Невозможный Кукушкин, стр. 18
Надо сказать, что класс при этой церемонии завороженно замолчал и даже не запросился на перемену. Гости были какие-то необыкновенные, не наши! Наверно, иностранцы. Они всегда с такими собаками таскаются, а потом завещают им небоскрёб. Ещё подумают, чего доброго, что в 5-м «б» порядка нет, и напишут про это в своих газетах. Не дождётесь! А переводчица у них ничего тётка! По-нашему говорит что надо, не споткнётся!
Светлана Леонидовна чуть-чуть попятилась назад. Господи, почему по-английски? Почему Петуховская, а не Сорокина? Должна прийти токарь Сорокина… Ну ладно, пусть будет Петуховская… какая разница.
— Ребята, — обратилась она к классу, и ей захотелось вложить в эти слова особую теплоту и задушевность.
Всё-таки ей было немного жаль гостей. Сейчас представители начнут путаться в словах: не все же из них умеют разговаривать с детьми. Ей станет немного, самую малость, за них неловко… дети это почувствуют.
Но надо провести мероприятие.
— К нам в гости сегодня пришли наши шефы, рабочие завода «Русский витязь». Поприветствуем гостей, ребята! Товарищи нашли время, чтобы увидеться с нами.
«Хо-хо! — сказал класс про себя, погружаясь в аплодисменты. Хлопали от души. Чем дольше хлопаешь, тем меньше времени им говорить! — Так это, оказывается, наши, а не иностранцы… Ничего себе…»
— Раздевайтесь, товарищи. Пальто можно положить на последнюю парту.
ЧТО-ТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?
И вправду — что-то будет дальше? Речь учительницы привела незваных гостей в необыкновенное состояние, они потеряли всякую способность самостоятельно, без подсказки, думать. И даже этот корифей, Гуслевич, который всегда считал себя всех умнее, и тот покорно потащился на последнюю парту и там сбросил свою нейлоновую куртку.
Впоследствии всю вину за это приключение он активно сваливал на подполковника Новодедова, который, дескать, первый потянулся на последнюю парту… На что Новодедов удивлённо отвечал ему: «Ну хорошо, я потянулся… Но у тебя-то своя голова на плечах есть или как?»
Но все эти разговорчики и поиски виноватых начнутся потом. Пока все четверо сняли пальто, а Серафима Петровна сняла вдобавок боты. Она с явным удовольствием рухнула на последнюю парту и посадила с собой рядом Расстегая Иваныча, который счастливыми глазками уставился на Светлану Леонидовну, — он всегда мечтал побывать в школе.
А как же Ярослав Кукушкин? Хотите верьте, хотите нет, но вся великолепная четвёрка, потрясённая новыми событиями, совершенно забыла о нём. И только его дневник, выскользнувший из руки Новодедова, тоскливо вспоминал своего хозяина: надо же — он, дневник, на уроке, а хозяина нет. Обычно всё бывало наоборот.
— Начнём, товарищи шефы. Кто из вас первый?
Все почему-то уставились на Новодедова — этот не подкачает!
Новодедов крякнул:
— Позвольте-позвольте, почему я?
Класс засмеялся, а Новодедов вспомнил, что действительно ему, как бывшему военному, не к лицу отступать и прятаться за чужую спину.
Новодедов вышел на середину класса и густо покраснел. Ох, и тяжело же говорить!
— Значит, так, — кашлянул Новодедов. — Скажу вам откровенно: тут вышла какая-то ошибка.
Светлана Леонидовна высоко взметнула брови.
— Никакие мы не рабочие. Я, например, бывший военный, подполковник в отставке, Новодедов.
В классе возник шум недоверия: военный, а где твои погоны?..
— Да-да, я вас понимаю. Но, к сожалению, уж так получилось. Я не готовился специально прийти к вам, а то бы, конечно, надел парадную форму и подготовил выступление заранее. А сейчас я стою, как под обстрелом… Я вообще так много детей сразу второй раз в жизни вижу. Как это впервые случилось, я вам, пожалуй, сейчас и расскажу.
ЛЕГЕНДА О ЛЕЙТЕНАНТЕ
Есть всё-таки на свете необыкновенные люди. Смотришь на них и диву даёшься: как будто бы они как все и всё-таки до чего особенные!
Таким особенным в нашем полку был мой друг Николай — командир разведывательной роты. Увидишь его издали — и уже тебе хорошо и весело становится. Все, кто знал его, соврать не дадут.
Лейтенант он был, отчаянной смелости человек и весёлый очень. Расскажу вам про самое шумное его дело. Впрочем, какое дело? Просто ушли они на разведку втроём. С ним всегда ходили Костя Петров и Скрипка Иван Иванович — украинец. Надо было узнать, как охраняется железная дорога на станции Воропаево и часто ли ходят по ней поезда с боеприпасами.
Должны они были вернуться на второй день, и на третий их нет. Думаем: всё — амба! Вдруг как будто по лесу мелкий дождичек застучал, и всё ближе, ближе к нам шумит лес. Мы часть в тревогу подняли, залегли… Смотрим, выходит из леса видимо-невидимо детей — их потом триста человек оказалось! — верёвками друг к другу привязаны, чтоб не потерялись, и ведёт их Николай, в шею раненный, голова почти лежит на плече. Позади колонны — весь седой, Петров и Скрипка. Костику не было и тридцати, а весь белым стал. Что же оказалось?
Разведали они всё, что надо, собрались уходить, вдруг видят — поезд подходит. Из какого-то вагона дверь отошла, и кто-то маленький выпрыгнул и покатился по насыпи, упал почти что рядом с ними, лежит и не шевельнётся. Это уж им совсем ни к чему было: вдруг погоня начнётся за этим «прыгуном», а тут они — разведчики.
Стали тихо и быстро уползать. Но всё-таки лейтенант не выдержал и решил посмотреть на того, кто прыгнул. Решил и решил. Сам себе командир. Подполз и увидел, что это мальчишка и он давно уже мёртвый. Такого и выбросили.
Не знаю, как там у них дело дальше повернулось, только Николай с товарищами освободил целый поезд наших детишек, которых фашисты в рабство угоняли. Освободить — ещё туда-сюда, мне понятно. Но как он их через линию фронта провёл?!
Шум в части поднялся такой, что дошло до командующего армией: во-первых, подвиг небывалый, а во-вторых, куда детей девать? Командующий армией сказал: «Молодец, лейтенант!» — и орденом наградил его и товарищей, которые с ним были. С тех пор Николай находился как бы под покровительством командарма. Но не пользовался этим, воевал, как и мы, без послабления.
ХОЧЕТСЯ ПЛАКАТЬ
— Вот про это я и хотел вам рассказать, — закончил Новодедов.
Класс, заворожённый рассказом, долго молчал, а когда наконец очнулся, то закричал требовательным хором:
— Ещё! Ещё расскажите! Что с лейтенантом дальше было?
Новодедов погрустнел, покрутил рукой в воздухе и сказал:
— С ним много чего было! А в конце войны его у… — И осёкся, потому что встретил умоляющий взгляд Светланы Леонидовны, и торопливо добавил: — Ещё одним орденом наградили!
Класс взорвался радостными криками, и среди этих воплей Новодедову послышался какой-то странный одиночный звук, как будто кто-то всхлипнул.
Новодедов вытер платком горящее лицо и поискал глазами проникновенного слушателя. Навстречу ему с последней парты из-за груды пальто высунулась робкая рука и тут же спряталась.
— Ты чего? — доверительно сказал он руке. И вдруг что-то приглушило восторженный класс. Настала тишина, и в этой тишине все повернули головы в том направлении, куда было обращено лицо Новодедова.
— Как была его фамилия? — спросил чей-то голос с последней парты, и нельзя было определить, чей это голос, потому что лицо спрашивающего было закрыто руками.
— Лейтенант Николай Трескунов, — торжественно сказал Новодедов.
— Я так и чувствовала, — прошептала Серафима Петровна, открывая лицо, — это был он, Николаша.
Класс, словно заколдованный, молчал, ничего не понимая. Вдруг Мина Ивановна выпрыгнула на середину класса, своротив по дороге парту с Пчелинцевым и Нырненко, и воскликнула:
— Вот она! Посмотрите на неё, нашу дорогую Серафиму Петровну! Она — мать героя лейтенанта Трескунова! Столько лет Серафима Петровна про него ничего не знала — и вдруг!.. Спасибо тебе, Новодедов!