Благородный защитник, стр. 10

Глава 4

Убежать из дома Пейтона оказалось так легко, что Кирсти даже удивилась. Конечно, следовало признать, что присмотр за ней заметно ослаб после того, как она целую неделю была такой послушной и благонравной, что, окажись свидетелями этого члены ее семьи, они не узнали бы своей девочки в этой тихоне. И все же приятно было сознавать, что убежать ей удалось, потому что она ужасно умная. И очень храбрая.

Она машинально одернула черный шерстяной дублет, в который была одета, – очень простой, скорее даже фуфайку, и вновь пустилась в путь по узким улицам и проулкам города. Костюм ее был не настолько богат, чтобы привлекать внимание людей опасных и внушать ужас робким, но вполне приличен – любому становилось ясно, что обладатель этого дублета может себе позволить заплатить за услугу монету-другую. Так как деньги она копила годами ценой невероятных лишений, ей казалось, что этой суммы хватит на то, чтобы уговорить кое-кого распустить языки. Если сэр Родерик мог с помощью денег не только совершать свои злодеяния, но и покупать молчание, то уж наверняка ей удастся с помощью денег помешать ему. Никогда прежде ей не доводилось пользоваться такой свободой – бродить по городу, разговаривать с кем захочешь, где захочешь и так долго, как захочешь. Наконец-то у нее появился шанс собрать свидетельства против Родерика! И рассказать людям о нем, чтобы новые невинные жертвы не попали к нему в руки.

Целых пять часов понадобилось Кирсти, чтобы понять, что она скорее всего зря тратит время и деньги. Голова у нее болела так, будто стена равнодушия и недоверия, о которую она безуспешно билась, была самой настоящей стеной. Сердце разрывалось от беспрерывных огорчений и разочарований – повсюду она встречала пустившую глубокие корни апатию. Прежде она думала, что это страх заставляет людей молчать, и, возможно, какое-то время так все и было, но слишком многие из повстречавшихся ей людей просто-напросто не желали вникать в проблему. Или заставляли себя не вникать – потому что у них хватало забот и без этого.

Человек дает мальчишкам шанс выбиться в люди – а его еще и бранят! Да что ж это такое!

У меня своих одиннадцать, мал мала меньше, где уж мне о чужих беспокоиться!

Давно пора очистить улицы от малолетнего ворья! Эти беспризорники – настоящая чума!

Высказывания такого рода огнем горели в ее мозгу. Высказывания невежественных и бессердечных. Или молчание тех, кто боялся сэра Родерика, что еще хуже. Можно понять бессердечие мужчин и с трудом найти ему оправдание, но как понять матерей семейств? Как бы ни были эти женщины ожесточены и измучены тяжелой жизнью, но за собственных детей должны же они были испытывать страх! Неужели все они настолько слепы, что полагают, будто только нежеланные дети подвергаются опасности?

Пробираясь задами к дому Пейтона, она попыталась подбодрить себя мыслью о том, что поговорить ей удалось не со всеми горожанами, остались еще сотни других. Может, найдется среди них кто-то, кто рискнет нарушить молчание, поймет, что подобное зло можно победить, лишь признав его существование и дав ему отпор. Да, задача это нелегкая.

Крошка Элис даже рот открыла от изумления, увидев Кирсти на пороге кухни. Кирсти мысленно чертыхнулась. Пробраться обратно в дом оказалось труднее, чем тайком выбраться из него. Впрочем, Крошка Элис, как обычно, была поглощена заботами о детях, и Кирсти, прикрыв за собой дверь, спокойно улыбнулась добродушной шотландке. Возможно, ей представился случай завербовать себе союзника среди домочадцев Пейтона.

– Чем же это миледи занималась? – спросила Крошка Элис подозрительно.

– Пыталась найти в этом жалком городишке хоть кого-то, кто рискнул бы поднять голос против моего мужа, – ответила Кирсти.

– И что, обязательно было для этого одеваться мальчиком?

– Люди гораздо свободнее будут говорить с мальчиком, чем со знатной леди. Кроме того, как леди я больше не существую, потому что утонула. Верно?

Крошка Элис присела за стол, подперла круглый подбородок ладонью и хмуро посмотрела на Кирсти:

– Это опасно.

– О да. Но жить с сэром Родериком тоже было опасно. Не может быть, чтобы ни одна душа в этом проклятом городе ничего не знала! Чтобы негодяй год за годом крал детей и никто ничего не замечал.

– Не хотят говорить, да?

– Не хотят. – Кирсти вздохнула и опустилась на одну из лавок, стоявших по обеим сторонам длинного стола. – А я-то, дура, думала, что все у меня получится. Но почти на каждом углу встречала равнодушие и недоверие. Да, Родерик знает, что делает! Ему-то известно, что люди либо не поверят, либо останутся равнодушными, когда дело коснется самых бедных, а то и вовсе брошенных детей. Я просто не могла в это поверить.

– Да, это правда, пусть и горькая, но так оно и есть. Каждый заботится лишь о собственной безопасности и безопасности своей семьи. Так что совсем вам ни к чему снова выходить в город. – В последних словах Крошки Элис прозвучали едва заметные вопросительные интонации.

– Это очень большой город, Крошка Элис. И где-то там, на его улицах, должна найтись хотя бы одна храбрая душа. Кроме того, то, что сэр Пейтон сейчас нашептывает богатым и могущественным, я стану говорить бедным и беспомощным. Да, может, они и не станут помогать мне или обличать сэра Родерика открыто, но уверена, что к моим словам они все-таки прислушаются. Мои предостережения западут хоть в какие-то сердца, останутся хоть в чьей-то памяти. Рассказанные шепотом истории об ужасных злодеяниях распространятся по городу с такой же быстротой, как и при королевском дворе.

– О да. Слухи расходятся очень быстро.

– Думаю, скоро Родерик уже не сможет взять в городе любого приглянувшегося ему ребенка. Пусть даже многие не поверят слухам, но всякий раз, когда Родерик вздумает взять себе нового ребенка, слухи заставят родителей призадуматься – отдавать или не отдавать свое чадо. Если же сэр Пейтон покончит с Родериком раньше, чем моя деятельность принесет ощутимые плоды, мои усилия все равно не пропадут даром. Некоторых детей удастся спасти.

Крошка Элис кивнула:

– Что ж, может, и так. Стараешься ты, конечно, не зря, но милорд тебя не похвалит.

– Это уж точно. Не похвалит.

Кирсти медленно обернулась и увидела Пейтона. Он был как обычно неотразим. Он просто не мог быть другим, даже когда сердился. Он стоял в дверях, скрестив руки на широкой груди и расставив длинные, стройные ноги. Его красивое лицо дышало гневом.

– Все ли хорошо прошло при дворе? – спросила она любезно.

Пейтон лишь покачал головой. Она совершила опрометчивый поступок, нарушив его приказ, а держится как ни в чем не бывало. И как здорово у нее это получается. Он подошел к ней, схватил за руку и рывком поднял со скамейки.

– Нам предстоит небольшой разговор, – сказал он и вышел из кухни, волоча ее за собой.

Кирсти бросило в жар от его прикосновения, приятное тепло разлилось по телу, хотя она знала, что ничего хорошего ей Пейтон не скажет. Но это почему-то не волновало девушку. Она думала лишь о том, как приятно касаться его руки.

– Ты куда ее тащишь?!

Кирсти нехотя оторвала взгляд от широкой спины Пейтона и посмотрела на Каллума, принявшего воинственную позу. Пейтон остановился.

– Он собирается читать мне нотацию, – объяснила Кирсти.

– Ты, видимо, здорово его разозлила, – сказал Каллум, поумерив свой пыл, как только понял, что с Кирсти все в порядке.

– Думаешь, я собираюсь ее поколотить, да? – спросил Пейтон.

– Разозлившись, мужчины так обычно и поступают, – ответил Каллум.

– Не все.

На лице мальчика отразилось недоверие.

– Пойду-ка я, пожалуй, с вами.

– Очень мило с твоей стороны, Каллум, что ты заботишься обо мне, но я бы не хотела, чтобы меня ругали прилюдно, – сказала Кирсти и, понизив голос, добавила: – Он не станет меня бить.

– Ты уверена?

– Уверена.

После минутного колебания Каллум отошел в сторону. Пейтон отвесил мальчику поклон и поволок Кирсти дальше, в комнатушку, где он обычно проверял счета. Пока продолжался разговор с Каллумом, гнев Пейтона поутих. Он заметил, что девушка нисколько не боится, и усадил Кирсти в большое, украшенное резьбой кресло.