Возмездие, стр. 20

— Ну, как вам понравилась ночная жизнь Хинкстона? — Поджав под себя одну ногу, она уселась на банкетку, стоявшую у столика.

Дженнингс мгновение колебался, потом подошел к двери и закрыл ее. Паула с улыбкой наблюдала, как он берет с тарелки сандвич, как жует, стоя перед ней. Протянув руку, она коснулась его бедра, провела пальцами по ширинке.

«Что ж, игра в разгаре, теперь твой ход», — сказал себе Дженнингс.

Проглотив остатки сандвича, он взглянул на нее сверху вниз. Она и не подумала прекратить свое занятие, напротив, все энергичнее поглаживала его член, уже явственно проступавший под тканью джинсов. Паула улыбнулась ему; сияющие глаза-сапфиры, казалось, гипнотизировали Дженнингса.

— А как насчет твоих родителей? — спросил он тихо.

— Я сказала им, что отнесу тебе ужин и пойду спать. Они не следят за мной.

Она все настойчивее поглаживала его ширинку. Наконец, расстегнув на джинсах пуговицу, потянула вниз «молнию». Дженнингс испустил вздох облегчения, когда она высвободила из плена джинсов его подрагивающий член. Припав к его паху, она сомкнула губы вокруг розоватой выпуклой головки, обволакивая ее слюной, поводя языком. Он придвинулся ближе.

Запустив пальцы в ее волосы, он поразился их густоте. Затем руки его опустились ей на плечи — и еще ниже, на грудь. Сквозь тонкую ткань футболки он сжимал, поглаживал, теребил ее отвердевшие соски.

Она внезапно отстранилась. Затем, ухмыляясь, стянула с себя футболку и побежала к кровати. Дженнингс снял джинсы, рубашку, сдернул носки. Он смотрел на нее как завороженный. Паула выскальзывала из джинсов, извиваясь на постели, точно сбрасывающая кожу змея.

Обнаженные, они сплели тела.

Охватив пальцами ее левую грудь, он принялся покусывать сосок. Затем потянулся к ее правой груди. Рука Паулы нащупала его член; пальцы сомкнулись вокруг, кисть ритмично задвигалась. Дженнингс подался вперед, извернувшись таким образом, что голова его оказалась между ее ног. Уткнувшись носом ей в лобок, он высунул язык, лизнув припухлости половых губ. Погрузил пальцы во влагалище. Она задышала глубже, чаще.

— Ну давай же, давай, — прошептала она, задыхаясь.

И тотчас же уселась на него верхом, направляя его член в свою промежность, проталкивая его все глубже, глубже. Она судорожно захватывала ртом воздух, постанывая и вскрикивая. Дженнингс, замирая в истоме, мял пальцами ее колышущиеся груди. Паула резко наклонилась и поцеловала его, протолкнула язык между его зубов — и тотчас отвела, чуть приоткрыв рот, как бы приглашая проделать то же самое. В следующее мгновение он почувствовал, как зубы ее впиваются ему в язык. Почувствовал невыносимую боль, когда она прокусила его. Из его рта хлынула кровь, заливающая подбородок, грудь, простыни.

Резко откинув голову, она проглотила откушенное и снова наклонилась к его лицу, по-прежнему восседая на его съежившемся пенисе, все еще испытывая наслаждение от судорожных движений извивающегося под ней Дженнингса.

Оргазм у нее наступил, когда она грызла его верхнюю губу — отодрала ее передними зубами, энергично мотая головой.

Сделав несколько жевательных движений, она тотчас проглотила откушенную губу.

Глаза ее вспыхнули огнем безумия.

Сидя на судорожно бьющемся теле своей жертвы, она раскачивалась из стороны в сторону.

Дженнингс пытался закричать, но из горла его, заливаемого кровью, вырвался лишь хриплый стон. Она соскользнула с него и потянулась за вазой, стоявшей на тумбочке. Невероятной силы удар обрушился на голову Дженнингса. Ваза разлетелась вдребезги. На лбу несчастного открылась ужасная рана.

Когда Паула снова на него взобралась, глаза его закатились. Она же ерзала на нем, словно неудовлетворенная партнерша. Потом, схватив осколок вазы, принялась вспарывать его живот. Раздался хлюпающий звук — словно острые зубы вонзились в мякоть перезрелого персика.

Она запустила руку во вспоротую брюшную полость, сжала пальцами зловонный клубок кишок, напоминающий скопления извивающихся червей. Вырывая из брюшины склизкую, подрагивающую массу, Паула поднесла ее ко рту, вгрызаясь в нее зубами. Кровь стекала по ее пальцам, по подбородку, заливала простыню. Комната наполнилась тяжелым смрадом. Она по-прежнему раскачивалась из стороны в сторону, в экстазе закатив глаза. Из ее рта вываливались ошметки внутренностей. Подбирая их с залитой кровью простыни, она отправляла их обратно в рот, с наслаждением пережевывая.

Дженнингс не шевелился. К тому моменту, когда она принялась сдирать с его лица полосы кожи, он совсем уже затих.

Когда она потянулась к его глазу, дверь отворилась.

Глава 27

— Кто он? — спросил Хэкет и, отхлебнув из своей чашки, заглянул сквозь застекленное окошко в кабинет для допросов.

Вся обстановка комнаты, в которой он сейчас находился, состояла из стола и двух стульев. Кроме Хэкета присутствовали еще трое. Сержант Спенсер, инспектор Мэдден и третий, неизвестный ему мужчина.

— Его зовут Питер Уолтон, — проговорил сержант, заглядывая в раскрытую картонную папку, которую держал в руках. — Возраст — тридцать два года, без постоянного места жительства. Одиннадцать судимостей, правда, сроки небольшие — торговля краденым, прочие подобные мелочи.

— Грабежи, по-вашему, мелочи? — осведомился Хэкет, не спуская глаз с Уолтона, нервно комкавшего пустую пачку из-под сигарет.

Учитель дотошно изучал внешность задержанного, сидевшего в соседней комнате. Прямые волосы, местами с проседью. Болезненный цвет лица и глубоко запавшие глаза. Небрит. Отвисшая нижняя губа. На шее, чуть ниже челюсти, — темное родимое пятно. Тут Хэкет скорчил брезгливую гримасу: одна ноздря Уолтона была залеплена засохшими слизистыми выделениями. Когда тому наскучило забавляться с сигаретной пачкой, он запустил в нос пальцем и вытащил заскорузлую соплю. С минуту он изучал ее, рассматривая со всех сторон, затем вытер палец о штаны.

Спенсер не ожидал, что учитель заявится в полицейское управление сразу же после его звонка. Еще больше удивил его облик Хэкета: на руке белая повязка с проступившими на ней пятнами крови, растрепанные волосы, темные круги под глазами... И кроме того — сильный запах виски. Однако Спенсер воздержался от комментариев. Вместо этого он сразу же проводил всклокоченного учителя в помещение, откуда просматривалась комната для допросов, и усадил на стул Сержанта поразило, с каким вниманием Хэкет разглядывал Уолтона. Похоже, что для него была важна мельчайшая деталь внешности задержанного.

— Мы взяли его в Сохо, — сообщил Спенсер. — Он продавал видеомагнитофоны. И кассеты, украденные из вашего дома.

— Вы говорили, что обнаружили у нас в доме множество отпечатков пальцев.

— Верно. К сожалению, отпечатков Уолтона среди них нет.

— Вы должны за что-то зацепиться, — сказал Хэкет раздраженно.

— Кроме краденого, за ним ничего нет...

— Вы что же, намерены его отпустить? — взревел учитель. Впервые оторвавшись от окошечка, он пристально взглянул на Спенсера. — Он убил мою дочь, он не должен уйти.

— Мы этого еще не доказали, мистер Хэкет. Пока не доказали. А значит, задержать мы его имеем право лишь на срок до сорока восьми часов. По истечении этого времени он свободен. — Спенсер пожал плечами. — Мне это совсем не по душе. Но закон есть закон. Уолтон обладает всей полнотой гражданских прав.

— А как насчет моей дочери? — стиснув зубы, пробормотал Хэкет. — Как насчет ее прав?

— Послушайте, я же говорил вам: мы полагаем, что в убийстве вашей дочери замешаны двое. Возможно, Уолтон выведет нас на другого, на того, кто действительно убил вашу дочь.

— А почему вы уверены, что убийца не он?

— Потому что его группа крови не совпадает с группой того, кто насиловал девочку.

Хэкет судорожно сглотнул и отвернулся, вновь вперившись взглядом в Уолтона. Тот то кивал головой, то отрицательно мотал ею, отвечая на вопросы Мэддена. Испуганным он не выглядел. Даже несколько раз улыбнулся. Хэкет вцепился в подлокотники стула так, что костяшки пальцев побелели. Чего бы он только не отдал за то, чтобы побыть наедине с этим ублюдком, хотя бы минут десять!