Джонни Тремейн, стр. 50

5

Верхом на Сэнди и с Нэн в поводу Джонни проехал по Лягушачьей аллее, окаймляющей выгон. Теперь он был осмотрительней и старался не ездить через английские бивуаки. Водить лошадей полковника Смита входило в обязанности Дава, но Джонни всегда выполнял эту работу за него, а Дав в это время спал.

На выгоне граф Перси муштровал свою бригаду — все три полка. Впрочем, Перси этим занимался всегда. Он не оставлял солдат в покое ни на минуту, обучая и муштруя их всё время. Никто из бостонских командиров не мог с ним равняться. Это был примерный офицер.

Хотя по всему выгону маршировали и строились войска, Джонни решил оставить лошадей пастись на берегу Чарлз-ривер, а самому пробраться на выгон, прячась за плетнями. Джонни знал, что для коней свежая травка столь же заманчива, как для него конфеты — если б они были! День выдался тёплый, и Джонни ехал в одном камзоле. Апрель походил больше на май в тот год. Какая-то лень и чувство покоя овладели всем существом мальчика. Повернув на тропинку на нижнем конце выгона, он думал только о том, как будут наслаждаться лошади свежей зелёной травой и с каким бы удовольствием сам он сейчас съел бы конфету.

Он не обратил внимания на небольшую группу солдат в алых мундирах, которые зачем-то копошились в солончаках. Наверное, ужей ловят, а впрочем, не всё ли равно? Лошади опустили головы, чуть расставили ноги и жадно принялись рвать молодую травку.

Джонни вдруг услышал зловещую дробь барабана. Это была не обычная, рассыпчатая дробь. Казалось, вся бригада Перси шла на Джонни походом. Единственное место, которого они не наводнили собой, был клочок утрамбованной земли, где стояли плетни и где сейчас находились Джонни с Сэнди и Нэн. Взвод за взводом подходили всё ближе. Сэнди, старый боевой конь, заслышав барабан и топот ног, поднял голову, выгнул шею, задрал хвост — словом, принял боевую позицию. Нэн, которая относилась неодобрительно ко всему, что было связано с армией, продолжала щипать траву.

Джонни поглядел кругом себя. Только теперь он понял, чем были заняты люди в алых мундирах, копошащиеся в солончаках. Он увидел капеллана с открытым молитвенником в руках, деревянный гроб и наскоро вырытую могилу. Восемь солдат и офицер с ними вовсе не ужей ловили (как следовало бы в такой ленивый, жаркий день): они готовились к расстрелу. А тот, связанный по рукам и ногам человек с повязкой на глазах, — дезертир. Перси вывел всю бригаду в надежде, что после этого зрелища другим будет неповадно дезертировать.

Голубая блуза, рыжий хохолок. Значит, бедняга Пампкин попался в конце концов! Ему предстояло умереть не в красивом мундире его королевского величества полка, а в крестьянской одежде, которую Джонни для него раздобыл.

Мальчик стиснул зубы. Окружённый плетнями, он был как в западне. Уйти некуда. Напротив него, в позе «смирно», с глазами, устремлёнными вперёд, стояли солдаты в количестве тысячи, а может быть, двух тысяч человек; позади — карательный отряд. Дальше — река. Барабанщики в своих медвежьих шапках окаменели с палками на весу. По застывшим глазам, по бледным, взмокшим лицам Джонни догадывался о том, что делается у него за спиной. Какой-то молодой офицер весь позеленел. Один Сэнди, казалось, радовался. Услышав барабанную дробь и пальбу, он поднял голову ещё выше. Нэн взвилась на дыбы — полковник Смит наверняка скатился бы с неё.

Джонни закрыл лицо руками. Лицо его было мокро, руки дрожали. Он думал о голубой блузе, которую сшила для него мать, теперь разорванной пулями в клочки.

Пампкин так мало требовал от жизни. Ферма. Коровы. Рэб получил свой долгожданный мушкет, это верно, но Пампкин не заведёт уже собственного хозяйства. Несколько футов в длину, несколько в ширину в конце бостонского выгона — вот и вся американская земля, какою он будет владеть отныне и навеки.

— Не отставать! Шагом марш!

Это шёл отряд, который расстрелял Пампкина. Они были совсем близко, за его спиной. Джонни не повернул головы. Вот они прошли мимо него, и в его поле зрения попали их спины. Это были гренадеры в медвежьих папахах, с отвёрнутыми фалдами, из-под которых виднелись белые рейтузы. Квадратные алые плечи, и на каждом плече — мушкет. На конце каждого мушкета — круглый злобный глазок, и каждый глазок, казалось, устремлён на него. Восемь беспощадных глаз. Казалось, что смотришь в лицо самой смерти.

Джонни был мальчик храбрый и предприимчивый, от драк не увиливал никогда, а драк на пристанях хватало. Ни разу ещё ему не приходилось усомниться в собственной отваге. А сейчас усомнился.

Он не мог себе представить, чтобы кто-нибудь имел мужество устоять против этих кровожадных маленьких глаз. Сам он ни за что бы не устоял.

А Рэб, неужели и он когда-нибудь испытывал такое? Глядя на него, невозможно себе это представить. Если у него когда и были колебания, он ими ни с кем не делился. Джонни решил и сам держаться так. Смерть Пампкина, однако, потрясла его.

X. «Мятежники, разойдись!»

1

Четырнадцатое апреля, 1775 год.

Агенты генерала Гейджа — они выдавали себя за безработных янки — выполнили задание и вернулись. Все полковники собрались в губернаторском доме, чтобы вместе с генералом Гейджем послушать отчёты этих агентов. Об этом узнали и Джозеф Уоррен и Поль Ревир. Джонни Тремейн и тот знал. Впрочем, узнать, что агенты вернулись и отчитываются перед главнокомандующим, было нетрудно, а вот что же они рассказали — этого не знал никто.

Пятнадцатое апреля.

Это число пришлось на субботу. Все полки получили приказ за подписью самого Гейджа. Гренадерские и стрелковые соединения снимались с дежурства вплоть до особого распоряжения. Должно быть, предстояли какие-то манёвры.

Джонни своими глазами видел приказ, вывешенный в нижнем коридоре «Чёрной королевы».

— Новые манёвры! — проворчал какой-то офицер. — Что это вздумалось старушке Гейджу?

Зато лейтенант Стрейнджер присвистнул и рассмеялся, прочитав приказ.

— Ну вот, — сказал он, — это уже похоже на дело.

Каждый полк имел две роты, предназначенные для выполнения специальных заданий. Эти пехотные части состояли из самых смышлёных и энергичных солдат в полку. Лейтенант Стрейнджер был пехотным офицером. Стрелки-пехотинцы были снабжены самыми лёгкими видами оружия, вели разведку и использовались для фланговых обходов. В гренадерский полк обычно набирали парней высоких, проворных, сильных, из тех, что рвутся в бой.

Если в одиннадцати полках отобрать по две роты, то в общей сложности получается около семисот человек.

Весь день чувствовалось, что происходит нечто необыкновенное. Джонни заметил это ещё по багровому лицу полковника Смита. Подобрав живот, полковник бодро прошествовал в конюшню «Чёрной королевы». Глаза его горели. Не воинственным ли огнём?

Лейтенант Стрейнджер так чему-то обрадовался, что кинул Даву три пенса.

Весна наступила необычайно рано. Персиковые деревья во дворе «Чёрной королевы» были уже в цвету. Стрейнджер так и сиял — что-то готовилось, это несомненно.

На выгоне Джонни застал полк графа Перси. Там снимались орудия с передков и начищались две пушки. Солдаты со штыками выстроились в очередь у точила.

Ну, и что же? Не в первый раз они точат штыки. Что означала их деятельность? А может быть, она ничего не означала?

Джонни отправился к мистеру Ревиру, жена мистера Ревира советовала поискать его у доктора Уоррена. Он застал обоих в кабинете доктора, где они строили всевозможные планы и прислушивались к рассказам, которые так и сыпались со всех сторон. Человек двенадцать по крайней мере, кроме Джонни, отметили возбуждение, царившее среди офицеров, и усиленные приготовления солдат. Но когда именно намерены они были выступать? Кто должен был командовать ими? Этого не знал никто. Вероятно, это было известно одному Гейджу; впрочем, перед самым началом выступления ему придётся сообщить офицерам.