Семнадцатилетние, стр. 9
Но странное дело! Некоторые девочки не только не одобрили ее поступка, а даже рассердились. Катя Иванова, например, прямо заявила, что шутить и издеваться над чувствами человека — недостойно комсомолки. Этим может развлекаться избалованная и скучающая от безделья барышня, но никак не советская девушка.
Разгорелся спор. Уроки и другие дела помешали выяснить, кто прав, и вот сегодня спор снова вспыхнул.
— Ты, конечно, с нами не согласна! — горячо говорила Светлана. — Мы вообще соглашаемся чаще всего с теми, кто нас хвалит, а кто критикует…
— Подожди, Света! — крикнула Женя, выбегая к столу. — Мне пришла в голову гениальная мысль! Мы сейчас устроим суд над Лидой. Я — председатель. Она — обвиняемая. Вы делитесь на прокуроров и защитников. Не спорить! Кто хочет защищать, переходите направо, кто обвинять — налево. Живей, живей, скоро звонок!
Эта мысль понравилась, и властный тон старосты, не принимавшей возражений, подействовал. При переходе произошло замешательство. Некоторые еще не совсем определили свое отношение к поступку Лиды и не знали, куда им примкнуть: к прокурорам или защитникам? Рая Логинова, как всегда, осталась безразличной и со сдержанной улыбкой сидела за партой.
— Ну скорей же! Порядок такой: сначала говорит прокурор, затем ему отвечает защитник, потом опять прокурор, а потом защитник. Лида, тебе последнее слово. Начинаем! Только покороче. Не растекайтесь. Слово прокурору. Продолжай, Светлана!
— Я не знаю, почему и как все произошло, — начала Светлана, тряхнув головой. — Я могу говорить о самом факте. Это жестоко! Если мальчики хорошо к тебе относятся…
— Влюблены, — подсказала Тамара.
— Пускай влюблены… То они переживают и, может быть, страдают. А разве можно смеяться над страданиями людей? Кто так может поступать? Только тот, кто сам никогда не переживал. Мы с тобой комсомолки и серьезно должны смотреть на жизнь. Мне жаль, что ты так сделала. Ты размениваешься…
— Ну-у… куда заехала! — оказала Лида.
— Определенно так! Не разменивается тот, кто серьезно смотрит на человеческие взаимоотношения, какими бы они ни были.
— Все? Слово защитнику. Валя, говори!
— Я в корне не согласна со Светланой. Если так смотреть на жизнь, то от скуки можно засохнуть. Пока мы молоды, надо жить весело. Лида красива. Все это видят, и мы знаем, что мальчики в нее влюбляют. Что же ей делать? Тоже во всех влюбляться, по-твоему? Нет, ничего плохого она не сделала. Если бы я имела ее наружность, я бы придумала почище…
— Бодливой корове бог рог не дает — заметила Катя Иванова.
— Дальше — прокурор. Кто хочет? Нина Шарина!
— Я думаю, что все прокуроры будут говорить одно а защитники другое. Я расскажу вам один случай, про который слышала… неважно, от кого! Один юноша полюбил девушку, вроде Лиды. Он ее очень сильно любил. Однажды они гуляли и забрались на утес. Он ей сказал о своем чувстве, а она стала смеяться и говорить, что не верит: «Прыгни вниз, тогда поверю!» Он на нее посмотрел и сказал: «Хорошо, я прыгну, чтобы ты знала, как я тебя люблю». Взял и прыгнул…
— А она не удержала? — вырвалось у Нади Ерофеевой.
— Нет. Ей было интересно.
— Ну, а дальше? Он разбился? — снова спросила Надя.
— Это неважно. А разве этот случаи не похож на Лидин поступок?
— Все? Кто из защитников? Тамара!
— Я считаю, что тот, кто прыгнул с обрыва, просто идиот. А если эти пришли на свидание не первый раз, го они дураки, а дураков надо учить…
В это время раздался звонок.
— Девочки! Мы с ума сошли! — с ужасом крикнула дежурная. — Сейчас же химия!
Схватив тетради, они бросились в химический кабинет.
В ХИМИЧЕСКОМ КАБИНЕТЕ
Неустанной заботой Василия Васильевича химический кабинет школы был отлично оборудован. Слева, вдоль стены, стояли шкафы, где хранились различные приборы для опытов. В верхней половине шкафов, за стеклами, как в аптеке, расставлены на полках многочисленные колбы, бутыли, бутылочки, банки с химикалиями. В углу сделан специальный шкаф с вытяжной трубой. Рядом водопроводный кран с громадной раковиной. Позади учительского стола обычная черная доска. На стенах развешаны всевозможные таблицы, среди которых главное место занимали таблица элементов Менделеева и его портрет.
Василий Васильевич был невысокого pоста, худенький человек с редкими седыми волосами, работал он в школе много лет. В старомодном, тщательно вычищенном и разглаженном костюме, он ходил из кабинета в учительскую слегка сгорбившись и чуть подпрыгивая на каждом шагу.
Это был добрейшей души человек. Ни одна из учениц не могла вспомнить, чтобы он сделал кому-нибудь резкое замечание или рассердился.
Когда во время опытов кто-нибудь забывал закрыть пробкой кислоту, он подзывал пальцем виновную и мягко говорил:
— Вы нарушили основное пра…
— …вило! — заканчивала ученица.
— Какое? Догадайтесь, пожалуйста.
— Не закрыла серную кислоту.
— Совершенно верно! Прошу это запомнить.
Предмет свой он знал прекрасно, любил его, и поэтому, вероятно, любили химию и ученицы. Когда Василий Васильевич объяснял очередной урок, то они узнавали массу интересных вещей, с которыми постоянно сталкивались в быту, не подозревая, что все это имеет отношение к химии: почему нельзя мыть щелочью шерстяные вещи? Как выводить жирные пятна? Чем уничтожить в чайнике накипь?
Вызывая кого-нибудь к столу или занимаясь повторением опытов с отстающими, он обычно так увлекался, что не обращал внимания на остальных. И девочки не злоупотребляли добротой старика, а если кто-нибудь забывался и начинал «бубнить», то разговаривающих одергивали сами ученицы.
Спеша сейчас в химический кабинет, Катя предупреждала:
— Имейте в виду, как только переступим порог кабинета, — всякие суды из головы долой! А то я покажу вам прокурора! Слышала, Надя?
— А что такое?
— Слышала, что я сказала? В перемену договоришь.
— Чего ты прицепилась ко мне! — возмутилась Ерофеева. — Все же разговаривают!
Василий Васильевич сидел за столом с надетыми на нос очками и перелистывал классный журнал.
— Садитесь, пожалуйста, девочки! — сказал он, улыбаясь.
Когда все уселись, он вызвал к доске Холопову: Попрошу вас написать структурные формулы циклопара…
— …финов! — закончила Клара.
— Отлично!.. Содержащих в цикле 3, 4, 5, 6, 7 атомов… чего?
— Углерода.
— Очень хорошо! И, пожалуйста, не торопитесь. Клара подошла к доске, взяла мел и принялась чертить формулы.
— Логинова Раиса, пожалуйста, ко мне! — продолжал учитель. Вас я попрошу рассказать нам все, что вы знаете о нефти.
Пока Рая и Клара отвечали, Катя сердито поглядывала на подруг, пытавшихся продолжать начатый в классе спор. Несколько раз она погрозила кулаком шептавшимся и добилась того, что шушуканье прекратилось, но началась переписка.
Любопытная Надя отправила записку Шариной:
«Нина, напиши, правда ли он прыгнул и что с ним стало дальше. Я никому не скажу».
Нина ответила на этом же листке бумаги:
«Прыгнул, но случайно не разбился. Потом он ее возненавидел».
Записку передавали через третьи руки, и по пути кто-то подчеркнул слово «возненавидел» и добавил:
«Так и надо!»
Другая страница, вырванная из тетради, была отправлена по рукам.
«Я читала где-то, что любовь и дружба проходят по земле с замкнутыми устами и с вуалью на лице. Ни один человек не может сказать, как он любит. Он может только чувствовать любовь».
Кто-то из передавших написал свое мнение:
«Сказано хорошо и правильно! Чувство не имеет слов».
Нина Косинская убористым почерком написала:
«Девочки, вы пишете о любви. По-моему, это не главное… Дружба — это тоже любовь. Что сильнее? Можно ли дружить с мальчиком?»
«Любовь и дружба — совсем разные вещи. Можно любить и не дружить. Можно дружить и не любить».