Семнадцатилетние, стр. 99

Через четыре дня цех был чист. Пол оказался цементным, и хотя его нельзя было натереть, как обещал Михаил Сергеевич, но танцевать было можно, что девушки и делали, когда оказывался вынужденный простой из-за отсутствия автомашин.

Наконец, ушел последний грузовик, провожаемый восторженными криками. Лопаты сложили в угол, и Василий Иванович повел девушек в заводоуправление. Войдя в просторный кабинет директора, девушки расселись по стульям. Ждать пришлось недолго. Вошел директор, высокий, широкоплечий человек с густыми бровями и прямым носом. Они видели, как он раза два вместе с Михаилом Сергеевичем заходил посмотреть на их работу, но даже и не подозревали, что это директор. Вместе с ним пришел старичок кассир, а вскоре появились и Михаил Сергеевич с Ольгой Николаевной.

— Ну что, Анюта, наработались? — спросила Ольга Николаевна с улыбкой.

— Да. Закончили. Даже не верится!

Директор постучал карандашом по стакану и обратился с короткой речью:

— Ну, дорогие помощники… Не знаю, как вас назвать иначе. С работой вы справились хорошо. На день раньше. А значит — план перевыполнили. Такая уж традиция установилась в советской стране — перевыполнять план! Я хотел поблагодарить вас за помощь. Вы принесли большую пользу заводу, потому что рабочих у нас пока еще не хватает. Теперь остается пожелать вам успехов в ученье. А когда закончите школу, техникумы, институты, курсы, то милости просим к нам на завод работать. Евграф Спиридонович, где ведомости?

Старичок засуетился, достал нужные бумаги и разложил их на столе. Затем вынул несколько пачек десятирублевых бумажек и передал директору.

— Я попрошу вас расписаться в ведомости. Мы никого не выделяли, а просто расписали всю сумму поровну на всех работавших. Деньги я передам вашему комсомольскому секретарю. Вы уже сами делите их.

— Можно мне сказать? — попросила Лена Мельникова.

— Пожалуйста!

— Девочки! Мы решили сделать так… Каждому классу по тысяче рублей. Деньги я передам представителям юбилейной комиссии, а вы согласуйте между собой и покупайте… Катя просила сообщить, что десятый класс покупает часы. Расписывайтесь!

С чувством глубокого волнения и радости подходили девочки к столу. Против каждой фамилии стояла цифра первого в жизни заработка — 63 рубля 70 копеек.

С сияющими глазами, стесняясь своих счастливых улыбок и сдерживая их, они робко брали перо и расписывались.

СУББОТА

В субботу Светлана проснулась от жалобного подвывания собаки и металлического скрежета. В комнате горел свет. Петя задумал очередной радиоприемник и последние дни, охваченный творческим азартом, вставал раньше сестры и мастерил без передышки. Пила его противно визжала, и от этого звука не только у девушки, но, видимо, и у щенка, сидящего возле мальчика, сводило челюсти.

— Петушок, что ты делаешь! Я же сплю.

— Как это спишь, когда разговариваешь?

— Ты меня разбудил.

— Не беда! Уже поздно. Ты же сама говорила, что утром придет Женя, — невозмутимо ответил он, продолжая работать.

— Ой! Перестань скрипеть! У меня зубы заболели.

— Сейчас… Какие-то вы, девчонки, недотроги, — проворчал он, кончая пилить.

— Пря чем тут девчонки? Ты посмотри, как бедный Трюк воет.

— Это он поет.

— Действительно! Запоешь тут…

— Конечно, поет. Вот послушай, как он уже умеет. Водя маленьким напильником о железную планку,

Петя начал извлекать тонкие скребущие звуки, уговаривая при этом щенка:

— Спой, Трюк! Ну, спой немножко.

Не понимая, чего от него хотят, щенок помахивал хвостом и вопросительно смотрел на мальчика. Затем на него напала зевота, и, наконец, не выдержав, он поднял голову и протяжно завыл.

— Во! Молодец! Слышишь, как поет? Тенор!

— Не мучай ты его! Хорошее пение, нечего сказать!

Откинув одеяло, Светлана соскочила на пол и быстро начала одеваться. Вся ее одежда, вплоть до ботинок, лежала сейчас на тумбочке. Почему-то Трюк особенно настойчиво охотился за ее вещами. Стоило Светлане что-нибудь забыть или положить на стул, как вещь моментально исчезала. Место, куда щенок таскал и прятал разные тряпки, чулки, ботинки, щетку, кости, недоеденный хлеб, он облюбовал под кроватью Светланы. Там было чисто, не пахло железом, машинным маслом или бензином. Трюк явно не любил техники и поэтому даже спать предпочитал подальше от своего хозяина, чем сильно огорчал мальчика.

— Петушок, а ты гулял с ним? — спросила Светлана, глядя на сидевшего возле нее щенка.

— Ясно, гулял.

За последний месяц Трюк сильно подрос и изменился. Уши его стояли торчком, хвост сделался пушистым, заворачивался колечком на спину. По определению Игоря, это была чистокровная лайка.

Потрепав щенка по шее, Светлана отправилась на кухню.

Бодрое, приподнятое и удивительно приятное состояние, связанное с ожиданием чего-то большого, не покидало девушку все эти дни, и она с нетерпением ждала субботы. Каждое утро, подметая пол или моя посуду, она старалась представить, как произойдет их встреча с Алешей и о чем они будут говорить. Иногда это выходило естественно и просто, но иногда ей казалось, что она смутится, растеряется и непременно скажет какую-нибудь глупость. От такой мысли она приходила в ужас и долго не могла успокоиться.

Раньше Светлана никогда не думала о медали. Училась хорошо потому, что хотела учиться, потому, что хорошие отметки были самой приятны и радовали мать. После Алешиного письма ей очень захотелось получить медаль: она так ясно представляла себе выражение Алешиного лица, когда она скажет ему о медали.

Женя пришла раньше, чем обещала. Светлана была еще занята на кухне, и дверь открыл Петя.

— Ты что это творишь? — спросила она, проходя в комнату.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — пробубнил мальчик.

— Нет, серьезно! Опять приемник?

— Ну что я тебе буду объяснять? Все равно же ты ничего не понимаешь! — отмахнулся он, не отрываясь от работы. — Ну, приемник!

— Собственной конструкции?

— Не твоей же…

— По-моему, ты больше ломаешь, чем монтируешь! Петя презрительно фыркнул. Во Дворце пионеров была намечена техническая выставка, и мальчик решил удивить всех радиолюбителей. Задуманный им приемник должен быть круглый, как маленький бочонок. Но это не главное. Фокус заключался в том, что бочонок будет вращаться и тем самым настраиваться на разные волны. Изобретение свое он держал в страшной тайне, а поэтому и не хотел говорить с Женей. Кроме того, он глубоко презирал всех, кто считал, что приемники существуют для слушания каких-то концертов. Интерес в том, чтобы делать их, монтировать, изобретать новые схемы. По мнению Пети, передачи в эфире существовали только для того, чтобы проверять вновь построенные приемники. Пришла Светлана и со смехом показала руки:

— Смотри, Женя!

— Что, мозоли? А у меня! — сказала подруга, протянув свои руки. — Вот эта лопнула и болит…

— Подумаешь, чем хвастают, — проворчал Петя. — Мозоли! Я себе даже все руки порезал, и то не хвастаюсь. У меня даже на ноге есть мозоль.

— От работы? — спросила Женя.

— От лыжной вылазки, — ответил он и снова принялся пилить железо.

— Подожди ты, Петушок! — взмолилась Светлана, зажимая уши. — Сейчас я уйду и тогда пили, сколько влезет.

— Не понимаю, что тебе не нравится? — удивился мальчик. — Только поскорей уходи, а то мне некогда!

Он демонстративно сложил руки на коленях, ожидая, пока сестра позавтракает и уйдет из дома.

Кате поставили телефон. Вчера вечером она пришла с завода домой усталая и не сразу его заметила. Отец с матерью молча переглядывались, пока она обедала, и ничего ей не говорили. И вдруг телефон зазвонил. От неожиданности Катя поперхнулась супом.

— Телефон!

Он стоял на тумбочке, черный, гладкий, с диском посредине, с трубкой… и главное, звонил.

— Ну, что ты рот разинула! Иди слушай, — сказал Михаил Фомич. — Кто там еще названивает…