В Калифорнии морозов не бывает, стр. 62

Глава 8

В ту зиму я полетел в Москву в феврале. Я помнил, что в феврале в России не бывает тепло почти нигде. И мама по телефону сказала, что мороз до десяти градусов. Марк тоже говорил, что холодно.

Там было холодно, но это, наверное, казалось после Калифорнии. Настоящей зимы опять не было. Была серость, сырость и слякоть, которая разъезжалась под ногами. Как может быть слякоть, если минус десять? Как вообще может быть слякоть в большом городе? Такая грязь, будто перед зимой асфальт специально засыпали глиной. Если бы глина была одна, она замёрзла бы. Но я видел, как посыпали глину солью. Поэтому глина не замерзала, слякоть расползалась под ногами, летела из-под колёс проезжающих машин, я был всё время грязный. Ходить по Москве было неприятно. Зачем я ходил по улицам? Не знаю.

Наверное, потому, что мне здесь больше нечего было делать. Тогда я не помнил, что прилетел, чтобы найти жену. Я не знал, как её искать. Я даже не представлял, какая она должна быть. А прилетел, чтобы найти. Совсем с ума сошёл.

Однажды я поехал на проданную больше шести лет назад дачу. На электричке, у меня же не было здесь машины. И на прокат негде было взять. Кричали о демократии и рынке, а элементарных вещей так и не было. Азия.

В электричке было даже хуже, чем я помнил. Воняло, было грязно, окна разбитые. И какие-то ненормальные без конца ходили по вагонам, некоторые продавали всякий хлам, некоторые просто просили милостыню. Я дал какой-то женщине с ребёнком доллар. Когда выходил на нужной остановке, увидел, как эта женщина дралась с другой, у которой было двое детей. Обе женщины страшно матерились. Дети обеих женщин спокойно стояли в сторонке и наблюдали. Один мальчик курил. Ему было лет семь.

По дороге к даче я чуть не заблудился. Всё очень изменилось, было много новостроек, кирпичные дома за бетонными заборами. Моя бывшая дача тоже теперь была за бетонным забором. Я чуть не прошёл мимо, только потом сообразил, что за этим забором — моя бывшая дача. В заборе были железные ворота, возле них — электрический звонок. Я позвонил, через минуту ворота открылись, толстый парень в камуфляжной куртке спросил, что надо. Я сказал, что хотел бы посмотреть свою бывшую дачу. Он молча плюнул себе под ноги и с грохотом закрыл ворота. Пока ворота были приоткрыты, я успел заметить, что никаких яблонь по обеим сторонам мощённой камнем дорожки уже нет. Дорожки тоже нет, от ворот до дома — сплошной асфальт. И дом уже другой. Кое-что от него еще осталось, но мало. Крыльцо было переделано, входные двери — железные, окна другие, кажется, стеклопакеты. Еще была готовая пристройка сбоку и недостроенный третий этаж. Всё это производило очень неприятное впечатление. Я пожалел, что сюда приехал. Я тогда подумал: может быть, пройти по улице, посмотреть, что осталось от соседских дач? Потом решил, что незачем это делать. Может, их тоже все переделали. Бетонными заборами были огорожены почти все участки. За многими заборами виднелись высокие, иногда даже трёхэтажные, дома, окна у них были узкие, как бойницы. Будто хозяева готовились отражать атаки неприятеля. Я невольно представил за этими бойницами защитников с луками и стрелами. Нет, Россия всегда была и всегда будет Азией. Азиатчиной. Какая, к чёрту, демократия? Просто выучили новое слово, наследники Батыя.

По дороге на электричку я огляделся. Здесь тоже не было зимы. Был холодный ветер, но всё равно не зимний, а сырой. Откуда здесь всё время сырость? Сегодня утром я сам смотрел на термометр за окном, было минус восемь. Может, действительно было минус восемь, но сырость всё равно была. А снега почти не было. Какой и был — не снег, а так, выпавшие осадки подмороженного смога. И дорога тоже была скользкой. Не лужи под белым тонким льдом, а та же слякоть. Наверное, здесь тоже посыпали солью. Вряд ли весной здесь вырастет трава и распустятся деревья. Через пару десятков лет здесь будет пустыня. Её кто-нибудь из этих дикарей купит, построит казино, отели, рестораны. А нормальные дороги не построят. К роскошным подъездам дорогих отелей будут подъезжать роскошные автомобили, разбрызгивая колёсами незамерзающую слякоть. Азия.

С вокзала я решил сразу ехать домой, но почему-то вспомнил, как Марк рассказывал о новом казино, и подумал, что это надо увидеть. Не знаю, зачем мне сдалось это казино. В Америке я их столько видел, и не только в Америке. Везде они примерно одинаковые. Ничего интересного, тем более, что я не играю. Я вообще не люблю никакие игры, мне не интересно даже выигрывать, а проигрывать неприятно. А играть на деньги — это глупо. Много и тяжело работать, чтобы потом выбрасывать заработанное на ветер? Не мой стиль.

Я нашёл это казино, снаружи оно ничем не отличалось от других, которые я видел. Только за стеклянной дверью была табличка «Охраняется милицией». Я тогда подумал: вот интересно, казино охраняется милицией, а всё остальное — кем? Я подумал, что надо эту мысль запомнить, пригодится, чтобы вставить куда-нибудь. Потом вспомнил, что мне больше некуда вставлять такие мысли, фельетонов я давным-давно не пишу, художественной литературы — тоже, а в голливудском фильме это будет неуместным. Никто просто не поймёт юмора.

Я уже хотел ехать домой, но тут из казино вышла женщина в длинной белой шубе, остановилась на ступенях и закурила. В сумерках я не видел её лица, но у меня вдруг сильно застучало сердце. Женщина была маленькой и худенькой, с растрёпанными короткими волосами, а главное — она была как-то очень неуместно одета. Сумерки, грязь, слякоть, ветер сырой и промозглый, а она — в белой длинной, до земли, шубе нараспашку, под шубой — тёмное платье с блёстками, и сапоги на очень высоких и тонких каблуках, и растрёпанная голова торчит на тонкой шее из широкого воротника… Она стояла ко мне боком, а лицо совсем отвернула, смотрела куда-то в конец улицы. Я пошёл к ней, остановился почти рядом. Она меня не замечала. Я спросил:

— Как вас зовут?

Она обернулась, бросила сигарету прямо на ступеньки, оглядела меня с ног до головы и равнодушно сказала:

— Сто баксов — и зови хоть Петей.

Наверное, ей было лет пятнадцать. Может, двадцать, я не знаю. Недавно я заметил, что перестал понимать возраст женщин. Наверное, это из-за Голливуда. Там никогда не поймешь, сколько женщине лет, двадцать или пятьдесят. Или меньше, или больше. Там женщины какие-то одинаковые, не только актрисы, вообще все. Почти все. Темнокожие всё-таки хоть чем-то отличаются. Но тоже с возрастом не ясно. А голоса у всех старые, даже у совсем молодых. Или гнусавые, или хриплые. В Израиле у женщин молодые голоса, сильные. Но в Израиле все женщины старые, даже если по возрасту молодые, то всё равно выглядят старыми. Повадка у них такая, что ли. Я уже не помню, почему у меня такое впечатление осталось.

А эта была совсем молодая, даже маленькая. Только накрашена сильно. Я спросил:

— Извините, вам сколько лет?

Девушка засмеялась и сказала:

— Не парься, я совершеннолетняя.

Когда она смеялась, были видны дёсны. Вот этого я совсем не люблю. Некоторым женщинам нельзя смеяться. Я сказал:

— Извините, я обознался. Принял вас за другую.

Девушка вынула из кармана шубы пачку сигарет, опять закурила, равнодушно спросила:

— А кого ищешь? Малолетку? Или чтоб на кого-то похожа была?

Я сказал:

— Нет, ничего такого. Я жениться собрался. Вот, приехал жену выбрать.

Девушка посмотрела на меня как-то странно и спросила:

— Здесь, что ли, жену выбрать? Ты что, извращенец? Или вообще уже псих? Чеши отсюда, пока я мальчиков не позвала. Нам здесь только сумасшедших не хватало.

Я тогда подумал: хорошая идея для сентиментального фильма. Сюжет — прямо из жизни: главный герой — богатый и знаменитый иностранец, главная героиня — юная проститутка, они случайно встречаются, влюбляются друг в друга, преодолевают всякие препятствия, герой спасает героиню от бандитов, героиня самоотверженно выхаживает раненого героя… Можно немного погонь и перестрелок, но никакой порнухи, всё очень сдержанно, серьёзно и романтично. Этот сценарий я напишу сам, до последнего слова, и диалоги все сам напишу, и актёров сам выбирать буду. Ну, насчёт выбора актёров — это меня уже занесло, кто ж сценаристу такое позволит? Но в договоре всё равно надо предусмотреть пункт об участии сценариста в выборе актёров. Это вопрос принципиальный. Если не согласятся — не отдам сценарий. Напишу книгу, пусть потом права на экранизацию покупают.