Жертвы, стр. 17
Потом закрыл левый глаз и снова взглянул на снимки.
— Что такое? — пробормотал он.
Аура, казалось, исчезла. Снимки теперь выглядели вполне обычными.
Он снова посмотрел одним левым глазом.
Светящаяся тень вновь появилась.
Миллер в задумчивости стал кусать нижнюю губу, недоумевая, почему аура проступает только тогда, когда он смотрит на снимки пересаженным глазом? Он тряхнул головой, пораженный не только тем, что способен видеть свечение вокруг фигуры доктора Кука, но тем, почему это с ним происходит.
Что же, черт возьми, это такое?
Глава 17
Два угона самолета, взрыв бомбы, подложенной террористами в Италии, постоянно растущая безработица и серия изнасилований, ограблений и убийств.
День, как две капли воды похожий на любой другой, думал Миллер. Он сидел, поставив стакан на ручку кресла, и смотрел новости. В глазах у него защипало, как будто в них попал песок, и он осторожно протер нежные выпуклости. Рядом с ним стояла бутылка виски, на три четверти пустая, но Миллер совсем не был пьян. Вообще, он не помнил, когда был последний раз пьян в стельку. Возможно, сегодня не мешало бы это исправить, рассуждал он, поднося стакан ко рту.
Зазвонил телефон.
На мгновение Миллер застыл, прислушиваясь к хриплым звонкам. Потом повернулся в своем кресле и, обведя взглядом полутемную гостиную, уставился на стол, где стоял телефон.
Он продолжал звонить.
Миллер нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и теперь диктор лишь беззвучно шевелил губами.
Телефон все еще звонил.
Миллер встал и подошел к столу. Занес руку, чтобы снять трубку, и застыл с поднятой рукой, пытаясь успокоиться.
Не дважды же за один вечер, подумал он с тревогой.
Выждав еще несколько секунд, Миллер хотел было снять трубку.
Звонки прекратились.
Миллер вздохнул и посмотрел на телефон и свою занесенную над ним руку.
Он уже собирался опустить ее, когда снова раздался хриплый звонок.
На этот раз он схватил трубку и прижал ее к уху, стараясь не нервничать.
— Фрэнк, ну слава Богу! Как ты себя чувствуешь? — спросил Филип Дикинсон. — Извини, что беспокою так поздно. Мне передали, будто ты готов приступить к работе, и я решил заранее предупредить тебя: в расписание съемок внесены кое-какие изменения. На завтра мне потребуются новые спецэффекты. Я понимаю, что в твоем распоряжении не слишком много времени, но другого выхода нет.
— Что тебе нужно? — спросил Миллер.
— Понимаешь, будет сниматься эпизод, где каннибалы врываются в детский приют.
Миллер оживился, предвкушая интересную работу.
— Эта сцена сорок три по сценарию, если захочешь почитать, — продолжал режиссер. — Мне понадобится оторванная рука. Остальные эффекты — как по сценарию. Извини, конечно, что уведомляю тебя так поздно, Фрэнк.
— Не волнуйся. — Миллер глотнул виски. — Сейчас же этим и займусь.
Они наскоро попрощались, и Миллер положил трубку.
Он повернулся и направился в прихожую, даже не выключив телевизор. Отыскав в мастерской свой экземпляр сценария, полистал его и нашел нужную сцену. На полях красными чернилами было написано:
ОТОРВАННАЯ РУКА
МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК
Миллер взглянул на часы. Одиннадцать тридцать шесть. Он приступил к работе.
Час пятьдесят восемь ночи.
Миллер медленно провел указательным пальцем по ободку стакана и оглядел предмет, лежавший перед ним на верстаке.
Рука была оторвана по плечо, в окровавленной плоти кое-где видна раздробленная кость. Вокруг кисти глубокие раны. Пальцы широко растопырены, готовые ухватиться хоть за что-нибудь.
Специалист по киноэффектам был удовлетворен своей работой. Рука точь-в-точь как натуральная. Прямо как в приемном отделении, куда доставляют пострадавших, подумал он, весело хихикнув.
Рука была сделана из жесткого поролона и покрыта резиной, чтобы прибавить ей эластичности. Для придания формы Миллер наложил латекс. Работал он быстро и ловко. Дав руке затвердеть, покрасил ее. По сценарию, рука должна была двигаться — проползти по полу и схватить актера за лодыжку. Но за столь короткое время, отпущенное Миллеру, он не успел бы изготовить потайные моторчики и механические приспособления, которые могли бы придать бутафорской руке все качества и возможности живой. Он решил упростить задачу: актеру надо будет просунуть свою руку, загримированную под оторванную, сквозь отверстие в полу. Правда, вначале придется снимать, как рука ползет по полу. Миллер уже неоднократно практиковал такой прием в тех случаях, когда требовалось снять отдельные части тела. Например, на макете отрубали голову, в образовавшееся отверстие просовывал свою голову актер, а вокруг его шеи наносилась искусственная кровь и прикреплялись куски плоти из латекса — полная иллюзия, что отрубленная голова еще живет. Нет ничего проще, думал он, улыбаясь.
Наполнив стакан, Миллер снова взглянул на свое изобретение. Потом пробежал глазами по странице измятого киносценария.
— "Каннибалы хватают ребенка и тащат его на кухню, — усмехнувшись, вслух прочитал Миллер. — Между одним из них и поваром завязывается драка. Ребенок..."
Он поднял глаза от сценария и покачал головой. И ведь кто-то же платит больше четырех миллионов долларов за такое дерьмо! Кинобизнес никогда не переставал удивлять его.
— "Ребенок", — проговорил он, равнодушно взглянув на пометку красными чернилами на полях.
МЕРТВЫЙ РЕБЕНОК
Миллер почесал затылок. Значит, работы прибавится? Он допил стакан одним большим глотком и быстро наполнил его снова. Руки его при этом слегка тряслись.
Миллер посмотрел на телефонный аппарат.
В тишине оглушающе стучали часы.
Он закрыл глаза, почувствовав, что пропадает резкость очертаний. Открыв их через минуту, снова уставился на телефон. Прерывисто дыша, протянул руку к трубке и, поколебавшись, наконец снял ее.
Миллер поднес трубку к уху и долго вслушивался в монотонный гудок.
Стараясь унять дрожь в руке, он с силой сжал ее в кулак, потом постепенно расслабил. Ничего не помогало: пальцы тряслись.
Миллер заскрежетал зубами и, наконец, решившись, стал набирать номер.
Глава 18
Помещение в Новом Скотленд-Ярде, отведенное для проведения пресс-конференции, оказалось слишком тесным.
По прикидке Гибсона, не меньше тридцати журналистов набилось в комнату с ковром на полу, в которой уже стоял сизый туман от множества выкуренных сигарет. Время от времени взрывались вспышки, неумолчно щелкали фотоаппараты, журналисты громко переговаривались между собой. Инспектор сыскной полиции перебирал лежащие перед ним стопкой бумаги, будто не знал, чем занять свои руки.
Рядом с ним за столом, занявшим добрую половину комнаты, сидел патологоанатом Сэм Лумис, пожилой мужчина, деловито раскуривавший свою трубку. Гибсону казалось, что в клубах поднимавшегося к потолку табачного дыма Лумис и сам вот-вот задымится. Лицо красное, на лысине выступили серебристые капельки пота.
За Лумисом сидел Лоренс Чапмен, комиссар полиции — высокий, болезненно худой, с резкими чертами лица и короткими седыми волосами. В нем трудно было угадать облеченного большой властью человека, которому подчинена вся полиция Сити и который руководит ею с необычайной легкостью, но внешний вид часто обманчив. Несмотря на кажущуюся растерянность, в работе Чапмен был настоящим дьяволом.
Начиная свою карьеру сыщиком, он дважды удостаивался отличий за храбрость, причем во второй раз получил пулевое ранение в плечо из оружия 38-го калибра, что стало для него постоянным напоминанием об опасности службы.
Сзади него сидел сержант сыскной полиции Чандлер и ковырял в зубах сломанной спичкой. Заметив, что Чапмен смотрит на него с возмущением, он прекратил свое занятие.
Терри Уорнер подошла вплотную к столу и не сводила взгляда с этих четверых мужчин, ожидая минуты, когда можно будет задавать вопросы. Операторов с телевидения на конференцию не пустили, о чем было объявлено только накануне. Видя, что представителям полиции, очевидно, нечего особенно сказать, она удивилась: зачем надо было брать на себя лишние хлопоты, приглашая их на эту встречу? Увидев, что со своего места поднимается Чапмен, она решила, что теперь сможет узнать, что хотела.