Отбросы, стр. 43

— Это зависит от того, кто рядом со мной. Ты хороший слушатель, — улыбнулась она в ответ.

Они лежали на полу и занимались любовью перед излучающим тепло камином. Потом, опустошенные бурным всплеском страсти, долго приходили в себя. Почти не дыша, они крепко держали друг друга в объятиях.

Она слегка укусила его за плечо и на какое-то время зажала кожу между зубами. Когда отпустила, остался красноватый след.

— Ух! — воскликнул Рэндол и ущипнул ее за мочку.

Мэгги рассмеялась, взъерошила ему волосы, проследила пальцем линию его бровей, провела им по складкам и глубоким морщинам, пересекавшим его лоб. Опершись на локоть, она смотрела на него, зачарованная его мужественным лицом, изборожденным глубокими складками, каждую из которых она пыталась разгладить пальцем.

— Ты, должно быть, много страдал.

Он непонимающе взглянул на нее.

— Морщины, — сказала она, нежно целуя его в кончик носа. Он нахмурился, и она хихикнула: — А тебе известно, что, для того чтобы нахмуриться, необходимо задействовать сорок пять лицевых мускулов и только пятнадцать, чтобы улыбнуться?

— Благодарю вас, доктор, — отозвался он, сжимая ее нежную руку. — Мне нечасто выпадают поводы для улыбок.

Она кивнула, выражение ее лица смягчилось.

— А завтра я буду улыбаться, Мэгги? — с надеждой спросил он.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что произошло между нами сегодня. Или это было очередным приключением на одну ночь?

Она нежно поцеловала его в губы.

— Надеюсь, нет, — прошептала она.

— Одинокая докторша и циничный ожесточившийся коп, — произнес он. И ей показалось, что в его голосе прозвучала нотка сарказма, — просто идеальная парочка.

Она улыбнулась, заметив, что тон его смягчился. Он потянулся и прижал ее к себе. Они смотрели друг другу в глаза, и в который раз он оказался в плену этих сапфиров, светивших прямо в душу.

— Тебя не удивит, если я скажу, что ты у меня первая женщина после смерти Фионы?

У Мэгги это признание вызвало легкий шок.

— Лу, прости, что заставила тебя чувствовать себя виноватым. Я...

Он приложил палец к ее губам и заставил молчать.

— Надеюсь, что не буду вечно жить прошлым, — мягко пообещал он. — Ничто уже не вернет ее и Лизу. У меня есть воспоминания, и я благодарен за это судьбе. Я любил Фиону так сильно, что, думал, большего чувства уже невозможно испытать. Но после рождения Лизы моя любовь разгорелась еще сильнее. Когда их не стало, что-то умерло во мне вместе с ними. — Горло его сдавил спазм, и Мэгги видела, что его глаза затуманены воспоминанием о прошлом.

— Не надо об этом, — произнесла она, гладя его по щеке.

— Нет, все в порядке, — заверил Рэндол. — Впервые с тех пор я хочу говорить об этом. Пять лет я носил все это в себе. И до сегодняшнего дня не было ни одного человека, кому бы мне захотелось рассказать...

В душе Мэгги что-то дрогнуло, ее захлестнуло какое-то удивительное чувство к этому человеку.

Ее голос прозвучал сначала задумчиво:

— Знаешь, все эти годы я считала себя независимой. — И с горечью, помолчав, закончила: — А на самом деле была ни чем иным, как отработанной породой.

— Не говори так.

— Это правда. Не помню, скольких мужчин я имела. Или здесь я тоже ошибаюсь: скорее всего, они имели меня. — Она поцеловала его в щеку. — И, знаешь, чего мне больше всего недоставало?

Он покачал головой.

— Детей. Я всегда любила детей, но моя проклятая работа непременно оказывалась на первом месте, даже если речь заходила о детях. Может, поэтому я работаю с детьми. Несостоявшаяся мать!.. Родитель по доверенности, — невесело улыбнулась она. — Чего бы я ни отдала, чтобы иметь собственного ребенка... — Она позволила фразе повиснуть в воздухе.

— А не многовато ли душевного стриптиза для одной ночи? — усмехнувшись, сказал Рэндол, коснувшись ее лица. Он снова притянул ее к себе и поцеловал. Она пылко ответила на его ласку и тут же вскочила на ноги. Обнаженная, она стояла перед ним, и он зачарованно смотрел на плавные линии ее мерцавшего в полумраке тела.

— Давай спать, — произнесла Мэгги, выключая свет.

Оказавшись в постели, они вновь почувствовали, как в них поднимается страсть, и слились в любовном порыве.

Потом, изможденные, уснули. И после неистового совокупления они как бы очистили душу и тело, освободившись от общего демона, покинувшего их после ритуала изгнания дьявола.

Часть третья

Глава 37

Гарольда трясло, тело била безудержная дрожь. Он опустился на колени перед тремя зародышами и протянул руку, чтобы коснуться лежавшего с краю. Кожа эмбриона напоминала на ощупь вздувшийся шар или готовый лопнуть волдырь. Когда пальцы Гарольда коснулись его груди, тот едва заметно пошевелился. Существо сипло булькало, и Гарольд весь съежился при виде появившейся в уголке его рта желтоватой жидкости. Глаза эмбриона-мутанта были закрыты, сквозь тонкую пленку век просвечивала чернота зрачков.

Двое других монстров подползли ближе к Гарольду, их черные глаза мерцали угрожающим блеском. Гарольд огляделся по сторонам. На него обрушилась лавина звуков. Он затряс головой, пытаясь избавиться от шума и треска в ней, напоминающих радиопомехи. Постепенно слышимость прояснилась, беспорядочное шипение обрело смысл.

— Да что с ним такое? — спросил вслух Гарольд, не сводя глаз с вяло шевелившегося зародыша. Постепенно тот затих, тонкие губы подрагивали, густая жидкость, напоминавшая гной, вытекала изо рта. — Пожалуйста, скажите мне, — чуть ли не умолял Пирс.

Шипение стало более громким.

Гарольд покачал головой.

— Нет.

Они настаивали.

— Что я должен делать?

Последовали приказы, которых он не мог ослушаться. Гарольд взглянул на заболевшего зародыша и на его более жизнеспособных собратьев. Какое-то мгновение он колебался, поняв, чего от него требуют. Но его сопротивление длилось не больше секунды. Он поднялся на ноги и двинулся в дальний угол комнаты к одеялу, на котором спал. Под скрученным пальто, служившим ему подушкой, лежал кухонный нож. Гарольд поднял его, задержав взгляд на тусклом лезвии, и поспешил к зародышам. В затылке стала подниматься ноющая боль. Он наклонился над квелым выкидышем и увидел, как два других вперили в него свои глаза. Они не спускали с него грозного взгляда, следя за тем, как он закатывает рукав и оголяет руку с чудовищными пурпурными шрамами и рубцами. Держа нож в правой руке, он вытянул левую руку и принялся сжимать и разжимать пальцы до тех пор, пока не обозначились вены. Он с трудом сглотнул и занес нож над собственной плотью.

Гарольд быстро провел лезвием по руке и вздрогнул от боли. Холодный металл разрезал кожу и вскрыл вздувшиеся вены. Кровь хлынула из раны. Выронив нож, Гарольд схватил правой рукой левую. Порез саднило, и левая рука начала неметь. Переборов подступившую слабость, он медленно опустил порезанную руку, позволив крови стекать вниз. Красный поток бежал по руке, потом по пальцам, и Гарольд осторожно поднес их к губам умиравшего зародыша таким образом, чтобы живительная влага попадала тому в рот. Существо слабо зашевелило губами, часть крови попала ему на лицо и живот. Оно издало какой-то мяукающий звук, пытаясь проглотить кровь, смешавшуюся с выделениями, вытекавшими изо рта. Гарольда трясло, боль охватила всю левую руку, но он продолжал держать ее над зародышем, жадно слизывавшим кровь распухшим языком. Гарольд как во сне дотронулся правой рукой до существа.

— Я сделал, что вы хотели, — прохрипел он, обращаясь к двум приковавшим его своими взглядами монстрам. Господи, они уже такие крупные, подумал он и, застонав, отшатнулся. Он зажал порез на руке, задев пальцами недавний рубец. Кровь сочилась сквозь стиснутые пальцы.