаешь, что это означает?
– Что праздник у вас каждый день?
– Точно!
Ночь была темная. Рядом с нашей лодкой плыли бумажные розетки. На каждую из них были насыпаны розовые лепестки, а сверху еще и поставлена свечка. Кроме того, в воде плыли тонны фекалий. Священный Ганг – довольно грязная река.
7
Толком поспать той ночью мне так и не удалось. Невозможно заснуть, когда сорок тысяч человек прямо у тебя под окнами поют дурными голосами свои мантры. В полной темноте паломники подтягиваются на набережную и ждут рассвета. А с первыми лучами солнца бросаются в грязную воду, смеются и радуются, полощут рты и отмывают в священном Ганге лица детей. Потом, выйдя на берег, молятся всем известным богам, обсыхают и в знак очищения сбривают все волосы на голове и теле. Прямо на набережной. Даже женщины.
В голову лезли ненужные мысли. Я лежал с закрытыми глазами и думал о том, что старость похожа на американские горки. Знаете, там сперва тебя сажают в тележку и начинают медленно втаскивать на самый верх. Эта фаза всегда казалась мне куда более жуткой, чем спуск. Нестись вниз – страшно, но все же стерпеть можно. А тут: ты купил билет, влез в тесную тележку и еще до того, как она тронулась, понял, что ехать совсем не хочешь. Не желаешь, чтобы это происходило. Но менять решение поздно. Нравится или нет, ты все равно ползешь туда, куда не хочешь.
Так и со старостью. Быть дряхлым, немощным, скрюченным, ничего не соображающим и писаться под себя – когда все это уже случилось, переживать поздно. Тем более не стоит переживать из-за смерти. Пока ты жив, чего и париться, а тем, кто уже умер, бояться тем более нечего. Но знать, что впереди именно это, невыносимо. Скрипя несмазанными деталями, тележка тащит тебя все ближе к концу. Хочешь ты или нет – поменять все равно ничего нельзя.
Часов в пять я выбрался из постели и закурил. Отель у меня был хороший и недорогой. Перед входом располагался небольшой пруд с зеленой водой. Уверяли, будто пруд собственноручно вырыл индусский бог Вишну. На этом месте одна из его дам потеряла сережку из носа. Вишну пытался ее отыскать и вырыл здоровенную яму, которую с тех пор уже пять тысяч лет подряд все никак не соберутся засыпать.