Приди, весна, стр. 55

Анника начала раскачиваться из стороны в сторону, раскачиваться медленно, сладострастно, прислушиваясь к биению его сердца. Вот уже несколько недель она не слышала никакой музыки. Привыкнув посещать камерный концерт или суаре по крайней мере раз в неделю, она вдруг с удивлением подумала, что музыка всегда была неотъемлемой частью ее жизни.

Интересно, танцевал ли Бак когда-нибудь? Согласится ли он станцевать с ней сейчас?

– Бак, потанцуй со мной, – прошептала она у его широкой спины.

Он отвернулся от огня и обнял ее за плечи. Они двигались в такт с ударами своих сердец, вынужденные ограничиваться, из-за тесноты, небольшими, скользящими па, которые вскоре сменились медленным покачиванием. Через какое-то время, словно действительно танцевали под музыку, которая вдруг смолкла, они остановились. Анника откинулась слегка назад, на обнимавшую ее за талию руку Бака, и окинула взглядом его волосы, глаза, губы.

– Люби меня сегодня ночью, Бак. Люби меня еще раз, прежде чем я уеду.

Бак впился ей в рот поцелуем, и его язык скользнул между ее губ. Анника застонала и обхватила его руками за шею. Ей хотелось поглотить его, впитать целиком в себя, чтобы в конце от них обоих осталось лишь одно всеохватывающее пламя.

Бак прижался к ее груди почти что с яростью, не в силах оторвать от нее своих рук сейчас, когда она опять оказалась в его объятиях. Они поменялись ролями, и если вначале она была его пленницей, то теперь пленником стал он сам. Она привязала его к себе тысячами нитей, околдовав вначале своей лучезарной улыбкой и добротой, а потом и своим прекрасным телом. Он не мог и помыслить о том, чтобы позволить ей уйти из его жизни, но не мог и удерживать ее подле себя против воли. Он знал достаточно о том, как приручать диких животных, чтобы понимать, что насильно их к себе не привяжешь. Порой ты должен был отпускать их, чтобы сильнее привязать к себе.

Анника прижималась к нему всем телом, и он не отрывал своих губ от ее рта. Она запустила ему пальцы в волосы и тут же решила, что ей очень нравятся его буйные, непослушные кудри, его широкие плечи и тугие мышцы на плечах и шее. Стоя сейчас в кольце его рук, она вдруг с необычайной ясностью поняла, что никогда она не сможет полюбить другого мужчину так, как Бака Скотта. И если ей суждено было прожить свою жизнь старой девой, как тетя Рут, то она хотела, по крайней мере, запомнить эту ночь и поклялась самой себе никогда о том не жалеть впоследствии.

Она оторвала от его губ свои и шепнула:

– Люби меня, Бак.

Ее просьбы, к ее несказанному облегчению, было достаточно, чтобы он отбросил последние сомнения и, подхватив ее на руки, отнес на кровать.

– На этот раз, – сказал он у самых ее губ, – мы сделаем все как следует. Никаких столов.

– А как же Баттонз?

– Она, как все шотландцы, спит всегда как убитая. Она же не проснулась прошлой ночью, ведь так?

– Да, но…

Видя, что она колеблется, Бак подошел к столу, взял два стула и, поставив их возле кроватки Бейби, накинул на спинки одеяло. Теперь если она и проснется, то не увидит Бака с Анникой, пока не вылезет из кровати.

– Так лучше?

Бак вернулся к кровати и начал расстегивать брюки.

– Ты снимаешь брюки?

– Так принято. Раздевайся, или в следующую минуту я сорву с тебя одежду и ты не сможешь покинуть меня, пока ее не починишь – а на это могут уйти годы.

На глазах Анники, начавшей дрожащими пальцами расстегивать пуговицы на жакете, выступили слезы.

– Не говори об этом, Бак. Пожалуйста, не напоминай мне. Я не могу остаться, а ты не хочешь уехать со мной.

Сняв рубашку, он отбросил ее в сторону. Вслед за ней на пол полетели брюки. Он сел на кровать и, обняв одной рукой Аннику за плечи, протянул другую к застежке на ее юбке. Губы его приблизились к ее рту:

– Заткнись, Анника.

ГЛАВА 17

Боясь, как бы он и в самом деле не исполнил своей угрозы, Анника быстро разделась. Однако она так и не смогла заставить себя снять нижнюю рубашку у него на глазах. Оставшись в одних кальсонах, Бак опустился перед ней на колени и начал расстегивать пуговки на ее ботинках. Покончив с этим, он стащил с ее ног кружевные подвязки и чулки.

Анника ожидала, что сейчас он поднимется с колен и заключит ее в объятия. Однако он начал массировать ей ступни ног. Анника закрыла глаза и, опершись на локти, откинулась назад, наслаждаясь медленно разливающимся по телу теплом. Размяв ей одну ногу, он взял в руки другую и принялся проделывать с ней то же самое. Анника издала вздох удовольствия, чувствуя, что замурлыкала бы сейчас, если бы была кошкой.

Отпустив вторую ее ногу, Бак взял Аннику за руку и заставил сесть.

Все еще стоя перед ней на коленях, он прошептал, уткнувшись ей лицом в плечо:

– Ты так прекрасна.

Обняв его за шею, Анника привлекла его к себе. Теперь, когда напряжение, в каком она находилась все это время, спало, сжигавшее ее страстное желание утратило свою остроту. Ей было вполне достаточно сидеть рядом с ним, обнимая его за шею, так как она знала, что сегодня ночью она вновь будет принадлежать ему. Бак, судя по всему, чувствовал то же самое. Она могла сказать это по тому, как он держал ее сейчас, словно она была хрупким цветком из снега, который мог рассыпаться от первого же дуновения ветра.

Однако его руки и губы оставались неподвижными недолго. Вскоре он уже водил носом по ее горлу, целовал в подбородок, ласкал языком ухо.

Забыв обо всем на свете, Анника застонала от наслаждения.

Бак вновь впился в ее губы долгим страстным поцелуем, продолжая в то же время ласкать ее спину, бока, грудь. Он накрыл ладонями обе ее груди и принялся большими пальцами тереть ей соски, пока они не встали, натянув тонкую ткань рубашки. Анника прижалась к нему, молча требуя большего.

Рывком он снял с нее рубашку и, склонившись, стал сосать по очереди ее соски, пока она не начала кричать от сжигавшего ее безумного желания.

Улыбаясь, Бак поднялся и, сбросив одеяла и шкуры, нежно опустил ее на кровать. После чего, быстро раздевшись, присоединился к ней. Смутившись при виде его нагого тела, она отвернулась.

– В наготе нет ничего плохого, Анника.

Она уткнулась лицом ему в плечо.

– Ты когда-нибудь до меня видела нагого мужчину? – Он хотел это знать, как хотел знать о ней все, чтобы было о чем вспоминать, когда она его покинет.

– Нет. – Ее ответ прозвучал приглушенно, и она покачала слегка головой, все так же не отрывая лица от его плеча.

– Хорошо. А теперь расскажи мне об этом твоем женихе, – он вновь прижался губами к ее груди, нежно сжал зубами сосок, исторгнув у нее стон, – который никогда не вызывал в тебе чувств, какие ты испытываешь сейчас.

Покачав головой, Анника с трудом выжала из себя:

– Сейчас? Я не могу… говорить о Ричарде… сейчас!

Бак провел языком от одного соска к другому.

– Надеюсь, ты никогда не сможешь заговорить с ним снова, не вспомнив об этой минуте.

Обхватив ладонями его лицо, она заставила Бака посмотреть на нее.

– Никто, ты слышишь меня, никто и никогда не вызовет во мне тех чувств, какие я испытываю к тебе.

Он покачал головой.

– Ты говоришь так сейчас. Но, когда ты вернешься в Бостон, к прежней своей легкой жизни, у тебя обязательно кто-нибудь появится.

Напуганная его словами Анника еще крепче прижала Бака к себе. Его большое тело было тяжелым, и веревки кровати заскрипели, когда он лег на нее.

– Не говори так, Бак. Пожалуйста. Не говори вообще ничего.

Он замолчал, продолжая ласкать ее тело. Его рука коснулась завитков между ее ног, и она подалась вперед и прижалась к его ладони. Его пальцы скользнули в жаркие влажные глубины, и стон сорвался у него с губ. Она была уже готова.

Его набухший член пульсировал у ее бедра. Бак знал, что не может больше ждать, но он знал также и другое: сегодняшняя ночь была, скорее всего, последней их ночью любви, поскольку завтра ему, вероятно, придется отвезти ее в Шайенн.